— Еще! — крикнула она, из последних сил, подхватывая топчан на плечо и разгоняясь вместе с Юрием. Топчан врезался в окно с такой силой, что Илта с Юрой выпустили его из рук. Раздался громкий треск и ставни распахнулись прямо в ночную мглу. Проржавевшие гвозди торчали из створок словно зубы большого волка.

Очередной удар отбросил в сторону стол аж до самой печи. Но Юрий уже подсаживал Илту, помогая ей выбраться в окно и сам, спешно выбираясь вслед за ней. Случайно бросив взгляд назад, Илта увидела, как к окну метнулось нечто огромное, темное, смутных меняющихся очертаний. Огромные глаза полыхали алым огнем. Куноити развернулась, выпустив в окно чуть ли не пол-обоймы, вслед за ней выстрелила и берданка Юрия. Чудовище на миг отшатнулось, но потом опять качнулось вперед. Однако Илта и Юрий уже бежали по узкой тропке меж ивовых стволов, не обращая внимания на хлещущие по лицу и рукам, гибкие ветви.

Метров через двести они выскочили на небольшую поляну, где и остановились — бег вымотал их и без того чуть не надорвавшихся на таскании топчана. Тучи на небе расступились, открывая полную луну, в бледном свете которой ивы казались чудовищнымиведьмами, тянущими лапы-ветви к беглецам.

— Оно идет за нами? — спросил Юрий, изо всех сил пытаясь отдышаться. Илта вскинула голову, прислушиваясь, потом покачала головой.

— Нет, — ответила она, — я бы почуствовала. По-моему, эта тварь не отходит далеко от воды.

— Потрясающая догадливость, Илта, — послышался от кустов насмешливый голос, — но она тебе уже не поможет. Если вода не идет к врагу народа, то враг народа пойдет к воде.

Илта и Юрий одновременно потянулись к оружию, но враг в темноте оказался быстрее, — раздался выстрел и кержак осел с простреленной головой.

— Юра! — Илта обернулась на павшего товарища.

— Брось пистолет, сука! — в голосе их тени прозвучали жесткие нотки, — быстрее, пока я не прострелил бошку и тебе.

Глаза Илты сузились, но она повиновалась — куноити находилась на виду, а врага надежно укрывала лесная тень. И надо же было им выскочить именно сюда. Медленно вытянув руку, она разжала пальцы, и маузер упал на землю.

— Что дальше, Серега, — громко сказала она, — застрелишь меня тоже? Как Матти?

— Наконец-то до тебя дошло, — раздался издевательский смех, — хотя я и не убивал финна. Он как увидел наших ребят, так и кинулся в болото. Ему стреляли вслед, попали или нет, уже не поймешь. В трясину провалился твой Матти, собаке — собачья смерть. Не таким он и опытным оказался, как хвастался, таежные топи, это ему не финские болота.

— А потом был тот спектакль у озера, — сказала Илта, — представляю твой облом.

— Хорошо еще, что ты, прежде всего финна подозревала, — усмехнулся во тьме якут, — и я вовремя смекнул, во что ты можешь поверить. Да и роль пленника я сыграл хорошо — мне по скуле съездили от души, натурально так получилось. Но, по правде сказать, я тогда здорово перетрухнул, мысль даже мелькнула там во всем и признаться. Еще после того, как тот медвежонок растерзал ребяток Кузнецова, я понял, что девка ты не простая.

— Его ведь ты на нас навел? — спросила Илта, зорко вглядываясь в мельтешащие под ивами тени. Вроде как где-то там угадывалась человеческая фигура.

— Его наведешь, — усмехнулся якут, — мне с ним удалось встретиться уже в горах только, куда он ушел со своими ребятами. Вернее с разведчиками из его отряда. Ну и договорились, что я вас выведу как раз туда, где будет засада. Там и выбора особого не было, по правде сказать, мимо бы не прошли.

— Ну и дураки были, — Илта нашла в себе силы усмехнуться, — возле медвежьей скалы свои игры устроили. Счастье твое, что «медвежий онгон» еще и тебя не пригреб. А потом ты во время своей «разведки» дошел до Таксимо, верно?

— Верно, — Илта почти видела в темноте, как кивает якут, — не совсем до Таксимо, до ближайшего поста. Там связались с кем надо, обмозговали тот спектакль. Но после того, как и он провалился, я понял, что так просто на тебя управу не найдешь. Меня старики учили — если и убьешь шаманку, потом ее дух тебя все равно со свету сживет. Вот я и придумал, как это русские говорят, «клин клином».

— И ты завел нас в избу с чертовой мельницей, — произнесла Илта, — что хоть за тварь там?

— Чего же ты так, — рассмеялся Степанов, — там почти собрат твой по ремеслу обитает. Давно еще, когда я охотился в здешних краях, местные старожилы рассказывали байку. Мол когда русские тут стали заселяться, оказался среди них сильный шаман, колдун по ихнему. Откуда-то с Белого моря пришел, какой-то там Терский берег. Сильный был: много знал, много умел, с духами вод и лесов шибко дружил. За какие-то дела давние его и изгнали с родных мест, а он сюда подался, на отшибе и избу построил и мельницу завел. Много работников завел, разбогател на омуле в Прибайкалье. Слово он знал какое-то, что у всех остальных рыба то есть, то нет, а он хоть в ясный день, хоть в непогоду, завсегда с полной лодкой улова возвращается. Ну и просили у него услуги всякой — на приворот, на порчу, на удачу в охоте, еще на что. Разбогател, избу себе построил, мельницу — вон там где лужок сейчас, раньше поле его было. Только прежних повадок не оставил — все кто тут рыбу ловить или зверя бить вздумал, прежде должен был к нему с подарками идти. Иначе удачи тебе здесь не будет, а то и сгинешь ни за чих собачий. А как умирал русский шаман, он к себе работника позвал да сказал: «Как буду совсем недужен — вы меня в гроб положите, водой речной умойте, да так и пустите вниз по реке, крышкой не закрывайте, толко холстину чистую сверху накиньте. Жалую вам напоследок по полтораста целковых каждому, а после смерти моей идите куда хотите. А кого встретите, тому скажите: хоть и мертв Ермил-ворогун, да сила его при нем осталась.» Так и ушел он под воду, водяным чертом стал, а повадок прежних не оставил. Кто захочет через его края пройти, рыбу тут ловить или еще что — сперва пусть жертву принесет. А кто в его избе да на мельнице заночует — так тот и вовсе пропащий. Идти ему теперь в слуги водяному…если только жертвой не отдарится, человеческой.

— Так вот ты как решил, значит, — сообразила Илта, — нами с Юрой откупится. То то ты когда за дровами ходил, ты ведь еще и бревна подходящие высматривал, чтобы дверь да окно подпереть. Интересно, кто же окно тут заколотил.

— Да вот я и заколотил, — во тьме усмехнулся якут, — говорил же я тебе, охотился я тут раньше. С человечком одним, непогодой нас сюда загнало. Только уж больно сны мне поганые снится начали, млится стало всякое, голос такой гнусный в ухо шептал. Я тогда встал, напарника оглушил и кинул в мельницу. Окно заколотил, на второе уж гвоздей не хватило, его я, как и сейчас бревном подпер. А как Ермил-водяной пришел он напарника моего под воду и уволок. Он мог бы и нас обоих там ухайдокать, да так не хочет — по нраву ему, когда жертвы приносят. Мол, не нечисть он болотная, а как бы и речной бог.

Так что Илта, уж ты не взыщи, но придется тебе обратно возвращаться — коль уж с первого раза не получилось, пойдешь одна ты Ермилу в жертву. Меньше, чем я хотел, зато девка — ему не часто дарят.

Тени в темноте зашевелились и наружу выступил Степанов. Глаза его казались еще уже чем обычно, лунный свет причудливо освещал его лицо, с глумливой улыбкой, делавшей его похожим на плохо сделанную маску. В руках он держал направленный на Илту СКТ.