С а м а р и н. Сколько людей на борту? Шестьдесят?

Ш а х м а т о в (неожиданно). Шестьдесят один. Женщину-врача взяли.

Все недоуменно смотрят на него.

По моей просьбе.

Р у р у а. Команда у него крепкая. Но есть и перевоспитуемые, можно сказать… (Замолчал.)

С а м а р и н (чтобы прервать паузу). Где они?

Р у р у а. В Баденском море. (Передает ему радиограмму.)

К а ш т а н о в. Порядка в двадцати — двадцати пяти километрах от них два иностранца.

Р у р у а. Японец и грек. В условиях шторма могут подойти на «SOS».

К а ш т а н о в. В порядке часа, полутора.

Ш а х м а т о в. Прошу, говорите кто-нибудь один. Что вы как Бим и Бом. (Смешался своей же резкостью.) Извините! (Пауза.) Руруа, наших никого рядом нет?

К а ш т а н о в. До ближайшего берега порядка семисот километров.

Р у р у а. Опять же на берегу — не наши друзья.

Ш а х м а т о в. Я же просил отвечать кого-нибудь одного. Это что — форма коллективной ответственности?

К а ш т а н о в (набычившись). Может быть, понадобится и коллективная ответственность. Дело-то всяко может обернуться. Практически все бюро крайкома в сборе. Серебренникова можно позвать. Ломова еще не ушла.

С а м а р и н. Может, не надо преувеличивать?

К а ш т а н о в. При длине «Челюскинца» такой шторм уже серьезная проблема.

Р у р у а. Плюс пожар!

К а ш т а н о в. Плюс — он только что вышел из ремонта.

Р у р у а. А ремонтировал наш уважаемый судоремонтный!

Ш а х м а т о в (Лятошинскому). Герман Александрович, вы спите, что ли?

Л я т о ш и н с к и й. Почему? Я думаю…

Р у р у а. Он мечтает… как утром окажется в Москве. И будет обедать в «Арагви». (Смеется.)

К а ш т а н о в. Говори прямо, пожар — это ваши недоделки?

Л я т о ш и н с к и й. Я же сказал — думаю.

Ш а х м а т о в. А вы, Герман Александрович, по-прежнему летаете на субботу-воскресенье в Москву?

Л я т о ш и н с к и й. Да.

Ш а х м а т о в. Я же вас предупреждал.

Л я т о ш и н с к и й. У меня в Москве мама. Ей восемьдесят три года. А мое заявление по собственному желанию вы не подписываете.

С а м а р и н. Я думаю, мы скоро решим ваш вопрос, Лятошинский.

Шахматов нажимает кнопку.

Тут же в дверях вырастает  С и н и л к и н.

Ш а х м а т о в. Почему нет связи с «Челюскинцем»? Полчаса прошло.

С и н и л к и н. Принимаются меры.

Ш а х м а т о в. Соединитесь с Морфлотом. Попросите от нашего имени… Всем судам, что находятся поблизости, двигаться на помощь «Челюскинцу». Но главное сейчас — Троян! Мне нужен Троян!

С и н и л к и н. Сразу доложу, как связь появится.

Ш а х м а т о в. Спасибо.

Синилкин уходит.

С а м а р и н. А если не появится?

Л я т о ш и н с к и й. У Синилкина появится.

Ш а х м а т о в (понял, догадался). Руруа, вы успели дать радиограмму Трояну. Да?

Руруа кивает головой.

Вы знали раньше?

Р у р у а. Еще утром он радировал… Но тогда положение не было столь катастрофическим.

Ш а х м а т о в (поправляет). Тяжелым. (Вопросительно смотрит на Руруа.)

Р у р у а. Я дал команду держаться до последнего.

Пауза. В кабинет стремительно входит возбужденный  С е р е б р е н н и к о в. За ним  Л о м о в а, на которой, как говорится, лица нет.

С е р е б р е н н и к о в. Что это у вас за порядки, Роман Шалвович? О «Челюскинце» уже весь город говорит.

Р у р у а (опешив). Откуда?..

С е р е б р е н н и к о в. Доложили… Надо что-то решать, товарищи!

Ш а х м а т о в. Вы сообщали в министерство? В Москву?

Р у р у а. В общих чертах. Министр, знаете, привык мне доверять такие вопросы.

С а м а р и н. А вы, значит, не видите причин для тревоги?

Р у р у а. Профессиональная… выдержка, так скажем. А потом я как-то привык, что мой портрет на Доске почета уже пожелтел от времени. Кстати, висит он в Москве рядом с залом коллегии! Слева…

Ш а х м а т о в (тихо). Не откажите в любезности вернуться к делу.

Р у р у а. Зачем раньше времени паниковать? Мало ли что в океане бывает!

С е р е б р е н н и к о в. Вы не знаете наш город? Здесь каждая семья с морем связана.

Л я т о ш и н с к и й. Не понимаю, а к чему такая паника? И что, собственно, решать? Спасут их как миленьких.

К а ш т а н о в. А если не успеют? Если не смогут? Пожар-то на судне сейчас! А не к утру. И не к моменту согласования!

Л я т о ш и н с к и й. Так и я о чем говорю. Любим мы устраивать из всего проблему! Кто сейчас вообще так ставит вопрос — спасать людей или не спасать? Бред.

С е р е б р е н н и к о в. Спасти не только людей. Но и крейтинг. Возможность сдать в срок важнейшую стройку края. Порт. Это уже вопрос политический.

К а ш т а н о в (по привычке вечно спорить с Серебренниковым). А, у тебя и отлов беспризорных собак — тоже вопрос политический.

С е р е б р е н н и к о в. Все, что касается людей, — все вопросы политические! А вы, Лятошинский, не иронизируйте. Лучше подумайте, что сейчас в душе Нины Сергеевны. (Повернулся к Ломовой.) Ведь ее сын на «Челюскинце».

Л о м о в а (старается справиться с собой). Да… Валерик…

Ш а х м а т о в (снова берет радиограмму в руки, надевает очки, внимательно читает ее, перечитывает. В кабинете устанавливается глубокая тишина. Отложив радиограмму, Шахматов задумчиво и почти отрешенно смотрит в окно, потом тихо говорит). Троян только констатирует положение на судне.

Р у р у а (встал, горячо). Для пароходства спасение «Челюскинца» иностранцами — большой удар. Половину стоимости судна и груза мы должны заплатить спасателям. А крейтинг стоит десятки миллионов. Я уж не говорю о доведении сухогруза до порта. А они выберут порт не самый ближний. Это я вам гарантирую. Плюс стоимость последствий пожара…

К а ш т а н о в. Одного крейтинга достаточно… (Махнул рукой.)

Р у р у а (так же горячо продолжает). Что же получается? Мы остаемся без судна? Неизвестно, в каком состоянии крейтинг. И за обгорелые остатки пароходство должно еще платить…

С е р е б р е н н и к о в. Не забывайте, что на этих обгорелых остатках люди!

К а ш т а н о в. Михаил Иванович?

Шахматов не отвечает.

А Михаил Иванович? Решение-то вроде складывается.

Ш а х м а т о в (словно очнулся). Что? Какое решение?..

К а ш т а н о в (встал возбужденный, обводит жестом присутствующих). Мы, кажется, не расходимся во мнениях. Нина Сергеевна, конечно, за… Самарин… будем тоже считать — за. (Лятошинскому.) Не понял тебя, Герман Александрович! Конкретно?

Л я т о ш и н с к и й (махнул рукой). Пусть спасаются любыми средствами.

К а ш т а н о в (Руруа). А ты, Роман Шалвович?

Р у р у а. А-а! Не вешайте на Руруа клеймо человеконенавистника. Что деньги? Они как голуби! Чем больше бросаешь, тем больше возвращается!

К а ш т а н о в. Ну вот. Все за. (Почти смеется, довольный.)

Ш а х м а т о в (не сразу). За? За что?

К а ш т а н о в (как само собой разумеющееся). Приняли решение просить Морфлот рекомендовать капитану «Челюскинца» Ивану Максимовичу Трояну послать «SOS». Рекомендовать… (Поднял палец.)

Шахматов обводит взглядом сидящих перед ним людей. Молчит.

С а м а р и н. Что-нибудь не так, Михаил Иванович?