Изменить стиль страницы

А еще пять минут спустя мы все, и ребята, и моя родня, вывалились из отдела на ночную улицу – вырвавшиеся на свободу заключенные. За шумом и радостными воплями, которые сопровождали освобождение из узилища, я как-то и забыла, почему, собственно, здесь очутилась. Напомнила мне об этом все та же почти круглая бело-голубая луна, сумрачно нависшая над самым коньком милицейской крыши.

Меня передернуло от внезапного озноба.

И сразу все вспомнилось: ночная прогулка к озеру, возвращение, невидимый преследователь.

Там, на лесной тропинке, во мне что-то на время изменилось. Ровно на то время, пока я по ней шла, а потом, перепуганная до чертиков, влетела в родной дом. Честное слово. Словно в лесу в меня попыталось вползти – и вползло – какое-то мерзкое существо, внушающее беспричинный страх. Вспомнилось и тогдашнее мое состояние, и страх, и лунный свет… Но при чем здесь луна? Что-то там было еще. И кто-то. Он – или оно – точно не был человеком. Теперь я чувствовала, что пропустила какую-то важную особенность в том своем изменившемся состоянии, пропустила что-то такое, что могло бы подсказать ответы на многие мои вопросы. По крайней мере на два: кто и почему за мной бежал. А сейчас я уже не могла эту особенность вспомнить и сформулировать. Она ушла без следа. Но я по-прежнему была уверена, что именно за мной охотился этот…

Кто-то.

Который шел, а потом бежал по моему следу. Может быть – от самого костра. И получается, что я нечаянно привела его к дяде Игорю. Вот такие дела… Что же это было – случайность? Или закономерность? Но тогда выходит, что и убийство дяди Вани Пахомова – не случайно. Ведь он накануне своей смерти видел меня, разговаривал…

Что это? Судьба? Рок? Совпадение?..

И при чем здесь я?.. Я замотала головой, отгоняя навязчивые мысли. Совсем запуталась бедная девушка.

А потом – встреча с дядей Игорем. И крики. Те два ужасных крика в ночи, которые я не забуду до конца дней своих. Как не забуду и существо, которое гналось за мной и хотело убить. Именно – убить. По всем раскладам оно непременно должно было это сделать, и только чудо помешало ему добраться до меня.

Зато вместо меня он добрался до дяди Игоря. Хорошо хоть я не видела, что именно он с ним сделал. Антон ничего мне толком не рассказал. Сказал, что убили – и все.

– Ты чего? – тронула меня за плечо Алена, заметив, как меня передернуло.

– Да так, замерзла немного, – уклонилась я от прямого ответа. – Пошли, нас ждут.

– Стася, подожди! – послышалось сзади.

Я обернулась.

Ко мне торопился Антон Михайлишин. Он остановился в шаге от меня и, чуть помедлив, осторожно взял за руку. Я ее не выдернула, как ни странно. Наверное потому, что вспомнила, как он пулей, не размышляя, примчался к нам домой после моего истерического телефонного звонка. И к тому же он все-таки мне очень нравился, наш бравый участковый.

Иронично хмыкнув, Алена развернулась и пошла к машине. Деликатная у меня подруга.

– Ты не обижайся, пожалуйста, за то, что я в кабинете у майора молчал, – тихо сказал Антон. – Я ужасно за тебя переживал. Но просто служба у нас такая… Субординация и вообще все такое…

– Да я не обижаюсь, – сказала я совершенно искренне.

– Правда? – обрадовался он.

– Да.

Он помолчал и добавил еще тише, по-прежнему не выпуская моей руки:

– Мы завтра увидимся?

– Конечно. Только не завтра, а уже сегодня. Обязательно. Ведь я тебя в гости пригласила. Помнишь?

Антон кивнул.

– Значит, до встречи? – спросила я и улыбнулась.

– До встречи, – откликнулся он и только тогда выпустил мою руку. И тоже улыбнулся.

И я пошла к милицейским джипам, на которых главный милиционер распорядился отвезти нас домой.

Я шла и чувствовала спиной Антонов взгляд.

* * *

Домой не получилось. Получилось – в два дома.

Потому что по здравому размышлению мама, папа и дед решили, что всех разместить с удобствами у нас дома не получится. Считали-рядили, а потом часть постояльцев, а точнее – Алену, Любашу и Манечку – дед настоятельно предложил забрать на ночь к себе.

После недолгого колебания мама уступила деду: она тоже притомилась за эту бурную ночку и устала решать все наши невероятные проблемы. Перевалила их на свекра. Вот и правильно. Но тут я категорически заявила, что тоже буду ночевать у деда. Мама не могла долго сопротивляться – я ее уломала. Да и дед, умница, меня поддержал. В машине как раз хватало места для четверых пассажиров. Но только для четверых – хитрая Анюта, сославшись на это обстоятельство, осталась ночевать там, где приютили ее ненаглядного Мишаню, – у мамы.

Единственный, кто не смог бросить свои кости ни у нас, ни у деда, – так это Андрюша. Он, бедняга, отправился восвояси к себе на дачу, к матушке и батюшке, благо обиталище их находилось недалеко от дедова особняка. Я видела, как разозлилась Алена – она уже наверняка предвкушала продолжение ночного траха с Андрюшей где-нибудь под елочкой в дедовом саду. Но – не вышло. Как говаривал классик в своем нетленном романе про сталь и закалку: ну, не сумел, не сумел Артем устроить брата Павла в депо.

В общем, сначала все мы заехали к нам домой, а потом уже наша четверка, попрощавшись с остальными и прихватив необходимые вещи, поехала к деду на его машине.

Он молча вел машину по притихшим ночным улицам, мы тоже не сказали друг другу ни слова за всю недолгую дорогу от родительского дома к дедову. Во-первых, даже при всей моей любви и доверии к деду не стоило обсуждать при нем девичьи проблемы и горести, а во-вторых, сегодняшний день и особенно ночка так всех умотали, что на пустопорожнюю болтовню уже и сил не осталось.

Наконец мы доехали.

Дед загнал машину в подземный гараж и повел устраивать нас на ночлег. Он определил нас на постой на втором этаже: Манечку и Любашу отправил в гостевую спальню, а нас с Аленой – ко мне в комнату. Сам дед остался ночевать у себя в кабинете на первом этаже. Помимо своего прямого назначения – места для работы, он служит деду еще укромным уголком для размышлений, дополнительной (а чаще всего и основной) спальней и курительным салоном. Доступ посторонним туда весьма ограничен: это его капище, интимный приют, куда дед допускает только самых близких людей и лишь тогда, когда находится в благодушном расположении духа. Только мне в кабинет доступ всегда открыт. Но я – исключение, потому что единственная и любимая внучка. Вообще в дедовом доме, который со стороны не выглядит большим, на самом деле целых пять комнат вполне приличного размера: гостевая спальня и моя светелка на втором, кабинет, столовая и его спальня на первом. И это не считая огромного холла-гостиной на первом этаже, где по стенам висят чучела и больше половины его ненаглядных колюще-режущих игрушек. Остальные, самые ценные и дорогие его коллекционерскому сердцу, находятся, естественно, в кабинете.

Я вот сейчас иронизирую над его увлечением, а между прочим, сама будь здоров как помогаю деду в его собирательских трудах. И коллекцию его знаю назубок, и никогда не перепутаю мамелюкский ятаган с малайским крисом. Вот так-то. Наверное, мне суждено было родиться мальчиком, но мама с папой чего-то там второпях напутали – и вот вам результат.

Уже натянув ночнушку, я подошла к окнам, захлопнула ставни и тщательно закрыла их на защелки. И наглухо задернула плотные штапельные шторы.

– Ты чего это? – удивилась Алена, приподнявшись на постели, куда уже успела забраться. – Духотища же жуткая, задохнемся в твоей норушке, как в газовой камере!

– Не задохнемся, – ответила я.

– Задохнемся, как пить дать задохнемся, – не отставала настырная Алена. – Это ты можешь спокойно дрыхнуть, завернувшись в одеяло, как в кокон, а лично я привыкла всегда спать на свежем воздухе.

– И не одна. Это я еще на озере поняла, – не преминула съязвить я.

– Да ладно тебе злобствовать, – отмахнулась Алена. – Ты лучше ответь, почему решила закупориться?

– Давай спать.