Взгляды сцепились.

Нервно сглотнула лезвие жути я.

Попытка сменить тему, позорно увиливая от такого сенсационного, непростительного признания.

Мотаю головой, словно выбрасывая мысли; вновь вырываюсь (из уже расслабленной) хватки – и спешно иду, едва не бегу, кинув на прощание:

- Ты ничего не понимаешь!

- Х*ли тут понимать?! – резво хватает меня за куртку и отдергивает назад, крича в лицо. А я уже трясусь от перенапряжения. Застыли слезы на глазах.

- Х*ли? – язвлю отчаянно, сквозь сдержанные рыдания. – Хорошо, давай ловить такси – и я тебе покажу… «х*ли»!

- Зачем такси? Я на машине…

За городом. Кладбище. Тихая, молчаливая, пробирающая до дрожи, обитель памяти и душ. Некрополь... огражденный серой, кирпичной стеной, так усердно прячущий за ней свои заветные тайны...

Все так же хлыщет дождь, и вокруг – коварные сумерки.

- Вот, - метаю взгляд на черный гранитный памятник с изображением улыбчивой, очень даже красивой девушки. – Олеся. Двадцать один год. Умерла от потери крови. Хотя этот су**н сын был предельно осторожен. Как всегда – ни малейшей прорехи. Хирургическая точность… Родители бедной пытались покончить с собой – но ребята со скорой… - немного помедлила я, подбирая слова, - оказались молодцами.

Пошли дальше.

Молчит, сопит, покорно следует за мной.

- Анна. Самая младшая. Восемнадцать только исполнилось. Вся жизнь впереди. А он ее истязал дольше всех... Смотришь на ее ангельское личико – и ничего, кроме доброты и тепла внутри, не вызывает. Только желание обнять, приголубить. Вот за что… эта с*ка так издевалась над ней? За что, спрашиваю? Молчишь? Идем дальше?

Глаза  в глаза. Лишь только нервно сглатывает слюну.

Витиеватые дорожки промеж могил – и выходим к следующей.

- Зоя… Не знаю, - пожимаю плечами, шмыгая носом, - почему она мне снилась тогда постоянно. Никто из них – только одна она. Двое карапузов сиротами остались. А этой твари, Евсееву, – нипочем. Никак его не привяжешь! – оборачиваюсь к Ерёмову, пронзительный взор в очи: - И это лишь трое! А таких – больше десятка. Понимаешь? А доказали лишь по ОДНОМУ делу! И то, только потому, что жертва - выжила!

- И что? – кидает мне жуткое, отчего я оторопела в ужасе. Продолжает: - Тома, это – ЖИЗНЬ! Так что теперь – по подвалам прятаться?!

- Ты серьезно? – мертвым голосом шепчу.

- А ЧТО? – уверенно. Окидывает взглядом около: - Тут каждый – за что-то, да загремел! Всех их жалко! Разве нет? …И ЧТО?

- Т… ты… ты – конченный!

Резкий, отчаянный разворот – и бегу изо всех сил, невольно скользя по мокрым кривым земельно-глиняным дорожкам (что лишь местами побиты травой).

- СТОЙ! СТОЙ, Б***Ь! – летит за мной, старается, однако сейчас я на удивление ловче и быстрее (наверно, уж слишком хорошо знаю этот путь).

А там и вовсе – до остановки подать рукою...

Замечаю на трассе автобус, да еще в нужном направлении: поддаю скорости на грани невозможного.

Буквально среди последних пассажиров влетаю в салон.

Ныряет за мной и Ерёмов.

Протискиваюсь между рядов – живо запрыгиваю ближе к окну.

- Ты чё удумала? – рычит, словно зверь (так и не присаживаясь; уцепился руками в спинки кресел по бокам). Вынужденно сдерживается в рамках приличия.

- Ничего. Езжай дальше! – гавкаю я.

- Пошли в машину, - тихо, смиренно, но приказным тоном.

- Я с таким уродом – никуда не пойду! - сплюнула желчь в лицо. Глаза в глаза. Взоры сцепились.

Дрогнул автобус – и неспешно покатился по своему маршруту.

Тягучие, бешеные минуты молчаливой перепалки, пристальных взглядов, не моргая. Прожевывает эмоции, матерные слова Григорий.

Еще миг – и нервно цыкнув, но, так и не сказав ни слова, сделал разворот – по проходу, да к водителю вышел.

Взвизгнули шины, тормозя…

Исчез. Ушел, не оборачиваясь. Вот и отлично.

Одно «Е» ... я всё же пережила.

Глава 5. Свои, чужие

Добраться домой. Принять горячий душ, взять самое необходимое - и отправиться в отделение, к Фирсову.

- О, пропажа наша! – искренне обрадовался мне Макс. Выставил стул из-за стола, жестом пригласил присесть. – Чай?

- Ага… - подчиняюсь.

- Где шастала целый день? - косой взгляд из-подо лба, колдуя над чашками. – А то я уже переживать стал. Ребят хотел дергать.

Печально усмехнулась.

- Ох, - качаю в негодовании головой, вспоминая сегодняшний день: думаю, за него меня Фирсов по голове не погладит. Шумный вздох: - Где шастала? Да со свободой прощалась.

- Ой, да брось ты! – скривился недовольно. Разворот – и оперся спиной на шкафчик. Размешивает ложкою сахар. Взгляд на меня. – Справимся! На, - протянул кружку.

Ну да, справимся. Куда деваться?

- Что там Грановский? – дую на кипяток. – Придумал что-нибудь интересное?

- Шутишь? Без тебя у него на это дело совсем не стоит... Это же Андрюха! Забыла что ли? Без пинка или злости этот человек – полный ноль: как с гуся вода, ни до чего нет интереса. То ли, когда его завести!

- А на прошлом выезде мало задора было что ли? – смеюсь.

Почесал затылок. Развел руки в стороны.

- Наверно. Может, думает,  что это так: подразнила и исчезнешь.

- В смысле? – нахмурилась я.

- Ты же не думаешь бросать это дело?

- Ну-у… - растеряно тяну. - А, вообще, как ты это всё представляешь? Мне же нельзя: посторонний человек.

- Я к чему и веду, - ухмыляется Фирсов. – Поговорить надо с Заболотным. Чего-нибудь да придумает. Раз такое дело, да и тебе бы оправдание, чего здесь торчишь.

- Ну, да…

- Кстати, что с нынешней работой? Как, где сейчас?

- Да уволилась сегодня… Какая работа с Евсеевым?

- А жить на что?

- На пособие… - «по инвалидности»… не осмелилась договорить я.

Поморщился от неловкости и печали Макс.

- А они такие большие? – тихо, грустно пробормотал в попытке пошутить.

Смеюсь:

- Спасибо и на этом…

Кивает головой.

- А лекарства?

- Что лекарства?

- Сильно дорого всё?

Хмыкнула:

- А ты как думаешь? – язвлю. Смолчал. Немного помедлив, добавила: - Но ничего, все как-то живут, и я проживу…

- Фирсов, мать т***! Вот ты где! – влетает к нам в кабинет без стука Грановский (замер на входе).

- А где мне еще быть? Не у тебя же! – смеется Макс.

- Балашо-ова! – ядовито протянул Андрей, округлив очи. – И ты здесь?! – улыбается. Ухмыляюсь на эту нашу «пылкую дружбу».

- Всё никак не изгонят тебя отсюда! – продолжил тот.

Хохочу.

- А ты, небось, первый выстроился провожать! И Заболотному жалобу подал.

Нахмурился.

- Стоп, я не понял, - шаги ближе. – Ты чего тут, работать собралась?

- А тебе жарко со мной, да? – ехидничаю.

Заикнулся от такого откровенного намека, даже побагровел враз. Но затем миг – и, полностью осознав, что дразню, злобно махнул на меня рукой:

- Ой, ты как всегда! Между прочим, мне больше не до тебя!

- Ну, и слава Богу! А то я уже переживать стала!

- Ох, ох! – паясничает. Но буквально секунды – и тотчас насупился от раздражения: – КОРОЧЕ! – и вновь взмах руки,  - вы меня вообще сбили! Не за тем я пришел! Фирсов, одевайся! Опять труп!

- В смысле? – оторопели мы оба. Ошарашенные взгляды на товарища.

- В прямом! И опять почерк Евсеева!

- Так он же за решеткой, - растерянно шепчет Макс.

- Вот именно! – качает головой Грановский. – Хренак – и всё: выпускайте героя, он здесь ни при чем! Представляете? – искренне возмутился. - Короче, куртку в зубы – и поехали. У нас еще есть время. Пока туда-сюда, бумажная волокита, ребята его придержат. Балашова, ты с нами?