— А деньги она откуда возьмет?

— Ну… Можно собрать. Но нужно хоть что-то сделать. Ты же понимаешь, что когда-нибудь она не выдержит? Повторное пережитие травмы никому ещё не помогало.

— Да… Надо. Но как?

— Я знаю одного психиатра… Она сможет ей помочь. Она всегда понимает своих пациентов и относится к ним как к людям. Одна такая на весь персонал. Поищу дома визитку. Или у отца спрошу. Он дожен знать. Или дядя.

Я рассправилась с начос. Он — с буритто. Мы допили колу. Сидя на краю крыши, болтали ногами. Внизу шли, держась за руки, парень и девушка. Парень глядел на неё с нежностью, а она — со скрытой болью.

Песня о дереве

В зеркале я вижу бледное изможденное лицо с оттеками вокруг глаз, потрескавшимися губами, едва заметными шрамами за левой скулой, короткими прямыми ресницами и нависшими веками. Тонкие кривые губы, по цвету слилившиеся с бледной с желтизной кожей. Волосы разлохматились, шляпа покосилась. Жалкое зрелище.

Сначала тональник, чтобы скрыть желтизну и шрамы. Потом тушь, подводка, тени, кроваво-красная помада и карандаш для губ. На том месте, где должна быть ямочка от улыбки, наношу мушку.

Открываю шторы. За окном — утренний город. Легкий туман, светло-серое небо, прохладный воздух. А здесь — почти белая комната. Белая кровать, белый балдахин, белый ковёр. На белой стене — плакат с белой кошкой. а белом столе — белая тарелка с белым шоколадом.

Я заночевала у Дейла. Напросилась, чтобы узнать, каково это — просыпаться в городе. Мы спали в отдельных комнатах и после ночевки ничего между нами не изменилось. Да и не хотелось ни мне, ни ему.

Иду по коридору. Рядом дверь с надписями:

НЕ ВЛЕЗАЙ — УБЬЁТ

МОЯ ТЕРРИТОРИЯ — МОИ ПРАВИЛА

ПРИ ВХОДЕ ГОВОРИТЬ ПАРОЛЬ

Это комната его сестры. До самой ночи я слышала оттуда звуки тяжелого рока и не могла заснуть. А потом мне снились кошмары. Как она такое слушает, не представляю.

Спускаюсь на кухню. Отец сидит и читает газету. Дядя роется в холодильнике. Мама безцельно переключает телевизор. Сам Дейл рассеянно ковыряется в тарелке с хлопьями. На нём халат и домашние тапочки.

— И долго мы тут прохлаждаться собираемся? — скрестила я руки на груди, — Занятия уже начались.

— В смысле?! — подскакивает Дейл.

Вливает в себя молоко, жуёт хлопья, давясь ими. Я ржу, отец тоже.

— Я пошутила, — смилостивилась я, — Сегодня воскресенье, дурья башка.

— Ненавижу выходные, — сказал Дейл.

— Ты всегда был странным, — раздался голос сестры откуда-то сверху.

Она спускалась, сонно потирая глаза. Джинсы на бедрах из 60-х, при этом драные, майка, ожерелье, фенечки, и рваная стрижка, создающая ощущение того, что её волосы наэлектризовались. И рваная челка, которую давно не подравшивали. По щекам растеклась тушь.

— Что за вид у тебя такой, Ребекка? — проворчала мать, — Сейчас же иди умойся и причешись. Не позорь меня перед соседями.

— Блаблабла, — передразнила её Ребекка.

— Ты как со мной разговариваешь? — подбоченилась мать.

— Успокойся, Моника, ты опять заводишься с полуоборота, — спокойно сказал дядя, гремя банками в холодильнике.

— Сначала работу найди, психолог недоученный, — фыркнула мать, — Долго я должна терпеть, как ты каждый день пердишь в диван и опустошаешь холодильник?

— Ника, это всё-таки мой брат, — вставил отец из-за газеты, — Будь с ним помягче. У него не самый лучший период в жизни.

— Этот "не самый лучший период в жизни" длится уже 10 лет! — взвизгнула мать, — Мы даем ему кров и пищу, а в ответ не получаем ни капли благодарности! Мне это уже надоело! Пусть немедленно съедет!

— И что же, ты выгонишь его на улицу? — спросил отец, — Не будь ребенком. Войди в его положение. Он старается изо всех сил.

— Расслабься, брат, — сказал дядя, — Это типичные манипуляции. Она на чувство вины давит посредством своих истерик. Не ведись.

— Что ты сказал, щенок?! — мать от возмущения выронила чашку.

— Успокойтесь, пожалуйста! — взмолился Дейл.

— Ну вот, что и требовалось доказать, — усмехнулся дядя.

— Мне уже надоело, что меня постоянно мешают с грязью и выставляют истеричкой и манипуляторором! Я уже и манипулятором побывала, и психологической садисткой, и неуравновешенной психапоткой! А может, это просто ты козёл, а?! — заорала мать, грозно надвигаясь на дядю.

— Оставь в покое моего брата! — привстал отец, не откладывая газеты, — Истеричная дура!

— Пожалуйста, дядя, ты же сам видишь, что провоцируешь её! — попытался перекричать мать Дейл.

— Прошу тебя, Дейл, я не хочу сейчас разбираться с твоими болячками. Иди в свою комнату, — сказал дядя.

— И как это ты определил, что у него болячки? — вмешалась сестра, — Может, хорош уже на людей ярлыки навешивать? А я тогда кто, скажи мне?

— Нет, Ребекка, у тебя просто переходный возраст, — мягко сказал дядя, отбиваясь от нападок матери, — Ты хочешь привлечь внимания, вот и всё. А вот твой брат любит манипулировать людьми, этим он в мать пошел.

— Ты идиот, — сказала сестра, — Когда это он манипулировал кем-то?

— Ладно, пошли, Ребекка, — вяло сказал Дейл, — С ним бесполезно спорить.

— Кстати, девушка, — обратился дядя ко мне, — Я, конечно, понимаю, что у нынешней молодёжи беспорядочные связи считаются чем-то обыденным, но Дейл — это не самый лучший выбор. Если Вы забеременеете, то он не сможет потянуть ребенка.

— Мы спали в разных комнатах, — жестко сказала я, — И ни я, ни мои знакомые не практикуют случайные связи. И я уверена, что Дейл будет отличным отцом.

— Да, если по Вашим меркам отличный отец — это человек с букетом психологических проблем и комплексов, — рассеянно отозвался дядя как раз в тот момент, когда мать огрела его вазой.

— Бежим! — заорала сестра.

Она схватила нас за руки и потащила из дома. Мы выбежали на дорогу и припустили вдоль проезжей части, остановившись у моста. Только тогда она нас отпустила.

— Она его не убила? — забеспокоилась я.

— Неа, — весело сказала сестра, — Такое постоянно случается. Он её провоцирует, она бросается в драку.

— Дурдом какой-то, — проворчал Дейл, — Мать просто неуравновешенная личность, а не манипулятор.

— Которую довели эти двое придурков, — добавила сестра.

— Мой отец не придурок, — нахмурился Дейл, — Он просто пытается быть на стороне всех. И мамы, и дяди.

— Но при этом защищает только дядю, — сказала Ребекка.

— Мать он тоже защищает, — сказал Дейл, — И просит дядю не провоцировать её.

— А почему твой дядя называет тебя манипулятором? — спросила я, — Никогда не замечала тебя за этим…

— Да фиг его знает, — пожал плечами Дейл.

— Просто ты требовал внимания к себе постоянно, — сказала Ребекка, — Ненавидишь ссоры. Обидчивый. Ранимый. Привязчивый. Ревнивый.

— Это как ты так решила? — скрестил руки на груди Дейл, — Все дети требуют к себе внимания, разве нет? Да и ревновать своих родителей тоже нормально для ребенка. А ссоры кто любит?

— Да и ранимость и обидчивость — это нормально, — рассеянно сказала я, — Многие обижаются. Так что они, сразу манипуляторы?

— Ага, — неожиданно повеселел Дейл, — Вообще-то если грудничок кричит и требует молока — то он нарцисс-манипулятор, ты знала?

— Тогда я тоже манипулятор! — с притворным испугом воскликнула Ребекка, — Я ведь в детстве и молоко требовала, и по ночам орала, и голодная постоянно была! О, и боялась от матери отойти!

— Да ты просто зверь! — схватился за голову Дейл.

Я подняла булыжник и кинула его в воду. Он исчез, оставив после себя расширяющиеся круги.

— Как-то близко кинула, — цокнула Ребекка, — Я дальше могу.

Она взяла камень, как следует размахнувшись, кинула его. Отлетел он далеко, превратившись в маленькую точку.

— Круто, — восхитилась я.

— Я ещё и блинчиками могу, — гордо сказала Ребекка.