Эрику хочется увидеть цвет глаз незнакомки, но впервые за много лет он боится; боится спугнуть это виденье; боится снова горько разочароваться, до волчьего воя, до боли, что парализует тело и душу, что спастись можно, только пустив себе пулю в висок, чтобы уже ничего не болело; чтобы, наконец-то, сдохла и физическая оболочка, так как внутри уже три года все мертво.

Но у мертвецов не может так болеть сердце.

Он с трудом заставляет себя пошевелиться, сил хватает только спрятать пистолет в кобуру на бедре и тяжело привалиться спиной к тёплому дереву.

Он шарит взглядом по девичьему силуэту, позволяя себе ещё немного побыть в мире грёз. Пусть это только эффект от чёртовой травы, он готов курить её тоннами, только, чтобы видеть её, хотя бы в мечтах.

Девушка, замершая при виде бесстрашного, делает шаг в его сторону, и у Эрика перехватывает дыхание. Она так реальна, плавно движется к нему, словно плывет над землёй, его персональный призрак — тринадцатый кошмар, самый страшный из всех, единственный, который он не в состоянии преодолеть.

Она подходит к нему, внимательно смотрит своими карамельными глазами — смотрит в самую душу. Эрик закидывает голову наверх, хваленое самообладание рушится как карточный домик, разлетается яркими картинками — глаза щиплет впервые за много лет.

Теплая ладошка нежно касается кожи.

— Эрик… — слишком осязаемо для галлюцинации. Он пораженно переводит на нее взгляд, девичьи пальцы на щеке мелко дрожат. — Эрик… — она всхлипывает. — Живой…

Он накрывает её ладонь своей, прижимается к ней губами, втягивает аромат её кожи, обхватывает за талию, заключая в объятия, слепо тычется губами в волосы, скулу, находит губы.

— Мол… — он словно в бреду, его трясёт крупной дрожью. — Девочка моя… — сквозь поцелуй. — Я думал ты погибла… Макс сказал… — он замолкает, выдыхает сквозь зубы. — Чертов засранец… Убью!

Молли смеётся, прижимается к нему, утыкается мокрым лицом в шею.

— Отец сказал, что ты разбился насмерть… — она еще крепче обнимает его шею.

— Убью обоих! — зло шипит мужчина. — Интриганы хреновы! Тоже мне Моннтеки с Капулетти, — он отстраняется, заглядывая в ее светящиеся глаза. — Почему Дружелюбие?

— Тест показал. Я думала о Бесстрашие, но поняла, что не смогу. Боялась, что все будет напоминать тебя. Боялась свихнутся окончательно, — она опускает глаза, словно извиняется за свою слабость.

Эрик целует её, пропуская медные пряди сквозь пальцы, лаская затылок.

— Теперь всё будет хорошо!

***

Он хищно крадётся по Яме, мягко ступая по бетонному полу, выныривает за плечом Фора и тихим голосом произносит:

— Они готовы?

Бывший отреченный ели заметно дергается от неожиданности, он не заметил приближение Лидера.

— Ещё нет!

— Это я решу! — презрительно чеканит Эрик. Он окидывает тренирующихся возле груш неофитов взглядом и громко произносит. — Внимание! Сегодня у вас начнутся первые зачётные бои! В этом году правила поменялись! Вы дерётесь до победы, сдаваться нельзя!

— Тебе повезло, что этих правил не было во время нашей учёбы! — язвит Фор.

Лидер криво улыбается, игнорируя выпад и окинув подростков взглядом, произносит:

— На ринг первый прыгун и последний!

Мелкая отречённая вздрагивает и делает шаг к матам, следом двигается маленькая азиатка, Эрик цокает языком:

— У тебя что со счетом проблемы? — рявкает он эрудитке, та непонимающе пялится на него, кажется даже перестав дышать. — Ты что последний прыгун? — девочка замирает.

Он снова смотрит на сбившихся в кучу неофитов, приподнимая в немом вопросе бровь.

— Дружелюбная! — Эрик слегка повышает голос. Подростки молча расступаются, пропуская девушку вперед. Мужчина делает приглашающий жест рукой, указывая на маты. — Или ты хочешь вернутся обратно к грядкам с клубникой?

Подростки пытаются рассмеяться, но взгляд Эрика пресекает это желание на корню.

— У меня аллергия на клубнику!.. И я не дружелюбная!

Бой заканчивается быстро, стифф валяется на матах, получив довольно ощутимый удар в челюсть. Лидер удовлетворенно хмыкает, вызывая следующую пару.

***

Она ждёт его в коридоре, стоит, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Он равняется с ней, внимательно всматриваясь в ее лицо, ему хочется провести пальцами по разбитой скуле, отреченная все-таки смогла один раз ударить, но он боится, что кто-то может их застукать. Ей не нужны эти проблемы, которые повлечет за собой, пусть и не явная, но все же связь с Лидером.

— Не жалеешь? — интересуется он.

Она игнорирует его вопрос и спрашивает:

— Как ты смог это сделать?

— Они подделали тест. Я нашёл аргументы, чтобы они передумали и повлияли на Совет, чтобы тебе позволили пройти его ещё раз.

— Я вижу твои аргумфоненты, — она усмехается, кивая на его разбитую губу.

Эрик проводит по ссадине языком, кривясь. Рука у Джона Этвуда оказалась тяжелой, бок до сих пор ноет от его кулаков, но он смог добиться своего.

— Послушай… — мужчина замолкает, словно не может подобрать нужных слов, но девушка машет головой и медленно пятится вглубь коридора.

Эрик хмурится, аппетит резко пропадает, он разворачивается, возвращаясь в Яму, садится на ринг достает сигареты — щелкает зажигалка и едкий дым окутывает мужское лицо, погружая его обладателя в размышления.

Наверное, она жалеет, что перешла — он уже не тот парень, которого она полюбила.

За эти три года он слишком изменился, стал жестоким, бескомпромиссным, властным, резким. За эти дни она увидела темную сторону его характера: он без зазрения совести издевался над тюфяком-эрудитом, чуть не сбросил девчонку-искреннюю в пропасть, он угрозами заставил Фора метать ножи в отречённую.

Он ловил на себе взгляд её карамельных глаз, выражение которых он не мог прочитать. Ему казалось, что, если присмотреться в них, он увидит только страх и ненависть — то, что всегда сквозит во взглядах окружающих его людей.

Эрик задумчиво ерошит волосы на затылке и лезет в карман куртки проверить коммуникатор. Он не видит сообщения, что высветилось на экране; опускает лицо, трет пальцами веки, словно пытается собраться с мыслями, но те мечутся в голове как бестолковые неофиты на захвате флага.

В душе оседает горечь, Эрик тихо рычит, пытаясь угомонить свои чувства.

— Я не жалею, что перешла!.. — в этой фразе столько всего; мужчина вскидывает голову, Молли стоит перед ним, кусая губы. — Я хотела, чтобы ты знал… — она протягивает ему сложенный в несколько раз листок. — Это то, что не давало мне сдаться, — она несмело улыбается и, порывисто развернувшись, почти бегом покидает Яму.

Эрик разворачивает бумажку — это оказывается затертый на сгибах альбомный лист. Тот самый рисунок, что он нарисовал для неё в подарок, три года тому назад на заснеженном пляже.

Идиотская улыбка растягивает губы, он откидывается на ринг и не сразу понимает, что смеётся, легко и весело, словно ему снова семнадцать. Успокоившись, садится, сталкиваясь взглядом с замершими, словно истуканы, бесстрашными, ставшими невольными свидетелями уникальной картины.

Он легко поднимается с ринга, одергивает форму, подмигивает им, заставляя солдат испуганно икнуть, и неспешно направляется в столовую.

Кажется, теперь единороги будут бегать по Яме табунами.

И я люблю тебя дыма лесками,

Самыми свежими ранами,

Прожжеными занавесками,

Моими джинсами рваными.

И я иду по непройденным тропам,

Все чаще теряя сознание.

Я тебя люблю наперекор гороскопам,

Будто бы нет правил, знаков препинания.