Удивление Сандро доставило Лауре большое удовольствие. Ей еще не приходилось видеть растерянным Стража Ночи.

— Я же видела, какое выражение появилось на вашем лице, когда Флорио сказал о сумке. Сумка, если вы ее найдете, поможет вам раскрыть преступление, верно?

— Это не ваше дело!

Злость, отчаяние и неожиданное влечение к девушке переполнили Кавалли. С самого начала ему стало ясно, что мотив преступления — вовсе не ограбление. На теле Моро осталась золотая цепь и кольцо с огромным сапфиром, подарок дожа. Однако Флорио уверял, что Моро забрал сумку с собой. Очевидно, ее прихватил убийца. Но почему? Что в ней было?

Сгорая от нетерпения продолжить расследование, Сандро стал было натягивать перчатки, но взглянул на Джамала и остановился. Прекрасная Ясмин говорила что-то по-арабски, а тот ловил каждое ее слово. «Ну, ладно, можно немного подождать», — решил Кавалли, снова опускаясь на скамью.

— Хорошо, что вы позволили им побыть вместе, — сказала Лаура.

Нет, у этой девушки просто какой-то сверхъестественный и раздражающий дар читать чужие мысли!

— Лучше бы вы перестали подозревать меня в доброте!

— А вы бы лучше перестали притворятся, что вы вовсе не такой. Я знаю, вы, правда, добрый.

Сандро недовольно нахмурился.

Его взгляд упал на мраморный столик. Стаж Ночи замер. На столе сушился борец, очень ядовитое растение, корни которого содержат аконит. Итак, Ясмин знала жертву и у нее был яд…

— Куда вы направитесь, когда мы уйдем отсюда? — спросил он.

Лаура наклонила голову:

— Простите, я не понимаю, о чем вы?

— Не могу же я оставить вас в публичном доме!

В ушах Сандро зазвенел ее смех. Боже, она действительно необыкновенная женщина. Красавиц в Венеции множество, но в этой девушке есть нечто особенное. Она прямо-таки светится магией очарования. Ему показалось, что ощущение невинности исходит от Лауры, как аромат жасмина, и вместе со звонким смехом плывет в воздухе. Она сама чистота, непорочность…

— Я дома, мой господин! Так что вам придется оставить меня здесь, в публичном доме!

Как будто оглушительный удар обрушился на Сандро, заставив хватать ртом воздух.

— Вы живете… в борделе?

— Очень жаль, что это вас так смутило. Мне следовало бы сказать об этом раньше.

— Но вы всего лишь пишите здесь портреты, не так ли? — Кавалли цеплялся за последнюю надежду, как утопающий за соломинку.

— Конечно. Сейчас я пишу портрет мадонны дель Рубия, но и карандашные наброски не оставляю.

— Сценок, достойных запечатления, хватает!

Лаура вздохнула.

— Но пока меня не изберут в Академию, деньги за свою работу брать нельзя, гильдия запрещает. А после Карнавала времени для искусства станет у меня меньше.

У Сандро пересохло во рту.

— Почему у вас станет меньше времени?

— Ну… придется развлекать клиентов.

— Клиентов? Вы имеете в виду… тех, кто приходит к вам позировать для портретов?

— Со временем, надеюсь так оно и будет, но пока…

Лаура повернулась и положила руку на колено Сандро. Прикосновение было теплым и легким. Страж Ночи смутился.

— Мой господин, вижу, что вам будет неприятно это услышать, но глупо продолжать ходить вокруг да около. Я куртизанка.

Слова девушки отразились в сердце Сандро похоронным звоном. Где-то в самой глубине души он догадывался обо всем, но пытался обмануть себя, не позволяя ужасной правде проникнуть в сознание. И сейчас он не хотел признавать очевидное, не хотел думать, что Лаура, такая веселая, талантливая, юная, продает свое тело. Встретив ее, Кавалли испытал желание защитить девушку от всех несчастий, оградить от зла, и это желание стало для него столь же важным, как чувство долга. И еще одну истину открыл для себя Сандро: его смертельно ранила ревность к тем мужчинам, которые делили с Лаурой постель.

— Я вас разочаровала, — вздохнула Лаура.

— Да, глупость. Вы одаренная женщина, зачем вам эта унизительная торговля собой? Вам не стыдно?

Она зарделась. Встала. Отошла. Вернулась.

— Писать картины — дорогостоящее занятие. За комнату я плачу мадонне дель Рубия сто эскудо в месяц, а ведь нужны еще и краски, холсты…

Сандро подбоченившись встал перед ней.

— Найдите другие средства заработать!

— Какие, например?

Лаура подождала. Ее собеседник молчал.

— Женщинам, шьющим паруса в Арсенале, платят вдвое меньше мужчин, — горько заметила девушка.

Рассмеявшись, она щелкнула пальцами, словно ее озарило:

— Может, стать прачкой! Тогда за несколько лет я смогу скопить деньги на несколько метров холста, на краски и кисти, но вряд ли… Выбор, как видите, невелик, мой господин.

— Я ненавижу проституцию, — заявил Кавалли. — Большинство преступлений, которые мне пришлось расследовать, тем или иным образом были связаны с публичным домом.

— Если запретить проституцию, где мужчины будут удовлетворять свою похоть? — спросила она. — А вы сами, что станете делать?

— Я подобных желаний не испытываю, — солгал гость. — И вы заблуждаетесь, полагая, что если убрать сточную трубу, весь город погрязнет в дерьме.

— Какое грубое сравнение, мой господин! Нет, это скорее похоже на туманы Венеции. Проклинайте их, но куда денешься?

Сандро сжал в руках свой берет.

— Но почему вы, Лаура… почему вы?..

— А что еще я могу придумать?

— Выйти, например, замуж.

— Прекрасно! Выскочить за кого-нибудь работягу, который каждый год будет делать мне по ребенку! Вы думаете, между ночными кормлениями грудных детей можно писать картины?

— Вам вовсе необязательно выходить замуж за работягу. Вы красивая женщина и могли бы выйти замуж за…

—… вашего сына, мой господин? — резко перебила его Лаура.

Сандро побледнел, во рту у него пересохло. Ее смех неприятно резанул ему слух.

— Ах, понимаю, я забыла, мы с ним из разных сословий!

Цинизм ее слов пронзил душу Кавалли и окончательно разрушил непорочность добродетели, которой он поторопился наделить Лауру. На память ему пришли слова Петрарки о том, что красота и добродетель редко сходятся вместе.

Лаура вскинула голову.

— Или вы предлагаете мне выйти замуж за какого-нибудь нахального купчика? Видеть меня замужем за своим сыном, насколько я поняла, вы бы не хотели!

— Патриций, который женится на простолюдинке, лишается почестей и места в Большом Совете.

— Боже упаси! Я и не собираюсь доставить вашему сыну подобное несчастье!

Кавалли схватил ее за плечи и заставил посмотреть ему в глаза.

— Для благородного человека это так же важно, как для вас живопись. Но ради своего благополучия вы способны перечеркнуть жизнь другому человеку?

Она поникла.

— Нет, конечно, нет!

Сандро опустил руку и отступил.

— Найдите себе какого-нибудь подходящего купца, Лаура! Но знатный человек, равно как и простой работяга — не для вас.

— Почему вы вмешиваетесь? Вам-то какое дело?

Ему захотелось крикнуть: «Потому что я хотел бы, чтобы вы стали моей!»

Отгоняя от себя прочь нелепое желание, Кавалли отвернулся от девушки.

— Меня это беспокоит, потому что… Сколько вам лет?

— Восемнадцать, но…

— Вы одного возраста с моей дочерью Адрианой. Вот почему у меня к вам возникло… такое покровительственное чувство.

— Напрасно! Я хорошо знаю, что делаю, и не нуждаюсь в вашем покровительстве.

— Вот как? Вы знаете обо всех опасностях, поджидающих вас на избранном пути? Что вы слышали об отвратительных болезнях, избежать которых удавалось редкой проститутке? А когда юность пройдет, что вы станете делать?

— Если вам это послужит утешением, то скажу, что не намерена заниматься проституцией всю жизнь. Я оставлю это занятие, когда обрету возможность целиком посвятить себя живописи, став членом Академии.

Сандро глянул на нее со злостью.

— Как можно быть художником, не имея самоуважения?

Лаура отшатнулась, словно ее обожгли слова Стража Ночи.

— Самоуважения у меня предостаточно, мой господин.