В занимаемом мною покое, напротив моей кровати и правее койки поручика пехотных егерей Кельво, лежит раненый офицер тюркосов, получивший в наружную часть голени левой ноги пулю, которая тронула кость. Осколки её были вынуты и рана почти закрылась, но в это утро он жаловался на боль правого колена. Доктор чувствуя под пальцами постороннее тело, сделал крестообразный разрез и вынул пулю, которая, рикошетируя вошла сначала в левую ногу, а затем перешла в правую.

Надобно сказать, что бывают весьма странные огнестрельные раны.

71

Госпиталь русского посольства в Константинополе, 14/2 ноября 1855 г.

Известия полученные мною из Крыма и Кинбурна положительно не объясняют ничего.

В Крыму позиции, занятые отрядом армии, остаются те же самые.

В Кинбурне полковник Даннер принимает все предосторожности, чтоб избежать всяких неожиданностей: эти меры заключаются в разных земляных работах, перегораживающих полуостров.

Рана моя совсем закрылась и я уже несколько дней как без усталости, делаю небольшие прогулки вокруг госпиталя посольства. Даже мог вчера пойти на большой рынок и сделать там необходимые покупки, для защиты от холода во время предстоящего пребывания моего в Кинбурне. Купил в турецкой лавке астраханские смушки, которые показались мне хорошего качества и особенно дешевыми, заплатив за них 170 франков; этим мехом можно подбить панталоны, фуфайку а также спинку и плечи плаща.

Во время прогулки мне пришлось быть свидетелем короткой расправы о которой и расскажу вам.

Спускаясь по одной из главных улиц, ведущих по мосту Золотого Рога, в сопровождении такого же больного из госпиталя как и я, но идущего с большим трудом, мы дошли до середины улицы и заметили что в нас недоброжелательной рукою был брошен камень в хорошее яйцо величиною, впрочем не попавший по назначению. Хотя мы и сейчас же оборотились, но определить откуда брошен камень, оказалось невозможным.

Внизу этой улицы находится пост каваса, куда мы и вошли, рассказав начальнику поста о нанесенном нам оскорбления. Не расспрашивая подробностей он сказал нам только: «Расправа будет произведена», и сейчас же отправил шесть полициантов улицей параллельной той, которой мы пришли, оставив несколько кавасов у своего поста. Полицианты пройдя незамеченными сверху в нашу улицу, стали спускаться по ней, тесня вниз всех прохожих и подвигали их таким образом к посту, где всех хватали и садили в заключение. Менее чем через четверть часа было уже от 25–30 пленников.

Тогда начальник кавасов обратился к ним и сказал приблизительно следующее:

«В двух раненых офицеров брошен камень; вы будете заперты до тех пор пока не найдется виновный».

Спустя несколько часов, проходя вновь возле того же поста, мы узнали, что сначала в числе задержанных виновного не оказалось, но родственники или друзья последних открыли его и передали для расправы. Он должен был ждать в заключении приговора судьи.

Неблагоразумно запаздывать вечером на улицах Константинополя; собаки, которые скопляются повсюду, безвредные днем, делаются ночью ужасными; они не нападают на лиц, вооруженных фонарями, но без лая кидаются на тех у кого нет огня и особенно на одиночных. Лишь по этой причине, я должен был отказаться от приглашения к обеду товарищей. Турецкая администрация заставляет во всяком квартале, два раза в неделю развозить в телегах испорченное мясо, разбрасывая его повсюду, чтоб кормить этих собак, которые оказывают большую услугу городу, избавляя его от всех отбросов и нечистот. Но кажется, что такой порядок прокормления недостаточен для этих животных и они ищут всяких удобных случаев чтоб удовлетворить свой аппетит.

Весьма удивила меня турецкая привычка избирать кладбище местом увеселений. Там можно встретить в известные дни группы женщин и детей играющих, танцующих, поющих и лакомящихся сластями, вокруг могил более любимых родных или друзей!

Впрочем эти кладбища настоящие сады, где растут большие деревья, дающие громадную тень в знойные дни. Тут нет мавзолеев, а лишь поставлены стоймя высокие камни над головой умершего. Часто внизу этого камня устраивают небольшое отверстие, которое доходит почти до покойника, с целью сообщения родными и друзьями умершего, всяких поручений, как лицам предупредившим их в раю Магомета. Это довольно странно… но не забавно ли, что часто на другой день после похорон, кладбищенские сторожа должны вновь заваливать свежие могилы, которые, несмотря на непрестанное наблюдение за ними, они не всегда могут устеречь против жадности собак, чутье которых никогда не обманывает, благодаря указанному выше отверстию.

Я лично не видел этого, но мне сообщили о сем за верное.

Доктор Лелуи, который лечит меня, предлагает взять отпуск на три месяца для поправления моего здоровья, под предлогом, что я не в состоянии исправно нести свою службу без этого, — с другой стороны я получил длинное письмо от майора Прево, также советующего воспользоваться отпуском для выздоровления, уверяя, что и нисколько не выиграю, если буду спешить своим возвращением.

Но это плохие советы, которым я не последую. Мой батальон в Кинбурне и там мое место.

Тяжело выбирать между долгом и удовольствием обнять вас, избавляя от новых беспокойств, новых волнений… Хотя я и страдаю от этого, но не умею и не стану колебаться. Вы простите меня и даже в том случае, если шансы войны не будут для меня благоприятны, потому что в глубине своего сердца, для вас будет самым восстановляющим утешением мысль, что сын ваш исполнил свой долг.

Я предупредил доктора о своем решении и просил подписать мой выпуск из госпиталя, с целью воспользоваться отходом в Камыш первого судна. Мне необходимо быть в Крыму, чтоб попасть в свой полк. Правильных сообщений между Кинбурном и Константинополем не устроено.

Я еще не определил точно своего отъезда, однако возможно, что мое первое письмо, пошлю к вам из Кинбурна. Не беспокоитесь, если оно запоздает.

72

Кинбурн 7 декабря/26 ноября 1855 г.

Я поступил в лазарет 2-ой дивизии 16/4 августа, и в госпиталь русского посольства в Константинополе 17/5 октября, а 18/6 ноября сел на «Ментор» судно императорского почтового общества, чтоб отправиться на свой пост в Кинбурн через Камыш. Три месяца отсутствия!

Переезд из Константинополя в Камыш совершился не при благоприятных условиях.

В день отъезда море бушевало и ветер переходил в бурю.

Нам пришлось употребить четыре часа на переезд через Босфор. Войдя в Черное море, мы испытывали ужасную качку; громадные волны били через борт и сносили всё что не было хорошо прикреплено. Стоять было невозможно и я должен был лечь, впрочем более из опасения ушибиться о перегородку моей каюты, чем с целью избежать морской болезни.

Порою волны заливали судно совершенно и никто не был в безопасности.

Наконец утром 20/8 мы прибыли в Камышевую бухту; я не заставил просить себя поскорее выйти на берег и поступил на иждивение 94 полка, расположенного на морском берегу.

Здесь я нашел в большом деревянном бараке добрых товарищей, оказавших мне сердечное гостеприимство и снабдивших меня, ввиду предстоящего спанья на земле, хорошей бараньей шубой и двумя одеялами.

Завтракал в одном из ресторанов Камыша, полбутылкой довольно хорошего вина, бифштексом с хлебом, яблоками в соусе, голландским сыром и сухим пирожным. Стоимость всего 8 франков.

Затем отправился осматривать Камыш. Это уже не прежний Камыш, а настоящий город с деревянными домами в один этаж, построенными по плану, утвержденному городским управлением. Улицы его носят, на прибитых к домам дощечках, надписи: Наполеона, де Лурмель и проч.; гостиницы называются: отель Малахов, Победы, Черная, — кафе и рестораны названы: кафе Трактира, Инкерманский ресторан и проч. Промышленники, содержащие эти заведения, спешат нажиться, так как завтра армия может сесть на суда, и всё то что не будет обращено в деньги из запасов, пропадет.