Он с силой пришпорил своего коня, стараясь освободиться от этих мучительных размышлений, и двинулся по полю сражения, вплоть до того места, где груды трупов мешали ехать дальше. Тут он сошел с коня, передал его одному из всадников и приказал половине отряда следовать за ним; остальные сто пятьдесят всадников стояли у края поля битвы и сторожили коней. Спартак с отчаянием в душе обходил это мрачное поле, где на каждом шагу он видел знакомые, но покрытые смертной бледностью, обезображенные лица друзей, и глаза его наполнялись слезами.
Он увидел бедного Фессалония, жизнерадостного, великодушного эпикурейца: обагренный кровью, излившейся из множества ран, он лежал на боку, и рука его еще сжимала меч.
Он с трудом узнал Брезовира, грудь которого пронзили восемь или десять мечей, а голова была растоптана лошадиными копытами. В другом месте он наткнулся на труп храброго самнита Ливия Грандения, начальника шестого легиона, почти погребенного под мертвыми телами убитых им врагов; затем он увидел труп Онация, а дальше лежал еще живой, но весь израненный Каст, начальник третьего легиона. Слабым голосом звал он на помощь. Каста подняли, перевязали как могли его раны и перенесли на руках в то место, где сто пятьдесят человек сторожили коней. Товарищи окружили его самыми сердечными заботами.
Побродив еще два часа с отчаянием в душе по этому полю, устланному мертвецами, Спартак наконец нашел окровавленный, в продырявленных доспехах труп Крикса; только лицо его оставалось нетронутым; даже безжизненное, оно хранило тот же отпечаток благородной гордости и отваги, отличавший его при жизни. При виде его у Спартака снова сжалось сердце от боли и нежности, он бросился на землю и, покрывая поцелуями лицо друга, говорил сквозь слезы и рыдания:
— Дорогой друг мой, ты пал жертвой самого гнусного предательства! Крикс, ты погибал, а я не мог прийти тебе на помощь! Ты пал неотомщенным, благородный, любимый мой Крикс!..
Он умолк, прижимая к груди руку доблестно погибшего гладиатора. И вдруг Спартак разразился проклятиями, лицо его запылало гневом, он крикнул мощным голосом:
— Здесь, на этом месте, я клянусь всевышними богами и богами преисподней, фуриями-мстительницами, подземной Гекатой, даю клятву над твоим бездыханным телом, что за твою смерть, брат мой, проклятую предательницу постигнет возмездие, даже если она скроется в глубоких пучинах океана или в неведомых безднах Тартара!.. Клянусь и призываю всех богов в свидетели моей клятвы: чтобы твоя душа обрела покой, я принесу в жертву у твоего костра триста римлян, самых знаменитых и славных!..
Он поднялся с земли, глаза его налились кровью и блестели от гнева. Подняв голову, он простер руки к небу. Затем он взял на руки труп Крикса и в сопровождении солдат принес его на берег моря.
Там он с помощью своих соратников снял с него окровавленную одежду и изрубленные доспехи, погрузил тело в Морские волны, омыл его и, сняв с себя темную тогу, закрывавшую его латы, завернул в нее труп умершего гладиатора и приказал отнести туда, где его ждали остальные конники со своими лошадьми.
Каста, который был в очень тяжелом состоянии, невозможно было везти на лошади по крутым горным дорогам, и Спартак поручил его управителю одной патрицианской виллы близ Сипонта. Управитель этот, весьма расположенный к гладиаторам, обещал позаботиться о Касте. Затем, тщательно завернув мертвое тело Крикса, гладиаторы положили его на лошадь, которую вел в поводу рядом со своей сам фракиец, и отряд конницы пустился в путь по дороге к Арпам и Гердонию.
Прибыв в Арпы, Спартак узнал, что Красс со своим войском направился к Каннам; тогда Спартак немедленно быстрым маршем пошел в Гердоний, но, когда он отошел на милю от Арп, перед ним открылось ужасное зрелище: на деревьях вдоль дороги висели трупы гладиаторов, взятых Крассом в плен при сражении у горы Гарган.
Бледный, с искаженным от гнева лицом, Спартак смотрел горящими глазами на эту новую позорную бойню. Ему пришлось убедиться, что на каждом придорожном дереве висел труп гладиатора: Красс повесил все восемьсот человек, взятых в плен.
В числе повешенных Спартак узнал своего соотечественника, мужественного фракийца Мессембрия, тело которого было обагрено кровью и покрыто ранами. Увидев его, Спартак прикрыл глаза рукой и, заскрежетав зубами, издал стон, похожий на рычание льва. Пришпорив коня, чтобы поскорее скрылось из глаз страшное зрелище, он воскликнул:
— А, Марк Красс, ты вешаешь пленных? Браво, Марк Красс! Не желаешь обременять себя лишней обузой в походах!.. О, клянусь богами, вы, римляне, — мастера ратного дела, у вас есть чему поучиться, и я всему научился… Теперь вот научусь и этому!.. Я распну твоих легионеров, взятых мною в плен, дальновидный Красс!..
Он на минуту задумался и затем громоподобным голосом продолжал:
— А, стало быть, нас, гладиаторов, римляне ставят вне закона!.. Мы дикие звери, жалкие пресмыкающиеся, убойный скот! Для нас законов не существует, потому что мы не люди! Хорошо же, клянусь всепожирающим пламенем Тартара, так и будет! Мы, гладиаторы, тоже объявим римлян вне закона и будем с ними обращаться, как с нечистыми животными… Да будет так! Слезы за слезы, кровь за кровь, резня за резню!
Всю следующую ночь Спартак, не щадя лошадей, мчался по крутым тропинкам и, миновав Гердоний, где узнал, что легионы гладиаторов прошли здесь, не задерживаясь, направился в Аскул Апулийский, куда и прибыл в полдень на следующий день, совсем загнав лошадей двенадцатичасовой непрерывной скачкой.
Гладиаторы, расположившиеся лагерем за Аскулом Апулийским, радостно приветствовали своего верховного вождя.
А в полночь сорок тысяч гладиаторов снялись с лагеря и пошли на Минервий; тут они позволили себе отдохнуть только четыре часа и тотчас же направились к Венусии, куда прибыли в сумерки, усталые и измученные после долгого и трудного пути.
На следующий день Спартак приказал своим солдатам сняться с лагеря, который они устроили накануне вечером на хорошо защищенном холме, близ города; он повел их на вершины близлежащих гор. Там, говорил фракиец, придется терпеть холод и лишения, ради того чтобы Красс не мог достигнуть их и нанести поражение.
Тем временем римский полководец быстрыми переходами дошел до Арп, затем через Канны и Канузий добрался до Рубы, где находился его главный штаб; четыре легиона, десять тысяч человек из вспомогательных отрядов и пять тысяч лошадей он оставил в Андрии под начальством квестора Скрофы, который должен был, согласно плану Красса, направиться к Венусии по одной дороге, тогда как Красс должен был идти туда другим путем; в Барий, Брундизий и другие ближайшие города он послал набирать солдат, чтобы составить из них по меньшей мере еще один легион и возместить потерю десяти тысяч солдат, погибших в сражении при горе Гарган.
В письме сенату он сообщил о своей победе, преувеличивая ее значение. Он уверял сенат, что гладиаторы пали духом и отступают в Ауканию, где он намеревается окружить их двумя своими армиями и разбить наголову.
Спартак дал два дня отдыха своим войскам, затем послал конников собрать сведения о неприятеле и еще через два дня, получив точные данные, ночью вышел из Венусии и, передвигаясь день и ночь, неожиданно прибыл в Рубы, где, тщательно скрываясь в лесу, разрешил своим солдатам только шестичасовой отдых. В полдень он напал на Красса, полагавшего, что Спартак находится в Венусии. Фракиец яростно атаковал Красса, разбил в трехчасовом бою его легионы и заставил их в большом беспорядке отступить к Андрии; римляне потеряли убитыми шесть тысяч человек, в плен гладиаторы взяли три тысячи.
Восемь часов спустя Спартак двинулся к Гравине, направляясь в Метапонт. Он приказал повесить вдоль дороги две тысячи шестьсот римских легионеров, взятых в плен в сражении при Рубах; четыреста человек самых знаменитых патрициев он оставил в живых.
Одного из них он отпустил на свободу и отправил к Крассу рассказать ему о том, как Спартак поступил с пленными в подражание жестокому примеру римского полководца; он велел ему заверить Красса, что гладиаторы и впредь будут так поступать. Кроме того, он поручил этому молодому патрицию предложить Крассу от имени Спартака сто из четырехсот пленных легионеров, оставшихся в лагере гладиаторов, в обмен на гречанку Эвтибиду, которая, как он был уверен, скрывалась в лагере римлян.