Дилан рассмеялся на это и повернул налево, проезжая мимо почтового ящика в форме двухэтажного, деревянного дома, что заставило меня оглянуться дважды. Деревья росли плотно по бокам от нас, пока мы ехали по ухабистой, пыльной гравийной дорожке, а затем Дилан сказал.

– Но, как ты уже видел, наши отношения исключительно платонические.

– Я одобряю.

– А если нет? Были бы соревнования по борьбе? Разрывали бы друг друга на части ради моей симпатии?

– Тебе бы понравилось это, не так ли?

– Я бы посмотрел, – ответил он.

– А я–то думал, что ты просто хочешь, чтобы смотрели на тебя. Каждый день узнаю о тебе много нового, Прескот.

Он рассмеялся, и когда деревья поредели, двухэтажный деревянный дом, точно такой же, как и почтовый ящик, вырос перед нами, подчеркнутый неровной лестницей, идущей с верхнего этажа, и радужным гамаком на двух человек. Место выглядело именно так, как я ожидал от Прескотов. В зеленой глуши без соседей и в полной версии дома в стиле хижины. Полная противоположность первозданному, мультимиллионому особняку моих родителей в их закрытой общине в пригороде Чикаго.

Когда Дилан припарковался, и мы вышли, Солнышко открыла входную дверь и широко помахала.

– Привет, мальчики! – сказала она, а затем подошла к перилам крыльца и перегнулась через них, чтобы прокричать на задний двор. – Зигги, положи тяпку и иди поздоровайся со своим сыном и его новым парнем.

Я бросил взгляд поверх машины на Дилана, который улыбался, при этом качая головой.

– Не волнуйся, – усмехнулся я. – Моя мать постоянно говорит отцу то же самое. Тяпки могут стать большой проблемой.

Дилан заливисто расхохотался, а затем приложил свою руку, чтобы прикрыть глаза, пока следил за Солнышком. Я проследил за его взглядом, чтобы увидеть ее, бегущую к ступенькам, и когда она добежала ее воздушное, раскрашенное в стиле батика сиреневое платье приподнялось из–за ветра от места, где было стянуто под грудью, и заструилось вниз по ее ногам и лодыжкам. Когда ее нога опустилась на ступеньку, я заметил, что она была босиком, спускаясь быстро вниз, в восторге от того, что увидела своего мальчика, и меня сразили чувства, которые были этим вызваны.

Насколько должно быть была комфортной такая безусловная любовь. Понимать, что вне зависимости от того, что ты сделал, или кем был, все, что тебе нужно, это вернуться домой и тебя примут. Вне зависимости от того, какой ты.

Дилану так повезло, и это многое объясняло о мужчине, которого я все больше узнавал с каждым проходящим днем. Причина, по которой он был так открыт, так свободен с самим собой, и настолько невероятно добрый и преданный. Это все было здесь. Сердце Дилана сейчас стояло здесь перед нами с теплотой в глазах и, как я знал, с искренним счастьем из–за нас в своем сердце.

– Ааах! Я так рада, что вы здесь, – сказала Солнышко, когда спустилась с лестницы. Она переводила между нами взгляд, и ее улыбка была настолько полна любви, что клянусь я мог почувствовать, как она исходит от нее, когда Солнышко подошла к нам с распахнутыми объятиями. Ее длинные, светлые волосы были распущены, за исключением двух косичек по обе стороны головы, которые скреплялись на затылке, а ее загорелая кожа делала образ, несомненно, сияющим.

Солнышко Прескот была именно такой, как я ее представлял, и когда она закончила обнимать своего сына и шагнула ко мне, я не мог не вернуть ей ответную теплую улыбку.

– Геркулес, – произнесла она, прежде чем сцепить руки на моей талии, чтобы обнять меня в знак приветствия. Когда я вернул ей этот жест, я посмотрел поверх ее головы на Дилана, который подмигивал мне. И в тот момент, как она ослабила объятия и отступила назад, к нам вышел высокий мужчина в измазанной грязью майке и поношенных, джинсовый шортах с потрепанными краями, вытирая ладони об свои ноги. Он был в шлепках и широкополой шляпе, под которой красовались его длинные, черные волосы, и соответствующие Фрэнку Заппа усы, – все это подтверждало, что этот мужчина – Зигги Прескот.

– Мой мальчик, – сказал он, когда подошел ближе и потянулся к Дилану, заключая его в медвежьи объятия. Когда он похлопал его по спине, я заметил, как Дилан усилил свою хватку вокруг этого мужчины, и понял, что он нуждался в этом так же сильно, как и они сами. Эта семья была близка, что было нечто…новое для меня, и пускай Дилан уже взрослый мужчина, эта инъекция семейной любви уже обладала успокаивающим эффектом, если то, как он устроился в объятиях отца, было хоть каким–то признаком.

Когда Зигги отпустил его и обхватил Дилана по обе стороны шеи, он спросил:

– Ты в порядке? Ты же знаешь, что мы с Солнышко не смотрим телевизор и весь тот мусор, но у нас есть ноутбук, который ты купил для нас, и после твоего звонка мы посмотрели кое–что.

Мой желудок стянуло в узлы от этих слов, когда я подумал, что они могли затаить что–то вроде обиды на меня за то, что втянул их сына во все это. Но когда Дилан кивнул и посмотрел в мою сторону, чтобы сказать: «Мне плевать на все это. Эйс полностью стоит того», мое сердце снова заколотилось. А когда оба, Зигги и Солнышко, последовали его примеру, я почувствовал, как покраснели мои щеки.

– Ты только посмотри, – сказал Зигги, когда его взгляд опустился на меня, и все еще обнимая Дилана за плечо, он сжал своего сына. – А я–то думал, ты говорил, что не по симпатичным мальчикам.

– Симпатичным мальчикам? – повторил я. – Кажется, я ни разу такого не слышал.

Зигги притянул меня в объятия и рассмеялся, похлопывая по спине. Когда он отклонился назад, его ладони перешли на мои плечи, и он произнес:

– Вот это да. У симпатичного мальчика симпатичные большие руки. Ты разводишь сад?

Мои губы дрогнули от резкой смены разговора.

– Сад? Эм, нет, но я ходил на занятия по сельскому хозяйству в старших классах.

– Нужно было продолжить изучать, – сказал Зигги, его рука обхватила меня за плечо, и затем он начал уводить нас прямо на задний двор. – Ты должен увидеть мой сад. Ты можешь развести себе такой же. У меня растет ревень и цукини, грибы…

– Вы выращиваете грибы? – переспросил я, мои глаза расширились.

– Естественно, да. Какой сад без грибов, – затем он наклонился, будто собирался сообщить мне тайну, и прошептал. – У нас могла бы расти настоящая «Мэри Джейн»^[2] здесь, если бы у правительства не торчала огромная, старая палка из задницы. Я был всегда хорош в стрижке кустов.

Я закашлялся, а затем оглянулся через плечо, чтобы узнать, куда запропал Дилан, но он и Солнышко шли следом за нами, а на его лице играла улыбка. Вынуждая меня задуматься, с каким «садоводством» он имел дело, когда жил со своими родителями.

Эйс одарил меня взглядом «даже не смей меня бросать», когда Зигги уводил его, и я в ответ ему улыбнулся. Создавалось такое ощущение, что мне доставляло удовольствие наблюдать за Эйсом слишком не в своей тарелке сегодня.

Зигги показал на квадрат из четырех ровных грядок, заросших растениями.

– Вот здесь вот перец, или как я люблю его называть, «фрукт, который выжигает волосы на моей заднице»

– Ох, Зигги, – произнесла Солнышко, прикрывая хихиканье.

Он ответил ей подмигиванием, а затем слегка толкнул Эйса локтем.

– Готов поспорить, ты не знал, что перец чили – фрукт, ага?

– Нет, сэр. Не знал, – ответил Эйс.

– Мхммм, большинство людей не знают этого. И не называй меня «сэр». Иначе мне придется нашпиговать твою еду чили.

– Да, сэр, – ответил Эйс, и когда Зигги сощурился на него, он поправился. – В смысле, Зигги.

– Так–то лучше. А вот здесь, – сказал Зигги, вручая Эйсу лопату и указывая на небольшой участок, на котором видимо нужно было выкопать ямки. – Я собираюсь посадить немного тыквы, и мне понадобится рабочая сила. Ты готов наладить связи со старичком, Эйс?

Солнышка закинула руку в изгиб моего локтя и толкнула меня в бок бедром. Я посмотрел на нее и заметил улыбку на ее лице, и понял, что это был ее способ выразить то, насколько счастлива она была, что Зигги принял с такой симпатией Эйса.