Моя гордость доведет меня до смерти.

БАМ.

Громкий стук раздался этажом ниже. Звучало так, словно что–то упало с большой высоты.

Я застыл, чуть испугавшись. Я обошел комнату и замер у лестницы, чтобы уловить больше.

Послышался скрежет, словно шуршала большая крыса. Я осторожно выключил свет камеры и ждал. Я прислушивался, пытаясь понять, что это такое. Насколько я помнил, призраки так не шумели. Они не двигались так, словно пытались не шуметь, а получалось наоборот. Крысы тоже так не двигались.

Я уловил другой звук. Шаги. И металлическое звяканье.

Это был человек.

Я попал.

Я глубоко вдохнул и игнорировал все варианты того, что может ждать меня внизу. Зачем узнавать, кто там и что будет? Если я выберусь отсюда незаметно, то я зря переживаю.

Я шел по ступенькам вниз, замирая при каждом шаге, пока не добрался до нижнего этажа. Я слышал неровное дыхание и скуление. Я видел лишь тьму, кроме тусклого света из одной из комнат. Окно было там, где раньше его не было.

Нужно было спешить. Но я не успел ничего сделать, я ощутил это… это… Не знаю, что это было, как притяжение, как воздух перед бурей. Энергия окатила меня волной. Я застыл, потрясенный.

Снова скуление, почти как вздох, а потом ноги прошлепали по мокрому полу.

Я не успел понять, что шаги направились ко мне, что–то врезалось в мою грудь. Раздался крик, девичий, а не мой, и меня оттолкнуло что–то маленькое и крепкое. Земля врезалась в мое плечо, потом в голову. Но грохот камеры звучал больнее всего.

Я застонал и перекатился, нащупал камеру.

О, прошу, прошу, прошу, только не это. Я не могу это допустить!

Я услышал другого человека, ударившего меня зверя. Он пошевелился и застонал, а потом снова ударился о землю с жутким стуком. Части меня не было дела до гада, который мог испортить самую важную вещь в моей жизни. Другая часть ощущала себя плохо, ведь стало ясно, что этот гад был девушкой. Она испуганно скулила.

А потом затихла.

Черт. Теперь у меня была сломана камера, а нарушитель потерял сознание или умер.

Я надеялся, что она – не коп.

Моя рука нашла камеру, внешне казалось, что ущерба толком не было. Пальцы инстинктивно нащупали кнопку и включили свет. Я выдохнул с облегчением, когда тьма рассеялась.

Рядом лежала девушка. Ее глаза были закрыты, она не двигалась.

Черт, черт, черт.

Я опустился на колени и прижал ладонь к ее шее, проверяя пульс. Она пошевелилась и застонала, так что была хоть отчасти жива. Не мертва. Я не убил ее. Она не придет за мной.

Я не видел ее толком в смеси тьмы и слепящего света, но она была юной. Она была маленькой, с круглым лицом, что сияло бледностью как у призрака. Камера свисала с ее шеи, лежала на полу. Не думая, я протянул руку и убрал прядь черных волос со лба. Она была теплой, почти горячей. Не мертвой.

От моего прикосновения она пошевелилась и попыталась открыть глаза, заслонила их рукой от света.

– Не двигайся, – сказал я, голос звучал хрипло. Мне не нужно было, чтобы она сильнее навредила себе. То, что она была жива, не означало, что с ней все хорошо.

Она с неохотой опустила руку, я подвинул луч света, опустил камеру на пол рядом с ее головой. От этого появились странные тени на ее лице. Ее нос превратился в клюв. Если мое воображение разыграется, она сможет превратиться во многое. Повезло, что я принял лекарства, хотя собирался пропустить прием.

Я коснулся ее лица, чтобы убедиться, что она еще человек. Так и было. Она все еще была нежной, теплой и живой.

Был ли я жутким?

Ее глаза приоткрылись, я едва успел различить их голубизну, а потом от паники они стали огромными, и она попыталась отдернуться.

Я прижал ее плечо к полу, чтобы удержать на месте.

– Серьезно, – сказал я ей. – Ты могла пораниться. Прошу, не двигайся.

Она послушалась и легла.

– Я в порядке, – сказала она с пересохшими губами. Ее голос был легким и испуганным. Но она не звучала травмировано. Она смотрела на мое лицо, не видя меня.

Моя ладонь все еще была на ее плече, а другая – на ее лице.

Я пугал ее.

Я убрал руки и отодвинулся, чтобы дать ей место для дыхания, а мне – для побега. Она была не старше 20, так что не была копом, но она была здесь, где не имела права быть. Я смотрел на темную комнату, не зная, будет ли так же сложно выбраться отсюда, как было сложно попасть сюда. Я надеялся, что она не будет звать на помощь. Или угрожать.

Она села и осторожно огляделась, ее взгляд остановился на камере. Я видел, как крутятся шестеренки за потемневшими глазами, она пыталась понять, что происходит.

– Прости, – сказал я. Хотя она врезалась в меня, я хотел смягчить ситуацию сразу. – Я был наверху и услышал отсюда грохот, – объяснял я, голос ускорял темп, как и сердце. Во мне было слишком много адреналина, и лекарство не справлялось. – И я подумал, что это копы. Я не знал, что делать. Я думал, что смогу выбраться отсюда, но увидел тебя, а потом мы одновременно заметили окно, и я… прости, если… но ты вроде в порядке.

Пауза. Она, казалось, не верила в это.

– Кто ты?

Отличный вопрос. И как же мне ответить сегодня?

– Зависит от того, кто ты, – честно сказал я.

В тенях я заметил, как она хмурится.

– Я первой задала вопрос.

Почему я сталкивался с любопытными людьми? Я выдохнул и потянулся в карман. Визитки напечатали на прошлой неделе, и она получит такую визитку первой.

Кем бы она ни была.

Она взяла визитку с опаской, словно я давал ей яд. Столько подозрений. Ну–ну.

Я поднял камеру и направил на визитку. Она засияла от света. И облупившийся лак на ее ногтях.

Она прочитала вслух, перевернула и посмотрела на меня, смутившись еще сильнее. Свет лучше озарил ее лицо.

– Ты с телевидения?

Я издал смешок.

– Нет.

Я начал раскачиваться на ногах, мне нужно было выпустить энергию, гудящую в моих костях. Она была любопытной, но что–то в ней меня тревожило. Вызывало опаску. Словно она могла быть еще более скрытной, чем я. Словно у нее был миллион секретов, и я не услышу ни одного из них.

Кем бы она ни была.

– Что ж, Декс Форей, мне кажется, что то, что вы, парни, здесь делаете, происходит без разрешения моего дяди, хозяина маяка.

Ох, черт. Блин.

Маяк принадлежал ее дяде. Мне стало не по себе, казалось, адреналина станет еще больше, сердце забьется быстрее.

Но… погодите…

– Здесь никого нет, – сказал я. – Только я.

Она рассмеялась, не веря мне.

– Мне все равно, – сказала она с достаточно легкостью в голосе, чтобы я поверил. – Я не буду стучать на вас. Меня тоже здесь не должно быть. Просто собирай своих ребят и уходите, пока не случилось беды.

Я замер. О чем она говорит? Моих ребят?

– Здесь только я, – сказал я ей снова. – Ты видела кого–то еще?

Она нахмурилась, но смотрела мне в глаза.

– Да. Я слышала тебя наверху, и я собиралась вылезти в окно. Но увидела тень. Кто–то проходил снаружи.

Я ощутил дрожь спиной, тошнота подступала к горлу. Я приблизился к ней, штаны шуршали по влажному полу.

– Уверена, что что–то видела?

Если она что–то видела, и это был не я, то беда меня догнала. Может, и ее тоже, но я не мог пока ее понять. Странная энергия исходила от нее вспышками и путала мои мысли.

– Да. Я кого–то видела, – сказала она с тенью сомнения. – Кто–то прошел за окном, клянусь богом.

Я не был уверен, что поверю в такое.

– Откуда ты? С тобой кто–то пришел?

Как твой дядя… или копы… или перекачанный парень.

Она покачала головой. Я приблизил свет к ее лицу, словно допрашивал, чтобы узнать правду. Она скривилась.

– Прости, – пробубнил я. – Я… не важно.

– Не важно? – выпалила она. Ее глаза прищурились, но не от света. – Ты ворвался в маяк моего дяди. И ты говоришь мне, что это не важно.

Ого. Я только собирался за это извиниться. Блин. Забудьте. Все пропало. Я ухожу.

Я с кряхтением поднялся на ноги, потянулся в лунном свете, который лился из окна неподалеку. Побег будет простым. Я поднял ногу, но остановился.