Мне хотелось спросить еще кое-что, но я не решилась. Это было и не нужно: Нея догадалась сама.

– А еще тебе важно, не брала ли я его органы. Начну сразу с этого, с главного: не брала. И это точно было самоубийство.

Я-то думала, что готова к этому разговору, но как дошло до дела – сердце болезненно сжалось. Сколько бы времени ни прошло, легче не становится.

Заметив, как я напряглась, Локи осторожно опустил руку на мою ладонь. Это был пустой жест, сила привычки – иначе и быть не могло. Но кое-что я все-таки почувствовала! Не настоящее прикосновение, просто тепло, так бывает, когда в прохладный день из тени выходишь на солнце.

Это помогло мне сосредоточиться, и Локи, думаю, все понял правильно.

– Давай начнем с главного: почему ты так уверена, что это самоубийство?

– Потому что я видела, как он это сделал, – ответила Нея.

Она произнесла это тихо, еле слышно, но, честно, если бы она закричала, я бы даже не заметила разницу, слишком уж шокирующими были ее слова.

– Ты… видела?

Нея, ночное создание, прогуливалась по территории кластера. Она иногда позволяла себе такое, когда у нее не было работы, наслаждаясь мирным одиночеством Эпионы. Тогда она и увидела, что кто-то стоит на краю крыши больницы.

Она даже не разглядела, кто это, было слишком темно, увидела только силуэт, но когда подошла поближе, почувствовала присутствие человека. А это, понятное дело, исключало всех, кроме Леона. Нея попыталась его окликнуть, однако он не ответил, даже не посмотрел на нее, а в следующую секунду уже сделал шаг вниз.

Понтианак не могла ни остановить его падение, ни исцелить его. Когда она подбежала к Леону, он уже был мертв.

– Я не знаю, был ли он один на крыше, но на краю он точно был один. Никто не сталкивал его и не заставлял это сделать. Позже, когда я осмотрела его тело, все подтвердилось: у него не было травм, указывавших на драку. Он и правда покончил с собой.

Мне не хотелось ей верить. Даже так: хотелось не верить. Это сводило на нет все мои усилия, перечеркивало надежду на то, что я смогу отомстить за Леона и восстановить справедливость. Все это время я упорно отрицала, что он совершил самоубийство. Но для чего тогда все мои усилия, если я гонялась за солнечным зайчиком, за целью, которую я сама же и придумала?

Так что неверие казалось самым заманчивым вариантом, который я, увы, не могла себе позволить. Не потому что у Ней не было причин врать мне – причины могли и найтись, дело не в них. Просто я видела, что Леон искренне нравился понтианаку, а она и не скрывала этого. Нравился не как добрый доктор, укрепляющий дружбу между людьми и нелюдями, а именно как мужчина. Между ними ничего не было, они даже толком не общались, потому что Нея стеснялась к нему подойти. Но я чувствовала, что его смерть ранила ее, причинила почти такую же боль, как Сиаре.

Она тоже искала следы насилия, искала указания на возможного убийцу и ничего не нашла – значит, этого просто не было.

Все закончилось – и все было напрасно. Как же жалко, должно быть, смотрелись мои игры в детектива! Если ответы получены, то ради чего я здесь? Что должна делать дальше? Пожалуй, просто отпустить Леона или память о нем. Но ведь это так трудно! Я слишком долго жила желанием отомстить за него и не представляла, что буду делать, если это желание вдруг исчезнет.

Сейчас мне нужно было побыть одной, мне требовалось время, чтобы все обдумать. Я быстро и неловко попрощалась с Неей, а она и рада была уйти – чувствовалось, что понтианаку непривычно находиться здесь, в общежитии, да еще и в разгар дня. С Локи все было сложнее, он хотел пойти со мной, но я ему запретила.

Не потому что он был мне неприятен. Просто я не хотела, чтобы он видел меня слабой, при нем я, может, и не смогла бы плакать, а плакать мне хотелось. Слишком многое наложилось друг на друга: меня шатало от сильной потери крови, пусть и контролируемой, а рассказ Ней нанес удар, который мне и при лучшем самочувствии было бы непросто вынести. В такие моменты важна перезагрузка, а для нее мне требовалось одиночество.

Локи понял это и оставил меня в покое. Я добралась до своей комнаты, залезла на кровать, не раздеваясь, и дала волю слезам. Больше всего мне хотелось уснуть, но сон, словно издеваясь, не шел. Время проползало мимо меня, безжалостно и мучительно медленно. Нельзя сказать, что я бодрствовала, это было странное состояние – дремота, забытье, которое не приносит отдыха, зато наполняет голову ненужными мыслями и образами.

Меня привел в себя стук в дверь. Это, конечно, был не Локи – он бы просто прошел сквозь преграду. Приподнявшись на постели, я обнаружила, что утренний свет за окном сменился вечерним. Получается, от меня полдня не было никаких вестей! Должно быть, кто-то из врачей забеспокоился и решил узнать, как у меня дела.

Я кое-как спустилась с кровати и направилась к двери. Движения были неуклюжими, и со стороны я наверняка напоминала пьяную. Во рту пересохло, горло болело от обезвоживания, у меня даже не было сил спросить, кто там, и я просто распахнула дверь.

Увы, это были не Сиара, не Хакир и даже не Нея. К моей комнате зачем-то явился Флор Уинслоу – правда, с литровой бутылкой прекраснейшей прозрачной воды, и за это я готова была многое простить.

– Мне велели передать это вам, – проблеял сатир. – Сказали, что сегодня…

Я не дала ему договорить, буквально вырвала бутылку из рук, открутила крышку и жадно припала губами к горлышку. Хамское поведение, знаю, и за это я собиралась извиниться, но – позже. Для начала мне нужно было каким-то чудом остаться в живых.

Флор смотрел на меня как-то странно, однако я не обратила на это внимания. Я была не в том состоянии, чтобы озадачиваться этим, да и потом, он в принципе ни на кого нормально не смотрит.

– Я слышал о том, что вы сделали сегодня, это все обсуждают, – сказал он, пока я пила. – Очень смело. Кто бы мог подумать, что до этого дойдет? От людей обычно не ждут каких-то особых способностей. Вы позволите войти?

Мне не слишком хотелось впускать его, но было как-то неловко заставлять его стоять в коридоре после того, как он оказал мне услугу. Поэтому я посторонилась, позволяя сатиру зайти в мою спальню, а потом закрыла дверь. Я его не боялась: Флор уже усвоил, что со мной шутки плохи, меня тут теперь уважают, да и потом, тот врач, что его прислал, знает, что он здесь, ему невыгодно делать глупости.

– Человеческая кровь считается нейтральной, у нее нет магической силы, – продолжил свои рассуждения Флор. – Поэтому многие виды делают ее своей пищей – не я, конечно, сатиры не едят прекрасных дам. Я просто восхищаюсь тем, что вы совершили невозможное, без вас та цурара была бы мертва. Да, человеческая кровь полна сюрпризов… То ли дело – кровь сатиров! Она хоть и магическая, а давно и хорошо изученная.

Я наконец допила воду – литр залпом, мой личный рекорд, – и отдала ему бутылку.

– Спасибо. Я бы хотела побыть одна, устала, – заявила я.

Флор словно не слышал меня.

– Но и кровь сатиров не так уж плоха, что зря скромничать! Предсказуемость – это ведь не плохо, это гарантия результата. Например, если нашим феромонам еще можно противостоять, то даже капля нашей крови, единственная капля, которую в стакане воды и не различишь-то, выступит сильнейшим наркотиком. Наркотиком любви, естественно. Конечно, от него теряют контроль над собой, но оно того стоит – обычно это лучшие часы в жизни той, кому посчастливилось его принять.

Козий ты сын…

Я поверить не могла, что он решился на такую наглость. Урод! Получается, он затаил обиду, когда я его отбрила, и решил воспользоваться моментом, когда я слаба и беспомощна? Это же кем надо быть? Я бы никогда не подумала, что он опустится так низко!

Но думать было не нужно – я чувствовала, что он действительно сделал это. Скорее всего, я и при других условиях не смогла бы сопротивляться колдовской крови, а теперь я была ослаблена. Да и Флор, подозреваю, не одну каплю в ту бутылку добавил. Хотелось, чтобы меня вырвало, мне была отвратительна мысль о том, что я выпила такую дрянь. Но мой измученный организм отказывался расставаться с живительной влагой, и рвоты не было.