Глава 21

Карета диара, запряженная белоснежной двойкой лошадей, катила по улицам Кольберна. Люди, завидев ее, спешили поклониться властителю Данбьерга. Впрочем, сам диар не видел этих приветствий. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, в руке его было зажато письмо от супруги, д'агнары Флоретты Альдис, покинувшей мужа пять дней назад. Диар пробегал глазами строчки послания, кое-где размытые каплями слез, после устремлял слепой взгляд в пространство, и лицо его становилось мрачновато-задумчивым.

Протяжно вздохнув, его сиятельство снова посмотрел на письмо диары, наполненное горечью и обидой, приправленное иронией и даже сарказмом. Он бережно свернул бумажный лист и убрал его во внутренний карман своего элегантного пальто, взялся за перчатки, лежавшие рядом на сиденье, и вдруг произнес вслух, повторяя строки из письма:

— Если же вам так хочется украсить себя рогами, то я забираю свои слова обратно. Вы не осел, вы упрямый баран и можете не прощать мне моей грубости… Баран, — повторил мужчина и невесело усмехнулся. Само письмо он перечитывал столько раз, что уже успел выучить его наизусть.

Диар перевел взгляд в окно и некоторое время смотрел на тоскливые серые улицы Кольберна. Снег, казалось, уже закрепившийся в своих правах, все-таки сошел, и теперь пейзаж стал вновь уныл, отражая душевное состояние Аристана Альдиса. С той минуты, когда горничная диары принесла ему послание, сообщив, запинаясь, что ее сиятельство отбыла в родовое поместье, в душе непробиваемого д'агнара сменилось множество чувств. От первой вспышки непонимания и даже гнева он перешел к раздражению, а после и вовсе впал в уныние. Пока камердинер умело обрабатывал легкие ранения, полученные в поединке, диар был уверен, что все разногласии с супругой остались в прошлом, и теперь остается только вернуть ускользнувшую легкость недавнего бытия, и письмо ее сиятельства стало настоящим ударом, в первое мгновение показавшимся вероломным. Взбешенный д'агнар Альдис, гонимый первым порывом вернуть беглянку, кое-как доковылял до двери на опухшей ноге, но, уже взявшись за ручку двери, остановился, задумался и вернулся назад. Для начала стоило остудить голову, чтобы не дойти до еще больших неприятностей, и хорошенько подумать. Поспешных решений его сиятельство не любил и осуждал.

Впрочем, решение о том, что ему делать было принято еще до отъезда супруги в поместье Берлуэн, но из-за внутренних противоречий и затаенного волнения и даже страха, диар не спешил его воплощать. И вот, устав от собственных вопросов без ответа и борьбы с самим собой, а также подстегиваемый желанием прекратить размолвку с дорогой ему женщиной, его сиятельство направился к доктору Маггеру, надеясь, что тот сможет дать ему ответ, который положит конец его душевным метаниям. Аристан Альдис привык быть цельным и уверенным в своих действиях, и нынешнее состояние угнетало его не меньше, чем потеря любимой супруги.

Карета остановилась напротив дома инара Маггера, и диар, отбросив всякое малодушие, решительно покинул экипаж, устремляясь к парадному входу, где его уже ожидал доктор Маггер собственной персоной. Его сиятельство небрежно кивнул в ответ на поклон хозяина дома и последовал за ним, опираясь на лакированную черную трость — нога все еще побаливала.

В кабинете доктора царили чистота и запах лекарств. Инар указал на стул для посетителей и направился к рукомойнику, не забыв спросить:

— Мне кликнуть прислугу, чтобы вам помогли разуться?

— Прислуга будет лишней, — усмехнулся его сиятельство.

Врач спорить не стал, а когда вернулся, обнаружил высокородного пациента по-прежнему в обуви и в глубокой задумчивости.

— Что же вы, ваше сиятельство? — удивился инар Маггер. — Я все-таки кликну прислугу. Нужно осмотреть вашу ногу…

— Оставьте мою ногу в покое, — чуть поморщившись, отмахнулся диар. — У меня к вам иное дело. Нас могут услышать?

Доктор Маггер невольно усмехнулся, вспомнив супругу его сиятельства, не так давно начинавшую разговор с похожих слов. Однако спрятал улыбку и кивнул:

— Мы одни, ваше сиятельство, вы можете говорить, ничего не опасаясь.

Высокородный посетитель кивнул в ответ, однако разговор начинать не спешил. Он задумчиво постукивал ногтем по набалдашнику своей трости, и доктор Маггер, чувствуя, что разговор предстоит серьезный, не торопил своего гостя.

— Прежде, чем я начну, — наконец, заговорил диар, — я хотел бы предупредить вас, что всё, что вы сейчас услышите, не подлежит разглашению. И если хоть что-то просочиться за стены вашего кабинета… — Его сиятельство многозначительно замолчал.

Инар Маггер понятливо кивнул.

— Я врач, ваше сиятельство, — ответил он, — и не привык обсуждать тайны своих пациентов ни с кем, даже со своей супругой. Вы можете не опасаться огласки.

— Хорошо, — диар отставил трость в сторону и поднялся на ноги. Чуть прихрамывая, он прошелся по кабинету, разминая пальцы.

— Дело касается чести моего семейства, инар Маггер, в этом вопросе я особенно щепетилен, и открыто говорить о некоторых семейных тайнах мне не просто. Однако ситуация такова, что я вынужден обратиться к вам за некоторыми разъяснениями. Но для начала я спрошу вас, осведомлены ли вы о горячке Хольнига?

— Разумеется, ваше сиятельство. Я изучал эту болезнь. Принеприятнейший недуг. И его последствия могут быть чрезвычайно плачевны.

— Я перенес горячку Хольнига пятнадцать лет назад, — прервал доктора д'агнар Альдис.

— Оу, — округлил глаза врач, с новым интересом разглядывая диара.

— Вы не найдете видимых последствий, — заметив взгляд доктора, усмехнулся его сиятельство. — Меня лечил королевский доктор в Фалабрии. Мастер своего дела. У меня нет судорог, паралич также меня не коснулся. Мне досталось… бесплодие.

— Оу, — повторил Инар Маггер, но диар остановил его жестом.

— Не так давно вы подтвердили беременность ее сиятельства, и, как понимаете, я нахожусь в смятении. Проще всего было бы поверить в версию измены диары, ибо она отвечает сложившемуся положению дел, но… Но диара откровенно оскорблена моим недоверием. Видите ли, доктор, я неплохо изучил свою жену и знаю, что особенно горячится она, когда чувствует искреннюю обиду. Сердцем я готов ей поверить, но разум продолжает твердить, что такого просто не может быть…

— Отчего же не может? — инар Маггер пожал плечами и снова указал на стул высокородному гостю, продолжавшему рассаживать по кабинету. — Вы посещали докторов по этому вопросу, с тех пор, как перенесли горячку?

— Разумеется, — его сиятельство вернулся на стул, вновь взял в руки трость, стиснув ее до побелевших костяшек. Взгляд его вдруг загорелся лихорадочным блеском, и доктор поспешил накапать диару успокоительных капель, заметив, что его слова вызвали крайнюю степень волнения у властителя Данбьерга. — Я был у пяти профессоров. Последний, агнар Бардис, лечил мое бесплодие на протяжении долгих лет, но это не дало результата. Никто из уважаемых докторов не обнадежил меня. Все они в один голос утверждали, что мой приговор обжалованию не подлежит. И годы только подтвердили их слова. И вдруг… моя нежно любимая супруга оказывается беременной и устраивает бунт, узнав, что я готов принять дитя, допуская, что к зачатию ребенка может иметь отношение другой мужчина. Она оскорблена до глубины души, и я вижу искренность ее негодования, но… Даже при полном доверии остается лазейка для сомнений. К примеру, ее частые отлучки в поместье родителя, да и я не находился рядом с ней круглосуточно. Дела диарата не оставляют возможности посвятить время одной только жене. Сомнения, инар Маггер, они разъедают. Невольно начинаешь подозревать, что у диары была сердечная склонность до нашей свадьбы, и после отношения могли возобновиться, произошло сближение с прежним возлюбленным, следствием чего стала ее беременность. Да и за годы своей взрослой жизни мне не раз приходилось сталкиваться с женским коварством. И все-таки Флоретта столь искренна в своем возмущении, а мне, признаться, хочется ей верить. Но в то же время я представляю, что младенец унаследует черты, не схожие ни со мной, ни с моей женой, и тогда удар окажется намного сильней, чем сейчас. Мне было проще принять всё, как есть. И, уже дождавшись рождения дитя, начать ликования, если слова диары подтвердит внешнее сходство младенца со мной. Но ее сиятельство лишила меня подобного варианта развития событий. Она в ультимативной форме требует от меня решить, верю ли я ей безоговорочно или заведомо отказываюсь от жены и дитя, если позволю себе допустить сомнения. Отказываться я не желаю, но и принять, имея опасения, что мое безоговорочное доверие может оказаться предано, не могу. Впрочем, довольно о моих чувствах. — Резко закончил диар, говоривший до этого с неожиданной горячностью, отмахнувшись от успокоительных капель. Затем перевел дыхание и сменил направление беседы: — Я хочу слушать вас. То, что вы сейчас сказали… Я требую подробных разъяснений.