Это была страшная минута. Под густым дождем смертоносных дротиков безоружные гладиаторы с диким воем, проклятиями, ревом отступали к разным выходам из двора и в один голос кричали:

— Оружия!.. Оружия!.. Оружия!..

Ливень из дротиков не утихал. Скоро отступление гладиаторов превратилось в паническое бегство. Началась давка у входов, толкотня в коридорах, гладиаторы мчались к своим конурам, падали, давили, топтали друг друга. Во все концы школы Лентула доносились их ругательства, крики, вопли, просьбы, мольбы, стоны раненых и умирающих.

Избиение гладиаторов в первых трех дворах и их бегство вызвали панику и упадок духа в когортах, находившихся в других дворах; ряды гладиаторов пришли в беспорядок, стали быстро редеть и вскоре совсем расстроились. Будь у этих людей оружие, они могли бы сражаться и умерли бы все до одного или одержали бы полную победу даже над двумя римскими легионами. Но, безоружные, обреченные на избиение, гладиаторы не могли оставаться вместе даже и четверти часа, — каждый думал только о своем спасении.

В это время Спартак и Эномай бок о бок с двумя другими товарищами дрались как львы. Теснота коридора не позволяла сражаться более чем четверым в ряд, и в короткое время им удалось отогнать легионеров от двери; энергично преследуя их, они очень скоро оттеснили легионеров в атрий, где собралось более сотни гладиаторов с факелами. Одних легионеров они окружили, обезоружили и убили, а другие, с обожженными лицами, ослепленные, обратились в бегство; в это время гладиаторы, ворвавшиеся в коридор, свалили факелы в кучу перед дверью оружейного склада, пытаясь поджечь ее и таким образом открыть туда доступ.

Легионеры, воя от боли, разбегались как безумные в разные стороны; некоторые из них оказались в толпе преследуемых гладиаторов и, попав под ноги бегущих, были затоптаны ими, другие же очутились в середине когорт Сервилиана, Попилия и Солония, которые шли сомкнутым строем, преследуя отступавших гладиаторов. Трибун и центурион уже были предупреждены об угрожавшей им опасности, которая могла вырвать из их рук так легко доставшуюся победу. Поэтому Попилий поспешил к школе Геркулеса, бросился в коридор, где уже загорелась дверь оружейного склада, и, сообразив, что действовать мечом против факелов невозможно, приказал своему арьергарду метать в неприятеля дротики. Это оружие и здесь оказалось столь убийственным, что быстро принесло победу над мужеством восставших. Отряд Спартака отступил, но так как здесь были самые храбрые и сильные гладиаторы, то он отступал в полном порядке, кидая в римлян факелы. Гладиаторы вынимали дротики из тел раненых и убитых товарищей и уносили это оружие с собой; отойдя в глубь коридора к атрию, действуя дротиками, как мечами, они яростно дрались с легионерами за выход из коридора.

Оказавшись вместе с Эномаем и с сотней гладиаторов во дворе, Спартак увидел беспорядочно бегущих гладиаторов. По крикам, воплям и возгласам он понял, что внутри дворов все кончено; оставался лишь один путь к спасению: вырваться из школы и искать убежища на Везувии.

Вернувшись в атрий, он крикнул громовым голосом, который покрыл на мгновение шум боя:

— У кого есть меч, стойте здесь и защищайте выход от легионеров!

Несколько гладиаторов, вооружившись мечами и копьями, отнятыми у сторожей оружейного склада, стали живой стеной у выхода, которым тщетно пытался овладеть отряд Попилия; сам Попилий, раненный в правую руку и в голову, храбро сражался в первом ряду.

— Следуйте за мной! — кричал Спартак и, размахивая высоко в воздухе факелом, подавал этим знак другим гладиаторам.

Быстрым шагом он вместе с Эномаем направился к стене, окружавшей школу, — к тому самому месту, где была узкая и низкая калитка, заколоченная много лет назад. Она могла стать теперь единственным путем к спасению.

Но, чтобы поджечь калитку, потребовалось бы не менее получаса, между тем победители, продвигаясь по всем проходам и переулкам, не дали бы восставшим возможности использовать драгоценные минуты, а у гладиаторов не было ни секир, ни молотков, чтобы выломать калитку. Что же делать? Как открыть возможно скорее этот выход?

В волнении и тревоге все оглядывались по сторонам, ища подходящее орудие.

Вдруг Эномай заметил мраморную колонну, лежавшую неподалеку, и крикнул товарищам:

— Самые сильные, вперед!

И тотчас семь или восемь самых рослых и сильных гладиаторов вышли вперед и стали перед Эномаем; окинув их опытным взглядом, он нагнулся над колонной и, подложив руки под один ее конец, сказал высокому, могучему самниту, почти такому же гиганту, как и он сам:

— А ну-ка, покажи свою силу. Бери эту колонну за другой конец.

Все поняли намерение Эномая. Гладиаторы освободили место перед калиткой, а германец и самнит без труда подняли и перенесли колонну ближе к калитке.

Затем, раскачав огромную глыбу, они обрушили ее на калитку, и та затрещала под страшным ударом.

Гладиаторы еще раз таранили дверь, а на третий раз она раскололась и рухнула на землю. Погасив и бросив факелы, они в молчании вышли через этот проход вслед за Спартаком и по темным, узким улицам города направились в харчевню Ганимеда.

Харчевня эта была самой близкой к школе Лентула и наиболее посещаемой, потому что хозяином ее был рудиарий, большой друг Спартака. Он принимал участие в заговоре и оказал немало услуг Союзу угнетенных.

Над входом в харчевню висела безобразная вывеска с изображением отвратительного Ганимеда, наливающего красный, как свернувшаяся кровь, нектар в чашу такого же уродливого Юпитера. Находилась харчевня на расстоянии выстрела из лука от тех ворот, где стояли на посту капуанские солдаты, возглавляемые толстым и благодушным префектом Меттием Либеоном.

Спартак и двести гладиаторов продвигались в глубоком молчании со всевозможными предосторожностями. Они неслышно шли друг за другом, и по данному вполголоса приказу все остановились.

Фракиец, германец и еще семь или восемь человек вошли в харчевню. Владелец ее был в страшной тревоге за исход борьбы, о которой догадывался по крикам и шуму, доносившимся сюда из школы. Он вышел навстречу гладиаторам и взволнованно спросил:

— Ну как? Какие вести?.. Как идет сражение?

Но Спартак, прервав расспросы, сказал:

— Вибиний, давай нам все оружие, какое только у тебя есть. Дай нам все, что в руках отчаявшегося человека может стать оружием!

И, подбежав к очагу, Спартак схватил огромный вертел, а Эномай — топор, висевший на стене. Собрав в охапку вертела, ножи и косы, они вышли из трактира и распределили это оружие между гладиаторами. Их примеру последовали остальные, и вскоре все были вооружены; они захватили с собой также три небольшие лестницы, которые нашлись в кабаке, и несколько веревок.

Первым двинулся Спартак; остальные молча шли следом за ним по направлению к той улице, где стояли римские солдаты. Не успели легионеры подать сигнал тревоги, как гладиаторы с яростью бросились на них, нанося страшные удары, убивая на месте с быстротой и неистовством.

Сражение длилось всего несколько минут; отчаянный напор гладиаторов быстро завершился разгромом многочисленного отряда легионеров и городских солдат.

Молодой центурион Квинт Волузий старался воодушевить солдат и кричал:

— Вперед, капуанцы!.. Смелее, во имя Юпитера Тифатского!.. Меттий… доблестный Меттий!.. Ободряй солдат!

Внезапный натиск гладиаторов привел Меттия Либеона в замешательство, и он поспешил укрыться позади своего небольшого отряда. Когда он услышал, что его настойчиво призывают к выполнению долга, он начал кричать, сам не понимая, что он говорит:

— Конечно… несомненно. Капуанцы, смелее! Вперед! Доблестные капуанцы… Я буду командовать… вы будете сражаться! Не бойтесь ничего… Бейте!.. Убивайте!..

И при каждом слове он пятился все дальше.

Бесстрашный Квинт Волузий пал, пронзенный насквозь страшным ударом вертела, которым был вооружен Спартак, а гладиаторы, прорвавшись, опрокидывая все вокруг, промчались мимо несчастного префекта, который, став как будто меньше ростом, рухнул на колени и принялся молить дрожащим, прерывающимся от рыданий голосом: