— В царстве индюшек белые гусыни — царицы, — прокомментировал Валерио.

Жюльен чуял в воздухе что-то необычное. Он не знал, что именно, но все в тех, кто входил в роскошный зал, которым город также был обязан Соллеру (а народ все прибывал), вдруг стало казаться ему слегка преувеличенным и даже утрированным. Мужчины выступали в роли этаких светских львов, женщины — в привычной для них роли законодательниц салонов, девицам и молодым людям также: были отведены свои роли: это было лишь логическим продолжением комедии масок, которая каждый вечер разыгрывалась в Н. и свидетелем которой Жюльен столь успешно был уже несколько месяцев, однако сегодня это напоминало скорее грубую карикатуру.

Жюльен участвовал в танцах, но при этом как бы наблюдал за собой со стороны. У девушки, с которой он пустился в старомодный пасодобль, были влажные руки. Она была внучкой маркизы Яннинг. Моника Бекер издали одобрительно кивнула. Улыбка ее была сухой, ненатуральной. Прокурор беседовал с директором театра; как и Жюльен, оба были в Н. чужаками, но Жеронима де Нюйтер, ее дочь и старый дядя уже приближались к ним. Закончив пасодобль, Жюльен вернулся к Валерио и его жене. И больше не танцевал.

В полночь начался дивертисмент. Из Рио пригласили танцевальный ансамбль: на середину Голубого зала высыпали девицы почти в чем мать родила и с перьями на заду. Грянула типичная южноамериканская музыка. Всем, казалось, было очень весело. Глаза маркизов Берио и Яннинга и даже взгляд директора театра, наверняка немало повидавшего на своем веку, загорелись. Валерио, залпом осушив стакан виски, с размаху бросил его об пол.

— Не узнаю обычно безукоризненного вкуса своих сограждан. Это еще хуже, чем измена вкусу: это просто отвратительно!

Первой захлопала Моника Беккер. Бал продолжался. Блондинка с длинными волосами прошла мимо Валерио. Он схватил ее за руку.

— Ну что, потанцуем?

Теперь он был пьян вдребезги. Блондинкой в платье до пят с глубоким декольте оказалась Карин, стюардесса; она отпрянула.

— Ты пьян, Валерио.

Он грубо оттолкнул ее.

— Ах, я и забыл, что ты незнакома с настоящими мужчинами. Отправляйся к своей... Диане!

Это был уже второй инцидент за вечер. Несколько дам посмотрели в их сторону. Диана увела американку. Князь Жан издали с ироническим видом наблюдал за происходящим. Казалось, он улыбается. Присутствующие старались держаться подальше от Валерио, а заодно и от Жюльена, который был с ним.

Третий инцидент оказался гораздо серьезней. Побродив по гостиным, в каждой из которых исполнялась своя танцевальная музыка, Валерио остановился в зале с голубыми фресками, где звучал вальс. Он приметил в середине гостиной вальсирующую пару и, поставив бокал на стол; стал пробираться к ней в толпе. Это была Даниелла, его сестра, в паре со своим мужем, Лукой Асти, здоровяком ростом под два метра. Дойдя до них, Валерио положил руку на плечо молодой женщины.

— Сестренка, ты ведь не откажешься потанцевать со мной.

Она хотела ласково отстранить его.

— Погоди, Валерио, ты же видишь, мы танцуем.

Он пожал плечами.

— Муж — не партнер, он не в счет. Особенно такой, как твой!

Пары танцующих вокруг них стали останавливаться. Все ждали взрыва. Асти сделал вид, что не слышит, и хотел было продолжить танец. Тогда Валерио обратился прямо к нему;

— Ну так что, Лука, отдашь ты мне наконец мою сестру? Мне кажется, ты достаточно полапал ее своими грязными ручищами.

В этом углу зала больше не танцевали. Асти колебался. Затем занес над Валерио кулак. Даниелла удержала его.

— Не нужно, — взмолилась она и шагнула к брату: — Потанцуем.

Вальс был быстрый, но еще быстрее кружил сестру Валерио. Он не переставая что-то говорил ей на ухо, по всей видимости нечто ужасное, поскольку глаза ее наполнились слезами. Она отвечала ему глухим срывающимся голосом, но Валерио еще сильнее сжимал ее в объятиях и все быстрее кружил. Наконец музыка смолкла. Другие пары уже несколько секунд как остановились, а Валерио с сестрой все еще вихрем носились по залу. Заметив, что никто не танцует, Даниелла хотела удержать Валерио, но это было не так просто. Когда же наконец он остановился, вокруг них образовался круг. Он резко отстранился от Даниеллы и грубо толкнул ее к мужу, к остальным.

— Можешь идти к ним! Ты такая же, как они!

В наступившей тишине он заговорил об н-ских женщинах, которые живут за счет горя других, об их импотентах мужьях, у которых половые органы заменяет неповоротливый ум, о девицах в голубых платьях, ожидающих своего часа на скотобойне, чтобы заменить своих мамаш. Жюльен слышал каждое слово друга, но не был уверен в том, что понимает его: тот перешел на диалект, язык шелкопрядильщиц и шорников с Крытого моста. Затем кто-то подал знак, грянула старинная полька, и Валерио позволил Жюльену увести себя; Жюльен был единственным, кто не оставил его. Все расступались перед ним, давая им дорогу. Валерио хотел напоследок выпить. Подошел к столу, покачнулся, ухватился за скатерть и опрокинул все, что было на ней: бокалы, тарелки с пирожными, пирамиды из фруктов в гирляндах цветов — произведение архитектора Соллера. Сам он не удержался и упал, Жюльен с Виолеттой помогли ему подняться и довели до раздевалки.

— Я идиот, — тихо промолвил он, пока слуга, одетый на французский манер, помогал ему натянуть пальто, — но мне вдруг невмоготу стала эта их чудовищная добропорядочность.

На следующее утро Жюльену как обычно позвонил Джорджо Амири и прокомментировал вечер, на котором не присутствовал.

— Вчера вы, кажется, натворили дел?

Хорошо еще, что консулу не приписали выходки его друга.

Жюльен провел с Валерио последний вечер. Это было два дня спустя после бала в Голубом дворце, о котором еще долго писала пресса, не упоминая, разумеется, об эксцентричности одного из присутствующих. Эти сорок восемь часов Валерио отсутствовал. А затем позвонил Жюльену и предложил поужинать втроем — с Мод. Жюльен колебался: вот уже три вечера подряд он проводил вне дома, где в одиночестве томилась Анджелика. Оставаясь одна, она предавалась своим страхам. Но когда он предложил Валерио позвать и ее, тот отказался.

— Мне нужно поговорить с тобой, — объяснил он. — Лучше, если мы будем вдвоем.

— А Мод? — запротестовал было Жюльен.

И услышал как бы приглушенный смех на том конце провода.

— О, Мод!..

Жюльен давно уже понял: Мод значила для Валерио не больше, чем Виолетта, то есть не значила ничего. Сцена на балу, яростный спор с сестрой на многое пролили свет.

— Да, Даниелла... — признался Валерио, когда они встретились на квартире Мод.

Весна была в разгаре. Приближалось лето. Через открытое окно доносились развязные голоса туристов, за рекой в недоступных простым смертным кущах и дворцах Моника Бекер, маркизы Яннинг и Берио, Жеронима де Нюйтер продолжали разыгрывать на глазах своих престарелых супругов все ту же комедию масок. Ужины, поздние приемы следовали один за другим. Вероятно, какой-нибудь новичок, к примеру один из советских диссидентов, вошедших в моду, начал вытеснять в сердцах этих дам консула, уже потерявшего для них интерес.

— Да, Даниелла... — повторил Валерио.

Он признался, что лишь любовь к сестре позволила ему до сих пор избегать влияния н-ского общества, чьим пленником, как и все остальные, он являлся. Он говорил об этом замкнутом, сплоченном мирке нескольких семейств, которые на исходе XX века жили так же, как четыре-пять веков назад; о тех не поддающихся объяснению связях, подлинных или мнимых тайнах, что передавались у них из поколения в поколение и еще теснее сплачивали их.

— Понимаешь, они живут вне остального мира, в самом центре прекрасного. Мир скользит мимо, но ничто их не затрагивает.

Он пил. Мод с ярой решимостью подливала ему, чтобы споить и заставить наконец высказаться: это был ее способ отомстить обществу, из которого она была исключена.

— Ты не можешь себе представить, как сильно искушение играть в их игры, — продолжал Валерио. — Даже ты, хоть и иностранец, смог бы. Ты и сейчас можешь: еще не все потеряно...