Товарищи остались у раскопанной стоянки на первом островке, а я на легонькой парусной лодке двинулся ко второму островку.

Осмотр второго островка дал отрицательный результат. Островок не имел ни одного защищенного от ветра места, на нем не мог образоваться водоем для пресной воды, а морскую люди, как известно, пить не могут. Значит, здесь не могло быть стоянки древнего человека. Бродя по восточной части второго островка, я заметил невдалеке третий островок, точно так же, как и второй, не нанесенный на карту.

Я решил употребить сутки на изучение этого третьего островка, а затем вернуться обратно на второй. На всякий случай я написал записку для товарищей, отнес ее на тот берег второго островка, к которому они должны были подъехать, и положил одним концом под камень. Затем мелом нарисовал на прибрежных камнях стрелки к этому месту.

Чтобы не объезжать против ветра весь второй островок, я перетащил лодку на другую его сторону. Уже у самого берега лодка стукнулась о прибрежные камни, оцарапав в нескольких местах бока, выкрашенные в зеленый цвет. Однако лодка не пострадала, и я благополучно доехал до третьего островка.

Обход третьего островка показал, что он достоин изучения. Все условия, необходимые для жизни, были налицо. Для подробного изучения нового места прежде всего следует составить примерный план. Мера — шаг; дальние расстояния и высоты определяются на глазомер. Большой точности, конечно, не будет, но ориентироваться можно.

Проделав эту работу, я стал изучать на бумаге островок, уменьшенный в 2500 раз.

Как на таком островке отыскать с наибольшей вероятностью место поселения первобытного человека? Как правило, для стоянки нужны два условия: близость водоема с пресной водой и защищенное от ветров убежище. Такие места имелись в двух противоположных концах островка (рис. 1).

Сперва я пошел к ближайшему из этих мест. Шагая по прибрежным скалам, я заметил в трещине кусок красного кремня. Как он попал сюда?.. Необходимо было его извлечь из расщелины.

Скала круто обрывалась в море, но я понадеялся на свои галоши (резина по камню не скользит). Держась одной рукой за выступ скалы, я потянулся к щели. Внезапно камень под моей рукой обломился, я скользнул по скале и грузно бултыхнулся в морозные беломорские волны. Попав в водоворот, я пошел ко дну… К счастью, я не потерял сознания. Оттолкнувшись ото дна, я быстро поднялся на поверхность моря и стал судорожно плыть к выступу берега.

Процедура разведения огня и сушки одежды заняла много времени. Помня о кусочке красного кремня, я стал продолжать розыски. Водоем состоял из большого углубления в скале с порядочным запасом дождевой воды. Примерно в трех метрах от водоема, там, где оканчивалась скала, я нашел в трещине наконечник стрелы из красного кремня.

Помню восторг, охвативший меня при виде изящной стрелки с мелкой ретушью по краям, так красноречиво повествовавшей о бесследно исчезнувших людях, когда-то живших на этом островке. Раз найден наконечник, стало быть, есть надежда найти многое другое.

Затем явилось сомнение: а можно ли с уверенностью сказать, что эта стрелка относится к давней эпохе? Ведь лопари еще в XVIII веке пользовались каменными орудиями. Вот если бы я нашел стоянку, тогда вопрос разрешился бы.

Отмерив квадратные метры над предполагаемой стоянкой, я начал горизонтально срезать лопатой почву слой за слоем и перебирать пальцами каждый пласт. До тех пор, пока я не добрался до скалы, не было следа человека. Я с нетерпением выбрасывал землю.

«Неужели я ошибся? Ведь такое удобное место», — думал я.

Щуп (стальной прут для измерения мощности грунта) показал, что до скалы осталось 20 сантиметров. Следующий же срез лопаты обнажил культурный слой: зола, угли и глиняные черепки с белевшими пережженными костями…

Сидя на краю шурфа (пробной ямы), я медленно перебирал куски керамики[23]). Орнамент черепков своим узором говорил, во-первых, о приблизительной эпохе (2000–2500 лет) данной культуры, во-вторых, о связи ее с материком (Карелия и средняя Финляндия). Пережженные и благодаря этому сохранившиеся кости показывали, чем питался человек.

Этот пласт я уже не «подсаживал» лопатой, а разрыхлял особым совком. Угли, кости, черепки, но ни одного орудия…

Невольно возник вопрос: что это — костер приезжавших сюда две тысячи лет назад промышленников или жилье, где они выделывали свои непрочные орудия из кремня?

Докопав до скалы и разложив в разные кучки промытую керамику и кости, я измерил и записал толщину слоев всех четырех стенок, а образчики слоев завернул в плотную бумагу для подробного анализа в Ленинграде. Измерение показало, в какую сторону направлялось кострище. Затем заложил еще четыре шурфа…

Второй шурф дал мне следующее: мощность культурного слоя (золы с углем) увеличивается до 30 сантиметров. Прибавилась керамика, при чем находившаяся в низких слоях резко отличалась от находившихся в верхних по орнаменту и технике обжига. Значит, здесь я нашел или напластование различный культур, или одна и та же культура пережила соответствующее развитие техники гончарного изделия.

Третей шурф заключал в себе 52 сантиметра культурного слоя. На правой, то-есть восточной, стороне его я наткнулся на ряд крупных камней, уложенных рядом, повидимому, кругообразно (рис. 2). Это был очаг — лучшее доказательство того, что здесь находилось жилье доисторического человека.

Под самыми камнями обнаружился еще слой воды до 10 сантиметров толщиной, слой золы, углей и керамики, — значит, люди не сразу поселились здесь: сперва они лишь разводили в этом месте огонь и грелись.

Четвертый шурф, как видно по плану, отстоит на таком же расстоянии от третьего, как и второй. Он дал уменьшение толщины слоя угля и золы и увеличение керамики более раннего типа, в то время как керамика позднего типа попалась лишь дважды. Следовательно, огнище человека более древней эпохи было шире, у человека же более поздней оно суживалось. Это могло означать, что человек позднейшей эпохи имел здесь жилье (вероятно, землянку) и тщательно сберегал жар и теплоту.

Пятый шурф находился в стороне, ближе к скале. Он вполне оправдал мои ожидания: целая куча кремневых осколков и три готовых прекрасных наконечника для дротиков (копий), ряд скребков для очистки шкуры и прочие ценные находки.

Эти пять раскопанных метровых шурфов дали мне следующее: люди жили на этой стоянке в две различных эпохи, в позднейшую они имели здесь постоянное жилье (рис. 3). Повидимому, днем они были заняты промыслом, а вечерами, озаренные пламенем костра, возились с приготовлением еды (которая состояла из птицы, иногда оленины, чаще же из каких-то других животных, быть может, тюленя), другие выделывали орудия для промыслов. Кремень был плохого качества и ломался при метании, — об этом говорили многочисленные обломки орудий, лишенные заостренной части.

Незаконченные орудия свидетельствовали о том, как трудно было их изготовлять; нередко почти готовое, с тщательной ретушью, орудие при неловком ударе ломалось, и погибал весь труд.

Когда я раскопал эти пять метров, наступила белая ночь. Итти к лодке мне не хотелось. Утром пришлось бы разыскивать это место стоянки — так хорошо оно было скрыто. Я натаскал мха и уснул под нависшей с трех сторон скалой, где несколько тысяч лет назад спали первобытные люди.