Этот, зов настиг Тонкое Дерево. Он управлялся с большой охапкой растяжек для шкур. Юноша насупился. При вполне благожелательном отношении к парализованной старухе, он не считал для себя возможным ухаживать за ней. Малопривлекательные хлопоты возле больной — удел бездетных женщин или девушек, не успевших стать подругами разборчивых охотников из племени Живущих За Рекой.

Тонкое Дерево покрутил головой, высматривая такую особу Окрест было безлюдно. А Треснутое Копыто продолжала кричать.

Победа над болотным чудовищем вскружила голову Тонкому Дереву. Пускай большая часть этой победы принадлежала Шишу, но отсвет славы падал и на юношу. Потрясенный содеянным знахарь отнесся к победителям с опаской. Если можно предположить такое, чтобы Много Знающий перед кем-то испытывал робость. В общем получалось, что возиться со старухой Тонкому Дереву было не с руки.

Высохшее лицо Треснутого Копыта серело в полутьме, там, где на земляном полу лежала облысевшая козья шкура. Присутствие параличной выдавал кислый запах болезни. Всяк человек имеет лишь ему присущий запах. Этот запах меняется с возрастом. Он зависит от состояния организма и времени суток. Спящий пахнет иначе, нежели бодрствующий. Например, от Тонкого Дерева отдает потом, как от бегущего оленя. Женская кожа распространяет пряный запах. Разумеется, если ее обладательницу не успели утомить прожитые годы... Из угла Треснутой Копыта, помимо запаха болезни, наносило духом близкого тления, ибо близкая смерть также обладает собственным запахом. Юноша содрогнулся.

Старуха снова впала в забытье. «Темные рожки... В стеблях у входа... отрава». Язык ее начал отказывать; «...спря… убить хотел... ремень над пров-в-в-м-м-м-м». Тонкое Дерево насторожился.

— «Убийство!» — она вскрикнула.

О чем она бредит? Лоскуты слов и фраз не желали соединяться в законченную мысль. Треснутое Копыто бормотала и звала Шиша.

От вони крутило в носу. Следовало покинуть жилище, чтобы послать к больной кого-нибудь из женщин, но Тонкое Дереве задержался. Отрава? Отрава? Он схватил парализованную за ее бестелесную руку, задергал, надеясь успеть: «Какая отрава?! Кто хотел убить?.. Кого?!» Губы старухи раздвинулись, оголяя обломки зубов; «Пхан...». «Кто-кто?» — он остолбенел. В следующий миг исстрадавшийся дух больной покинул убогое пристанище, выпрыгнул, дабы в очередной раз пройти по извечному кругу. Пройти в надежде, что новая оболочка окажется не в пример удачливей, прежней. Правда, Тонкое Дерево сильно сомневался, чтобы старухин дух мог кому бы то ни было принести счастье...

Настил крыши выглядел как обычно. Дожди смыли следы преступных рук, если таковые когда-то имелись. Потребовался острый глаз молодого охотника, чтобы заметить разворошенный пучок стеблей. Он перебрал травяные дудки одну за другой. Выяснилось, что часть стеблей, прежде составляющих пучок, исчезла. Укороченные концы дудок создавали выемку в толще настила. Оставалось гадать: кому понадобилась жесткая трава, пригодная разве что как строительный материал. Но ему повезло. В размолоченном стебле на краю пучка сохранилась щепотка бурых крупинок. Цветом и запахом крупинки напоминали нечто дополняющее предсмертный старуший бред. Находка умалчивала о том, кто являлся хозяином этих крупинок и за что пытались отравить Тонкое Дерево. Если бы дух темных рожек имел язык! Возможно он рассказал бы много любопытного. Но ядовитые крупинки молчали. А если они и говорили что-то, то речь их была непонятна ему.

...Новость взбудоражила стойбище. Оно загалдело. Каждый понимал: преступник, поднявший руку на соплеменника, опаснее косолапого, опасней стаи волков, что возможно новое преступление, причем успешное, ибо замыслы отравителя никому не ведомы, в то время как он был волен выбирать себе жертву, а жертвой мог стать всякий, вольно или невольно досадивший ему. Подозрение ворвалось к людям, он бежало по стойбищу, кусая встречных за лица. На клыках подозрения пенилась злоба; укушенные преображались в мгновение ока, обретая звериный оскал.

Теперь племя ощутило всю горечь утраты, постигшее Людей Камня со смертью Живущего За Рекой. Старый следопыт ушел к предкам, как до него уходили многие, далеко не худшие из людей.

Хриплый бас Расщепленного Кедра призвал к порядку. Истребитель кабанов и косолапых обрушился на знахаря:

— Что такое?! Много Знающий перестал быть главой племени? Пора успокоить детей и женщин, а старший охотник мечется по поляне, как наступившая на угли роженица. — Заросшие кустистым волосом щеки Расщепленного Кедра налились кровью. — Пусть знахарь назовет виновного. Немедленно! Иначе он передаст копье старшего охотника более достойному, а сам станет нянчить сосунков, утирать им сопли и нажевывать им сладки корешки.

— Га-а-а! — согласно зашумели охотники.

Знахарь понурился.

— Расщепленный Кедр своим ревом разгонит всех собак на равнине, — выйдя из толпы, шутливо воскликнул Шиш. — Самое время заниматься выборами вожака. Что еще полезного подскажет охотник на кабанов!

— А что умного предложит Шиш? — отпарировал тот. Суковатый дрын, служивший ему опорой, нижним концом глубоко вдавился в землю.

Видя ярость хозяина дубины, Тонкое Дерево придвинулся ближе к Шишу. Последний будто не замечал горячности старого добытчика. Он призвал к разгадке таинственного преступления

— Пусть Шиш не столь умен, как Расщепленный Кедр, но Шиш старается думать. Надо выяснить: кто раньше других ушел из лога в тот вечер, когда разбилось Треснутое Копыто?

Шиш был уверен, что преступник находится среди мужчин. Не зная старуха повторяла в бреду слово «он». Но и без того маловероятно, чтобы на убийство решилась женщина. Увечная досадила многим и преизрядно, но он отвергал предположение что на старуху покушались ее бывшие подопечные. Шиш знал по себе: Треснутое Копыто могла вызывать насмешки, может быть неприязнь, но не желание убить. Сверх всего — покушение на старуху плохо увязывалось с попыткой отравления Тонко Дерева и Длинноногого.

Он дождался наступления тишины. Люди приготовились слушать. Стоящий в первом ряду Поздняя Луна горделиво посматривал в рот охотнику. Его подруга, недавно покинувшая другой берег реки Ракушка, вперилась туда же, словно оттуда должна была вылететь птичка.

Озадаченный Расщепленный Кедр кряхтел. Казалось, коричневый ремешок, который поддерживал тяжелую гриву волос над его бугристым лбом вот-вот лопнет. Истребитель кабанов что-то прикидывал про себя, поочередно разгибая широкие пальцы. Дойдя до указательного на правой руке, в которой был дрын, он задержался. С сомнением опростал руку. Уставился на ороговевший от мозолей палец так, будто это был вовсе не палец, а малознакомый предмет.

Спустя минуту он забасил снова:

— В тот день никто не уходил из лога в одиночку. Напрасно Шиш вынюхивает преступника среди охотников. — Он говорил, но указательный палец по-прежнему смущал его.

Шиш кивком выразил согласие. Добавил однако:

— Может кто-нибудь покидал лог на время? Чтобы позднее вернуться в стойбище со всеми?

Этот вопрос был сложнее первого. Спросивший задал его нерешительно, точно пробуя на вкус, и опасаясь убедиться в несъедобности попавшего в рот.

— Ага! — крякнул Расщепленный Кедр. — Ага!

Он перечислил быстро:

— Тонкое Дерево, Поздняя Луна с подругой и Шиш были рядом со мной до конца. Пых на пару с Ящерицей увязывал собранный валежник. Тот… тот… и тот..: — Истребитель кабанов споткнулся. — Много Знающий?.. Много Знающего я не видел... Он...

— Врешь!!! — подскочил знахарь. — Я до поздних сумерек возился с огромной корягой. — Он завертел головой. — Вот! Поздняя Луна подтвердит. Он помогал мне.

Увесистый дрын оказался в руках Расщепленного Кедра. Старый добытчик был себе на уме.

— Куда же девалась та огромная коряга? Мы не видели ее. Заглушая гвалт, знахарь пояснил:

— Она оказалась чересчур тяжелой для двоих. Если бы не этот байбак, — он пренебрежительно оттопырил губу, указывая на Позднюю Луну, — мы за один присест заготовили бы добрую кучу смолистых дров. А так... Я и Поздняя Луна смогли докатить, корягу только до места, где начиналась тропинка.