Ванная оказалась уже убранной: ни следов недавнего происшествия, ни подтеков крови на краях раковины, ни разбитой мною бутылочки, ни брошенных на пол салфеток — совершенная чистота, почти стерильность, в которую страшно было входить, в которой страшно было что-нибудь тронуть, и уж тем более открыть кран начищенной до блеска раковины.

Мучающая меня жажда не оставила выбора, и я, не медля, подошла к раковине. Холодная, с пузырьками вода, пробегающая через фильтр в кране, приятно освежила лицо, почти заморозила пальцы и тут же остудила пожар во рту. Я глотала жадно и быстро, нисколько не заботясь о стекающей по подбородку воде, спускающейся ниже, на шею, и впоследствии соскальзывающей на грудь.

Мой белый топ порядком намок — всё же стоило воспользоваться стаканом, хотя меня вряд ли волновал мой внешний вид после всего того, что со мной произошло. И уж тем более мой вид не интересовал сидящего на кухне мудака, наверняка засёкшего время.

Холодная вода возымела эффект, и я уже не чувствовала себя разбитой алкоголичкой; подтекшая от умывания тушь красовалась на белоснежном полотенце, как и слой тоналки, оставленный там же; зубы, начищенные стоящей в стакане щёткой, блестели в отражении зеркала, и даже взлохмаченные до этого волосы послушно легли от старания найденной мною расчёски, как и всё остальное принадлежавшей мистеру сама привлекательность.

И чтобы по полной использовать доброту убийцы, я пару раз пшыкнула на себя его туалетной водой, которая пахла изумительно вкусно, по-мужски терпко, с ноткой утончённой горечи, шлейфом следующей за основным ароматом. Моё время выходило, я чувствовала это интуитивно, поэтому, в последний раз взглянув на себя в зеркало, вышла из ванной.

Дверь хлопнула как-то неожиданно громко, я вздрогнула, чувствуя в сковывающей грудную клетку тишине притаившийся подвох. Такое ощущение, что как только я дойду до линии, разделяющей гостиную от коридора, то уже никогда не вернусь, не выберусь, застряну, лишусь того последнего шанса, что у меня был. Что общество незнакомца станет последним в моей жизни, а его квартира — могилой, где оборвётся моё существование.

Мне стоило прислушаться к себе и развернуться, чтобы спрятаться в ванной, закрыться в ней и не выходить ни при каких обстоятельствах, но вместо этого я медленно пошла вперёд, наконец замечая причину такой пугающей тишины.

Он был не один, а в компании мужчины, который, словно притаившийся в тени удав, наблюдал за каждым моим движением. Высокий и статный, он стоял на одной линии с мистером сама привлекательность и, также как и он, смотрел на меня, не проявляя при этом ни капли дружелюбия. Его лицо было непроницаемо серьёзным, взгляд профессионально цепким, прощупывающим каждую деталь; армейская выправка, тяжелая челюсть, глаза: блекло-серые, холодные, неприятные, костюм: идеально сидящий на его крупной фигуре, ботинки, натёртые до блеска, сверкающего глянца.

Я бы назвала его отвратительно лощёным, правильным, идеальным, а от этого отталкивающим, скрывающим в себе намного больше чем скрывал тот же мистер сама привлекательность. Он был опасен, настолько, что я неосознанно сжалась и встала как вкопанная, ощущая себя самой настоящей мышью.

Мне хотелось юркнуть под диван и сделать вид, что я всегда была там, с самого своего рождения, как маленькое незаметное создание, настолько незаметное, что о моём существовании не мог знать даже хозяин квартиры, но он знал и смотрел на меня с едва скрываемым раздражением, смешанным... с сожалением или жалостью?

Блядь, он что смотрел на меня с жалостью?

— Дорогая, ты же не собираешься стоять там вечность?

Это шутка? Дорогая? С какой стати?

Моя челюсть непроизвольно открылась, и я ошарашенно уставилась на мистера сама привлекательность, который поджал губы и посмотрел на меня так, что я в миг оттаяла, поняв, что ему нужно, нет, просто необходимо подыграть.

Пальцы из холодных превратились в ледяные, а я всё же смогла выдавить из себя короткое "привет", адресуя это незнакомому мужчине, продолжающему скрупулезно меня изучать и совершенно проигнорирующему приветствие. Господи, в его белоснежный воротничок точно вставлены иголки, чтобы он не смог опустить голову, как солдат на военном параде.

Его холодная апатичность раздражала, как и прилипший к груди топ.

Я даже не думала менять местоположение, лишь спрятала руки в задние карманы джинс и неловко переминалась с носка на пятку, краем глаза заметив, как уголок рта моего недоубийцы дёрнулся, словно сведенный судорогой.

— Что ж, мне пора, — чужак наконец отвернулся и коротко кивнул мистеру сама привлекательность, который в свою очередь продолжал смотреть на меня. Он смотрел, смотрел и смотрел, и я не могла не заметить, как взгляд его моментами соскальзывал ниже, на мою грудь, где я чувствовала мокрую прилипшую ткань. И я совершенно не знала, что мне делать: либо последовать за неприятным мужчиной, который не внушал мне доверия, либо остаться здесь и подождать, когда он уйдет.

Всё разрешил мистер сама привлекательность, небрежной поступью подошедший ко мне и откровенно уставившийся на мою грудь. Его нисколько не смущало присутствие в комнате постороннего, его не смущал тот факт, что мы едва знакомы и далеко не добрые друзья, его не страшила даже моя непредсказуемая реакция, которая могла последовать за его наглостью — он просто склонился к моему уху, близко, так, что я чуть пошатнулась от его напора, и шепнул: — Великолепное зрелище.

Я нервно сглотнула, не сразу поняв, в чём дело, а потом опустила голову, на свою грудь с бесстыдно торчащими сосками, которые просвечивали сквозь мокрый белый материал. Такое ощущение, что мои соски тянулись к мудаку, в то время как их хозяйка, то есть я, постепенно осознавала, как это выглядело со стороны.

Порноактрисы отдыхают.

А я, в который раз за день, подумала о смерти.

Сбоку послышались неспешные шаги, звук открываемого лифта и характерный шум работающего механизма, а незнакомец продолжал нависать надо мной, будто издеваясь и наблюдая за моей реакцией.

Я же уговаривала свою грудь вести себя прилично, и пробовала дышать ровно и размеренно, потому что в голове вновь застучало.

Мои сны начали сбываться, по крайней мере губы мистера сама привлекательность находились в непосредственной близости, как и его тело, как и его руки, во сне ласкающие мою грудь. Стоит ли говорить, что на периферии моего сознания промелькнула предательская мысль о том, чтобы он это сделал наяву. Сейчас.