- А каково было мне, оставшись в доме, постоянно думать о том, что лишь вчера в этой комнате мы вместе с Ребеккой смеялись, лишь неделю назад играли в прятки в саду, несколько дней вместе сочиняли рондо? То и дело мне слышался отовсюду ее звонкий голос...
Венсан обнял брата за плечи, прижал к себе. Потом спросил тихо и проникновенно:
- Ты любишь ее до сих пор?
- Не знаю...
- Она, наверное, колдунья, брат. Ей удалось свести с ума двух молодых дворян, ставших впоследствии рыцарями, давших обет безбрачия только затем, чтобы не предать своей первой любви!
- Она не колдунья, она... богиня, брат...
- Вот ты и ответил на мой вопрос. А что бы ты сделал тогда, если бы всё узнал?
- Я бы ушел вместе с нею! И будь что будет!
- А вот и глупость! Тогда это была бы глупость, разве не так, Северин?
- Возможно. И каждый из нас прожил бы иную жизнь...
- Да, ты прав, - задумчиво сказал Венсан. - И в этих иных жизнях мы могли бы уже никогда не встретиться. Но случилось то, что должно было случиться, что было написано в наших книгах судеб. И лишь теперь, после стольких лет разлуки и скитаний, мы вместе, мы снова все вместе, и должны сделать так, чтобы нам всем было хорошо в этом мире. Ты согласен?
- Согласен.
- И мы с тобой не будем соперниками, брат? Как не были соперниками тогда...
Северин поднялся, задумался, долго глядя в окно на проснувшуюся улицу. Потом вдруг резко повернулся к Венсану.
- Они знают? - спросил он. - Я имею в виду женщин...
- Они знают то, что должны знать, - ответил Венсан и опустил голову. Потом добавил с грустью: - И она по-прежнему любит тебя, брат...
***
Венсану де Брие за завтраком досталась роль пассивного наблюдателя. В центре внимания, и это было неудивительно, оказался его брат. Обе женщины не сводили с него своих бархатных черных глаз, только наполнены эти взгляды были по-разному. Ребекка не могла скрыть внутреннего ликования и восторга, Эстель проявляла довольно сдержанное любопытство.
По этой же причине и беседа между ними разделилась на два на первый взгляд не связанных между собой диалога: Ребекка, пронесшая свою любовь через десятилетия, наслаждалась теперь обликом и голосом Северина, Эстель же, будто не обращая на них внимания, разговаривала с Тибо, приютившимся на краю стола.
- А почему ты вернулся без Луи? - спросила она. - У него отдельное поручение от дяди Венсана?
- Нет, что ты! - уверенно ответил Тибо. - Просто Луи решил вернуться не сюда, а к своей прежней жизни. Всю дорогу он жаловался на то, что ему трудно, что он сильно устаёт в поездках, что не привык подчиняться кому бы то ни было и хочет снова стать вольной птицей.
- И что? Дядя Венсан отпустил его?
- Как видишь, Эстель. У нас был договор: после поездки в Англию хозяин отпустит Луи.
- Это правда, дядя Венсан? - не унималась девушка.
- Что? - переспросил де Брие. Он был рассеян, чего раньше за ним не замечал никто. Он не мог собрать вместе даже несколько коротких мыслей: они разлетались от него, они ускользали, как бабочки ускользают от сачка энтомолога. - О чем вы?
- Это правда, что вы отпустили Луи?
- Да, правда.
- А вы не боитесь, что он может кому-нибудь проболтаться о том, чем занимался с нами?
- Он не проболтается, милая девочка, - задумчиво ответил де Брие. - Он дал мне клятву, и я ему поверил.
- А мне все время казалось, что Луи себе на уме. Я просто боялась об этом говорить...
- Напрасно, - ответил рыцарь. - Обо всех своих подозрениях ты должна была мне говорить немедленно.
- Я не знала. У вас свои, мужские правила...
- Но однажды ты приняла их, не так ли?
- Да, это правда. И я до сих пор не жалею об этом.
Глаза Эстель засветились гордостью. И еще вспыхнуло в них что-то такое, о чем женщины предпочитают умалчивать.
- Я думал, что уже никогда не увижу тебя, - сказал тем временем Северин, глядя на Ребекку.
В его глазах вместе с пламенем отважного воина была еще какая-то едва уловимая мягкость, почти смиренность, присущая людям глубоко верующим не только в Бога, но и в земную справедливость, поборниками которой они сами являлись.
- Это я думала так, сеньор... Вначале. Но я молилась, долго молилась, чтобы Господь не оставил меня в одиночестве. И вот...
- Мы встретились, и мы сидим за одним столом - как в юности. Только в другом доме, в другом городе. Да и сами мы - другие...
- Мы другие только внешне, - поспешила вставить Ребекка. - Годы изменили наш облик, но не состарили наши сердца. Во всяком случае, моё трепещет, как тогда... вы помните?
- Да, я понимаю, о чем ты говоришь, Ребекка, - кашлянув, ответил Северин.
- И еще у меня есть прекрасная дочь!
- Да, она унаследовала все твои лучшие черты.
- И не только мои, сеньор!
- Да, конечно...
Северин де Брие отвел взгляд, перевел его на брата, но тот хмуро молчал, уставясь в одну точку.
- А какой Лондон, Тибо? - воспользовавшись паузой, спросила Эстель. - У тебя было время погулять по городу?
- Конечно, было. Его милость дал мне достаточно денег для того, чтобы я посетил самые лучшие заведения английской столицы.
- Брось! Неужели ты только и делал в Лондоне, что сидел по кабакам?
- Нет, конечно. Я видел Темзу, на этой реке стоит город. По размерам он такой же, как Париж. Только несколько дней кряду шел дождь. А река шире Сены - мне так показалось.
- А женщины, Тибо?
- Что ты имеешь в виду?
- Англичанки - они красивы?
- Так себе, - покривился Тибо. - Если бы ты жила в Лондоне, непременно бы считалась первой красавицей!
- Да ну тебя! - Девушка порозовела, но было заметно, что ей приятны слова Тибо. - А в каком доме ты жил там?
- У графа небольшой, но довольно крепкий домик, - ответил Тибо, покосившись на Северина де Брие. - Возможно, ты когда-нибудь побываешь в нем.
- И я? - спросила Ребекка, обращаясь к английскому гостю.
- Жизнь покажет, - уклончиво ответил тот.
2
"Я знаю! Я теперь всё знаю про де Брие! Когда ты ушла спать... когда Эстель ушла спать, мы говорили с Ребеккой... и он открыл ей всё! Свои планы, свои мысли. Хочешь, я расскажу тебе раньше, чем ты узнаешь - во Сне? Или подождать, пока тебе самой станет известна истина?
Когда ты ушла... а мы остались... Что это было? Мне не повторить этого состояния никогда - да и нужно ли? Оно должно быть и оставаться единственным, его нельзя испытывать многократно, его нельзя тиражировать. Я даже не представлял себе, что можно так любить - так... Мне, человеку двадцать первого столетия, мне, прагматику и где-то даже цинику, - сие было неведомо никогда. А теперь открылось, будто с удивительной щедростью кем-то подарено... Это что-то особенное... Мне сорок, но я держу за руку любимую женщину - и мне снова двадцать! И сердце колотится, как в юности. И трепет ожидания, и трогательная нежность, которую не может огрубить ни средневековое дворянское происхождение, ни рыцарское прошлое со всеми его ужасными чертами. Разве такое возможно в наши дни?
Сейчас в моде расчет и брачные контракты. Деловые, партнерские отношения... Я не скажу, что сплошь и рядом, но - очень много. А где же чувства, где то высокое, небесное, божественное, к чему стремились люди на протяжении своей истории? Где то, что сформулировано было еще в античности и развивалось, и преображалось, и наполнялось новыми красками на протяжении двадцати веков? И к чему в итоге пришли? Самцы и самки, мачо и сексапилки... Хочется кричать: эй, опомнитесь! Оглянитесь вокруг - вы прекрасны! Люди, остановите деградацию душ! Но никто не услышит... Понятие "любовь" стало неуместным в этом жестком и жестоком мире. Вопрос: "Ты что, влюбился?" - звучит, как насмешка. Говорить о чувствах - не принято, теперь это чуть ли не дурной тон. Как всё перевернулось - в одночасье, мы даже не заметили, когда... Выходит, это наша ошибка, наш недосмотр - людей среднего поколения...