— Моя супруга все сказала за нас обоих, — усмехнулся Аристан. — Но если вам это так важно, — он склонил голову: — Покорен.

— Пф! — портной сделал неопределенный жест рукой. — Моя душа никогда не будет принадлежать вам, сиятельный диар. И все же я шил, представляя вас. Вспоминал, как вы смотрите на свою жену. И если бы вы не были столь сильно ею увлечены, на вас бы моего вдохновения не хватило.

Я смутилась и уже не поворачивалась к мужчинам. Однако через минуту мне на плечи легли ладони мужа, чуть пожав их.

— Если бы я не был так увлечен своей женой, я бы не выдумал этой идеи, — ответил Аристан. — Но довольно расшаркиваний. Идемте, мой дорогой ворчун, я прикажу угостить вас и ваших помощников моим лучшим вином во здравие сиятельной диары. А ее сиятельство пока приготовится к встрече гостей.

— Не смею отказаться, — потер руки инар Рабан, поклонился мне и направился вслед за моим мужем.

Я проводила мужчин взглядом, еще раз полюбовалась на костюмы и подошла к окну. Вернулись мысли об услышанном в комнатах Эйнора и о словах, которые сказал мне после Аристан. Узнать его тайну было жутковато… Что ж, если он просит его не торопить, то и я не стану спешить. Главное, что я небезразлична ему, и Арис это неоднократно доказал. А значит, опасаться мне нечего. Успокоив себя этими выводами, я обернулась на стук в дверь.

На пороге стоял лакей с той самой корзиной цветов, которую преподнес мне младший Альдис. Первым моим желанием было приказать унести корзину с глаз долой, но этого я делать не стала. Подарены цветы мне были, как и колье, при муже и с его согласия. Лакей поставил корзину и вышел прочь. Я некоторое время смотрела на цветы, не решаясь к ним подойти, наконец, приблизилась и присела, желая вдохнуть аромат. В глаза мне бросилось то, что я не заметила раньше. Впрочем, раньше я на этот дар почти не смотрела. Протянув руку, достала маленький надушенный конвертик. В нем лежала короткая записка. Я пробежала ее глазами, после еще раз и прочитала вслух:

— Мое сердце навеки ваше. Это единственный дар, который я не могу вручить вам, но отдаю без сожалений. Э. А. — Потерев подбородок, я охнула и смяла записку. Взгляд заметался в поисках огня.

Хвала Богине, пришла пора разожженных каминов. Я поспешила к нему и бросила в огонь и записку, и конверт. После схватилась за пылающие щеки и снова посмотрела на корзину с цветами. Как понять слова, написанные в записке? Их можно было трактовать двояко. И как признание в любви, в чем мой муж подозревал племянника. И как завуалированное красивыми словами обещание дружбы. И второе отвечало характеристике диара, данной Эйнору — склонность к театральным жестам. Красивое словцо и не более… Ох, кабы так! В любом случае, я решила не говорить Аристану о записке и ее содержании. Отношения между родственниками и так оставляли желать лучшего, а, не имея твердой убежденности в том, что признание младшего Альдиса имеет под собой основание, вносить еще большей разлад между дядей и племянником мне не хотелось.

Когда появились горничные, я уже справилась со смятением и отдалась в их руки с легкой улыбкой на устах. За одно можно было сказать спасибо Эйнору — благодаря его выходке с запиской, я перестала думать об опасном разговоре между ним и моим мужем, а если быть точней, о тайне Аристана. А вскоре мне стало вовсе не до младшего Альдиса. Появились первые гости.

Мы уже спускались вниз с диаром, когда они переступили порог нашего дома. До меня долетело щебетание старшей агнары Кетдил, а затем веселый голос Эйнора Альдиса. Должно быть, именно этих гостей он поджидал сам, потому, когда мы появились под руку с мужем, племянник Аристана уже вел нам навстречу Карли Кетдил. Я испытующе взглянула на Эйнора, но его внимание было полностью приковано к будущей невесте, и улыбка, игравшая на его устах, предназначалась ей одной. Диар ничем не выказал своего недавнего гнева. Он был мил и приветлив, и я улыбалась, принимая поздравления.

Больше Эйн не спускался, и гостей мы встречали, как и полагается, вдвоем с супругом. Лакеи провожали их в подготовленные комнаты, горничные кружили, ухаживая за прибывшими агнарами, дворец наполнился суетой и жужжал, как пчелиный улей. В конце концов, я подумала, что улыбка теперь навсегда останется приклеенной к моему лицу, до того я устала растягивать губы. От приветствий и поздравлений уже звенело в ушах, а от мельтешения лиц разболелась голова. В отличие от меня, его сиятельство выглядел все таким же бодрым и свежим, как будто спустился вниз не более пяти минут назад.

— Как вам это удается? — шепнула я.

— Что именно? — спросил меня в ответ диар.

— Так легко переносить эту пытку?

— Придворная закалка, дорогая, — широко улыбнулся Аристан. — Потерпите, насколько могу судить, уже почти все приехали. Остался ваш папенька с сестрицами, но я сам просил его приехать попозже, чтобы не попасть в эту толчею. Еще несколько человек, но двое, возможно, приедут гораздо позже. Терпение, драгоценная моя, у вас все получится.

— О-ох, — протяжно вздохнула я и расплылась в новой улыбке, потому что прибыли новые гости.

Папенька и сестрицы приехали, когда последние гости уже поднялись наверх. Мне хотелось броситься ему навстречу, но я, конечно же, сдержалась, решив, что родственным объятьям еще найдется время. Однако близнецам подобные мелочи, как этикет, преградой не стали, и они промчались через холл, раскинув руки. Они обхватили меня с двух сторон и наперебой заговорили, радуясь нашей встрече. Признаться, с некоторых пор я стала реже появляться дома, предпочитая проводить время с мужем. Мели и Тирли ворчали, папенька был доволен, что я перестала бегать из поместья диара в отчий дом.

Пока мои неугомонные сестрицы предавались восклицаниям, его сиятельство склонился к ним и поздоровался:

— Доброго дня, благородные агнары.

Близнецы тут же выпустили меня из объятий, подхватили пальчиками подолы своих коротких платьев и присели в реверансе, отчего папенькино лицо засияло удовольствием. Диар протянул руку и, повторяя за девочками, нарушил этикет, поцеловав руку сначала одной малолетней девице, затем второй. Мели и Тирли зарумянились и скользнули за спину родителя с гордо задранными носами. И уже оттуда подглядывали за диаром, весело им подмигнувшим.

— Как же вы хороши, дочь моя, — умиротворенно вздохнул агнар Берлуэн. — Как жаль, что рядом с нами нет вашей матушки, она была бы рада видеть вас такой счастливой.

— Агнара Берлуэн сейчас наблюдает за нами, — улыбнулся диар. — Прошу.

Родитель и сестрицы удалились вслед за лакеем, а мы с его сиятельством остались. За полчаса появилась только одна пара гостей, последние, значившиеся в списке. Аристан достал из кармана брегет, откинул крышку и посмотрел на время.

— Стало быть, позже, — сказал он самому себе и подал мне руку. — Идемте, дорогая. Вам нужно отдохнуть перед тем, как начнете облачаться на бал.

— Вы останетесь со мной? — спросила я, послушно поднимаясь по лестнице.

— Только узнаю, нет ли у наших гостей каких-нибудь вопросов и нужд, и сразу присоединюсь к вам, — ответил он и усмехнулся: — Нужно еще разобраться, что намудрил наш творец с костюмом. Не хотелось бы в нем запутаться при надевании.

— Не возводите напраслины на инара Рабана, — возразила я. — Почтенный мастер продумывает всё до мелочей, и ни одно из его платьев еще не доставило неудобства при надевании и в носке.

— Вы его любимица, — хмыкнул диар.

— Просто я полностью доверяюсь чутью инара Рабана и принимаю его работу с благодарностью, а вы его подначиваете и обзываете ворчуном.

— Он — ворчун, — ответил диар.

— Милейший человек с тонкой и открытой душой, — не согласилась я. — А вы просто сугроб. Незыблемый и холодный.

— Тогда вы подснежник, — парировал его сиятельство, с улыбкой глядя на меня.

Я поперхнулась желанием спорить и защищать портного. Смутилась и опустила глаза, но улыбка сама собой скользнула на уста, и я скрыла ее, совсем отвернувшись от супруга. До моих комнат мы не проронили ни слова, только переглядывались время от времени. Его сиятельство строил мне уморительный рожицы, я отворачивалась, чтобы справиться со смехом. Наконец не выдержав, я воскликнула: