– Ты прав, папа. Наверное, ей было тяжело с людьми… И, наверное, из-за этого она и любила тебя так сильно – потому, что ты такой, какой есть: ни отнять, ни прибавить!
Я горжусь таким отцом! Ведь в трудную минуту она отправила меня именно к тебе. – Катарина тяжело вздохнула. Затем резко откинула назад со лба растрепавшиеся волосы, – Она-то знала, на кого можно положиться…
Но мы немного отвлеклись. То, что вы с няней любите друг друга, прекрасно. Как раз на этом я и построила свой план.
– План?! У тебя уже был план?!
– Ну да, план. Я хотела, чтобы вы поженились. Ты бы дал ей более престижный и высокий титул, и почётное имя её детям. А она бы родила тебе законных наследников. А в приданном она принесла бы тебе твои старые земли!..
– Титул-то я, конечно ей дам… Постой, о чём ты говоришь? Какое приданное? Какие наследники? И какие, в конце-концов, земли?!
– Мария – очень хозяйственная женщина. Она-то уж наведёт порядок в вашем замке, в твоей личной жизни, и на землях твоей отсуженной вотчины, которую я вполне законно купила.
И которую собираюсь дать ей в приданное.
– ?!
– А что тут такого? Могу я сделать своей любимой няне – урождённой де Каллас, между прочим! – маленький свадебный подарок? Ведь она, как дама благородных кровей, имеет право владеть любой земельной собственностью!
– Она – благородная дама?! И ты – купила эти земли?! Но… Как? Когда?
– Да вот: посмотри – как, и когда… – она достала из рукава приготовленные заранее документы и передала отцу, – Всё оформлено вполне законно. Гюисманс помог мне с документами – проследил, чтобы все формальности были соблюдены. И эти документы даже не нуждаются в утверждении в столице – в них всё есть. Мы даже отпраздновали моё вступление во владение, и в местное высшее общество землевладельцев-дворян – на банкете.
Кстати, прости, пожалуйста, что не позвала – но там был фонРозенберг старший, и я побоялась, как бы ты с ним чего не сделал!
– Да я бы его… Нет. Хотя… Пожалуй, ты права…
Господи! Ну и дочь у меня – в кого такая?! – он взял документы, наконец, и принялся их изучать, посматривая на неё своими огромными выразительными глазами. Да, глаза у него красивы. Ей повезло. Да и Марии тоже. Но главный молодец здесь всё же Карл Фридрих Рудольф – без его денег абсолютно ничего бы не вышло.
Рассчитывал ли он на то, что она распорядится его золотом именно так? Вот вопрос!..
С другой стороны, потрачено сравнительно немного – наверное, не больше десяти процентов того, что осталось в тех двух сундуках…
Пока папочка изучал документы и хмыкал и причмокивал и чесал в затылке, она вертелась перед прекрасным венецианским зеркалом – хорошие зеркала здесь были большой редкостью – изучая себя и своё лицо с разных сторон.
При этом она что-то весело напевала, пританцовывая и кружась. Затем подошла к отцу и присела возле него на краешек стола, довольно легкомысленно болтая ногами.
Он закончил, наконец, придирчивое изучение документов, и чело его разгладилось.
Барон покачал головой:
– Всё абсолютно верно! И – законно… Поразительно! Как тебе это удалось?!
– Это было просто. Чиновники везде чиновники. Гюисманс сказал, сколько кому сунуть.
Ну, я, конечно, немного накинула сверху – для гарантии их добросовестности… И заинтересованности в будущем. Ну а с бумагами – мы, конечно, всё проверили перед тем, как подписать и заплатить. Кстати, к тебе просьба – никому не говори про взятки. Я обещала местным бюрократам, что это – только между нами!
– Я именно это и имел в виду! Откуда ты взяла деньги, чтобы… дать… И чтобы заплатить?! И почему так дёшево? Это так не похоже на этого старого скупердяя – ох, извини…
– Надеюсь, наша родовая честь не пострадала от того, что я чуть-чуть поторговалась? Ну а деньги я взяла у тебя.
– Как – у меня?! Что ты хочешь этим сказать?!
– Ах, папа! Не заставляй меня объяснять! Я не хочу подводить хорошего человека, который помог мне и тебе с деньгами!
– Ну хорошо, хорошо, не буду… Но как мы объясним всё это людям?
– С каких это пор фонХорстманы должны кому-то что-то объяснять?! Кстати, хорошо, что напомнил – Гюисманса и ещё человек десять из наших, дворовых, да ещё несколько твоих крестьян – тех, кто поздоровее – не будет несколько дней.
Я их послала с обозом на ярмарку в Ингрию, за зерном! Там, как объяснил твой секретарь, можно купить дешевле. Они должны привезти, сколько смогут. А если понадобится – сделают и вторую ходку. А потом подумаем, какие ещё продукты долго не портятся – запасём и их.
– Продукты?.. – он немного не поспевал за ходом её мысли, – Конечно, мы их…
Мы что, готовимся к осаде?!
– Что?! – она фыркнула. – Ах, папа, нет, конечно! Но у нас, насколько я помню, теперь целая куча поддельно – ха-ха! – оформленных вассалов, а урожай пропал. Чем ты собираешься их кормить? Ведь разве зимой зерно не обошлось бы нам дороже?
– Я… Да, конечно, придётся кормить… А деньги?
Она опять на него посмотрела.
Карл фонХорстман смутился. Опять почесал в затылке. Потом тоже фыркнул.
– Здорово ты меня сегодня… Поразила. Конечно, ты права – кто же лучше женщины сообразит, как управиться с хозяйством, и что нужно запасти и сделать… Надеюсь, ты не сердишься, что я несколько подзапустил домашние дела?..
– Да нет, отец, абсолютно не сержусь – тебе в последние месяцы было… Несколько не до этого. Кстати, подумай, чем мы можем отблагодарить Гюисманса. Его помощь действительно была неоценима – ну, может, его, не знаю… Женить, что ли?
– Вот дьявол! Глаза у тебя, что ли, на затылке?! Откуда ты про него-то и Кристину узнала? Ты же её никогда не видела – она живёт в Манхерсте.
– Папа. – она пошевелила бровями, – Ты опять?
– Извини… Вырвалось само. Ох и грозная из тебя выйдет жена! Как я сочувствую…
– Что?! Мужа ещё нет, а ты ему уже сочувствуешь?! Ох уж эта мне мужская солидарность. Да, кстати о сочувствии. Гюисманс, вне сомнений, самый ценный человек в твоём бар… нет, лучше скажем так – запущенном хозяйстве. И, можешь не сомневаться, Мария это уже наверняка поняла. Боюсь, как бы она его не заездила. Так вот, нет ли у тебя ещё каких детей посмышленей – ему в помощь?
– Ну… Ты меня, похоже, переоцениваешь – я вовсе не всех женщин тут… – она снова на него посмотрела, и он сразу перешёл к делу, – Но парочка подходящих, конечно, есть. Правда, они ещё маловаты – их бы подучить.
– Ладно, успеется. Кстати, о праве первой ночи: я смотрю, ты работал вовсю. Хоть с Гюисмансом имей терпение – всё же твой сын.
– Конечно. Хоть это ему оставлю. А насчёт Марии ты права – она похозяйничать, похоже, любит. Так что ни Гюисманса, ни, боюсь, меня, ничто не спасёт….Твоя няня – женщина дотошная.
– Да! И я очень этому рада. У вас должно всё (тьфу-тьфу!) получиться! Наследственность и у тебя и у неё хорошая. Так что то, что вокруг полно маленьких отпрысков лично от тебя, только радует: правильно ты сказал – опираться можно только на своих. Уж твои-то точно не поступят, как фонРозенбергский…
Они помолчали, повздыхав, и посерьёзнев.
Посмотрев ему прямо в глаза, она улыбнулась. Хорошо, что она в него. И в маму.
– Папа. Иди сюда! Вот: посмотри. – она подвела его снова к зеркалу, – Ну разве ты у меня не красавец-мужчина? А я у тебя разве не красотка? Так что давай заселять этот мир нашими красивыми и умными потомками! Хороший план?
Вместо ответа он рассмеялся, чмокнул её в щёку. Потом шлёпнул пониже спины:
– Да, уж в смысле тебя мне точно есть чем гордиться! – он ещё раз восхищённо осмотрел её с головы до ног, – С твоими данными ты должна далеко пойти, и многого добиться. Удивляюсь, как это ты до сих пор не герцогиня, или даже не… Хм!
– О, папа, не торопись! Это всё ещё впереди! – она сказала это с такой твёрдой уверенностью в своих силах, что сдержанный барон лишь открыл рот, да так и стоял, пока она не рассмеялась:
– Папа! Ну прошу тебя – перестань! Это шутка! А впрочем… – она плотоядно улыбнулась, – Цыплят по осени считают.