Я не мог так уйти.

Она выглядела такой беспомощной у моих ног. У меня все же были манеры.

Я протянул руку. Она обхватила мою ладонь своей крохотной ладошкой, и я поднял ее на ноги. Она пошатнулась, чуть не упала, ее камера раскачивалась, и я мог думать лишь о том, что она, похоже, упала сильнее, чем я думал. Может, ей все–таки требовалась помощь скорой.

Я обхватил ладонями ее руки у плеч и шагнул ближе, пытаясь не дать ей упасть. Она была невысокой, а это о многом говорило, ведь я сам не считал себя высоким.

– Ты в порядке? – спросил я, уже зная, что она была из тех, кто скажет, что она в порядке, даже если ей оторвет конечности. Я увидел в ее глазах какую–то вспышку – надежду? – а потом она развернула нас, и я оказался освещен, а она – в тени. Я не мог разобрать ее черты. Было тревожно не видеть ее круглое бледное лицо и серьезные глаза.

– Немного кружится голова, – сказала она. Было плохо, что она признала это. Я начал думать, где ближайшая больница, и смогу ли я отвезти ее туда на джипе, не сообщив сперва ее дяде. Он точно накажет меня за проникновение, может, потребует штраф, потому что люди были козлами, и никто не поверит, что девушка просто врезалась в меня, ведь она не была размеров пикси.

– Хорошо, – сказал я, пытаясь заглянуть ей в глаза, пытаясь что–нибудь понять. Я улыбнулся, решив, что это поможет. – Обещаешь не подавать иск?

– Обещаю. Но за дядю не ручаюсь.

Черт! Где он был? Почему она ходила по маяку ночью без него?

– Почему ты здесь? – спросил я, девушка казалась мне все любопытнее.

Она опустила взгляд на пол, хотя я не видел ее.

– Мы были на пляже у костра, – сказала она. Ее голос стал выше, моложе, и мне показалось, что она ощущает вину за что–то. – Мне надоело сидеть с подростками, я захотела сходить сюда. Дядя не пускал меня, когда я была младше. Я никому не рассказала, просто ушла. Хотела поснимать немного.

Поснимать? Она стала еще интереснее. Что же она снимала? Она слышала о маяке?

Она охнула и засуетилась. Ее камера. Я поднял свою и посветил на нее, и, пока она щурилась от луча света, я взял ее камеру и осмотрел. Кроме царапин, что могли там быть и раньше, повреждений не было.

– Все в порядке, – сказал я, стараясь звучать убедительно. – Я думал, что ты разбила мою, когда врезалась в меня.

Я похлопал по камере, луч света покачнулся на ее лице. Она не была впечатлена. Никто бы не обвинил ее.

– Ты права, – сказал я раньше, чем она. – Кому есть дело? Я заслужил, чтобы камера разбилась.

Я отступил из–за этого. Но не думал об этом.

Бам.

Я застыл. Звук доносился сверху. Я там уже был. Там ничего не было. Если только…

Я посмотрел на нее, придвигая свет к ее лицу. Пришло время плохого полицейского.

– Уверена, что пришла одна? – прошептал я.

Она ответила:

– А ты?

Я кивнул. Она – нет. И я понял, что не знаю, как ее зовут. Она не называла имя. Я не знал о ней ничего.

Это могла быть ловушка. Они могли знать, что я приду. Не знаю, как, может, заметили машину издалека. Может, нарушители бывали тут часто. Может, они заманивали сюда охотников на призраков и обворовывали их. Или насиловали. Я, может, расправился бы с этой крохой, но я не знал, насколько силен ее дядя.

Она перевела взгляд на окно. Единственный путь быстрого побега.

Но если она думала о побеге, это означало, что она боялась. Что она не знала, кто или что наверху.

А если они не пришли с ней… они уже были здесь.

Я склонился к ней и ощутил волну свежего воздуха у ее шеи. Я не сразу смог сказать:

– Ты точно уверена, что с тобой никто не пришел?

Я хотел отодвинуться, ожидая ее ответ, но эта энергия, этот запах держали меня рядом с ее шеей еще пару секунд.

ЕЩЕ ГЛУБЖЕ

– О, да сними ты уже чертового зомби! – кричал на меня Мэтт или Тони. Я не различал их. Они выглядели одинаково и были одинаково оглушительными.

Я играл в видеоигры с кузенами Перри уже час, пока она проверяла почту, мы ждали наступления ночи. Мои «навыки» охоты на зомби были бесполезными, я не понимал звуки и карты. Черт. После того, как у машины я снова столкнулся с той ненормальной дамой, я удивлялся, как голова еще работает. С меня довольно.

– Все, – сказал я, бросив джойстик на диван и встав. – Я умер в последний раз.

Близнецы хором завопили. Звучало как фальшивое разочарование. Это было зловеще.

А потом они продолжили играть, словно меня там и не было. Тоже жутко.

И странно.

Я прошел на кухню и начал вытаскивать блокнот из своей сумки. Все еще пахло яблочным пирогом, который Перри смогла испечь до этого. Не знаю, почему она решила это сделать. Но это был еще один пункт в моем мысленном блокноте с заголовком ПЕРРИ, с помощью которого я пытался разобраться в ней.

Пирог был хорош. Не лучший в моей жизни, но хорошим, если учесть, что она готовила его в гостях у дяди. Я не помнил, когда я в последний раз ел домашний яблочный пирог. Никогда? Я мог вспомнить только ужасную еду на Рождество с Джен и ее белоручками, и я понимал, что они могли просто заказать те пироги.

Но дело даже было не во вкусе, а в запахе. Этот пирог пах как дом. Но в моем детстве не было яблочного пирога, а, если и был, то его делала не мама. Может, няня его пекла, не помню, я такое и не старался запомнить. Я забыл то время для своего блага.

Но запах все еще ворошил воспоминания, которых не было. Ощущалось… тепло. Хорошо. Честно. Как это могло присутствовать в моей жизни?

Я посмотрел на Перри. Она прошла на кухню и села за стол напротив меня. Ее лицо было тревожным, словно в ее голове шло сражение. Что–то в ней пробуждало те же чувства. Может, дело было не в пироге. Может, в том, что она испекла его, а потом дала мне первый кусочек и посмотрела мне в глаза. Она сделала пирог для меня.

Никто для меня ничего не делал.

Я не собирался говорить ей об этом. Было глупо думать, что эта забавная девчушка считала меня кем–то большим, чем безумцем с усами на кухне ее дяди. Она меня только встретила. Она не знала меня. А, если думала, что узнала, что она приняла меня за кого–то другого. Того, кто не прятал лекарства в книге.

Я не открывал рот и принялся писать обзор дня. Я поглядывал на нее, она размышляла, рассказывать мне что–то или нет. Что–то блестело в ее голубых глазах. Было почти… горячо. Она думала о шалостях? Я заерзал на стуле.

– Итак, – сказала она высоким уверенным голосом. – Клуб охотников на призраков из Салема надеялся, что я приду в их команду и покажу им маяк.

Чего? Я перестал писать, пытаясь понять, о чем она. Состязание? Уже? Я знал, что стоило заставить ее подписать контракт. Было глупо верить, что она просто будет рядом со мной, а не уйдет к тем, кто знал, что делает. Все, о чем мы говорили в машине, что рассказывал я… это ничего не значило? Как я глуп.

Я кашлянул и попытался звучать спокойно.

– И?

Она пожала плечами.

– Я еще не связалась с ними.

Я хотел сказать, что это умно с ее стороны, но промолчал. Не время так играть. Я знал, что до этого не думал толком, особенно сегодня. Я знал, что стоило упомянуть, что я не это имел в виду, что я даже не думал. Я не мог все испортить, ведь мы даже не были так близки.

– Ты можешь делать, что хочешь, – соврал я сквозь зубы. – Ты свободна. Мы ничего не подписывали.

Потому что я придурок.

Зазвонил мой телефон, мешая мне ляпнуть кто–то еще глупее. Это была Джен, но я был рад отвлечению.

– Эй, детка, – сказал я.

– Декс? – голос Джен был тоньше из–за плохой связи. – Прости, что мешаю твоим приключениям, но Синтия и Рис хотят устроить девичник, и…

Она рассказывала, но я не слушал и следил за Перри. Ее носик сморщился (это было мило), шея и щеки чуть порозовели. Она выпрямилась на стуле, поймав мой взгляд, но это не помешало ей выглядеть так, словно она была бы лучше в миллионе других мест, чем здесь передо мной. Я надеялся, что она не серьезно говорила о том клубе охотников. Кто вообще придумал его сформировать?