В восьми - десяти метрах от площадки находился наклонный спуск в подземное помещение под стартовым столом. Там были установлены дизель-генераторы на случай отключения сети электропитания, весы для взвешивания ракеты, различные коммуникации и аппаратура. Метрах в ста от старта стоял одноэтажный служебный корпус, в нем размещались стартовые подразделения воинской части, кабинеты главных конструкторов и конференц-зал. Между служебным корпусом и стартовой площадкой располагался подземный бункер – основной командный пункт. Оттуда шли все команды по управлению пуском ракеты. Территория старта была окружена широким рвом, за ним располагалось ограждение из колючей проволоки.
Пусковой стол, выдерживающий огромный вес заправленной ракеты, был выполнен как массивное кольцо с четырьмя регулируемыми опорами, на которые устанавливались кронштейны ракеты. Кольцо опиралось на четыре колонны, заделанные в мощную плиту, лежащую на бетонном фундаменте. В центре стола располагался конусообразный отражатель для отвода выхлопных газов из камер сгорания двигателя. Стол с ракетой мог поворачиваться вокруг вертикальной оси, для наведения ракеты в плоскость стрельбы.
Тележку с ракетой подкатывали к пусковому столу и прикрепляли к специальным упорам, вмонтированным в бетонированную площадку. С противоположной стороны к столу подводили установщик, и, с помощью механизма подъёма и тросов, ракету устанавливали в вертикальное положение.
Подъем ракеты впечатлял: тридцатиметровая громадина вместе с пристыкованной к ней на стартовой площадке головной частью и транспортировочной тележкой медленно разворачивалась и поднималась в вертикальное положение, затем зависала в воздухе над пусковым столом и опускалась на его опоры, а выполнившую свою роль тележку убирали со старта. Чтобы ракета не опрокинулась при сильных порывах ветра, её крепили к столу специальными стяжками.
21-22 октября к ракете пристыковали головную часть, установили на стартовый стол, провели испытания отдельных систем. 23 октября ракету заправили компонентами топлива и сжатыми газами. На 19.00 назначили старт. Команда испытателей уже несколько дней работала круглосуточно, без отдыха. Никаких объективных причин для такой спешки не было. Гонку устроил председатель Государственной комиссии, Главком РВСН, Главный маршал артиллерии Неделин. Он уговорил главного конструктора Янгеля «порадовать руководство страны трудовыми свершениями и осуществить первый пуск до 7 ноября». Янгель, страстно желавший опередить Королёва и пропихнуть свою ракету в качестве основного вооружения РВСН, пошёл на поводу у командующего.
Неделин командовал самым мощным родом войск менее года, но ракетами занимался почти с момента начала работ по этому направлению. Он был энтузиастом ракетного вооружения и сторонником освоения космоса, в том числе, в научных целях. В условиях централизованной плановой экономики поддержка того или иного направления на высоком уровне часто имела решающее значение. Космические успехи конца 50-х и начала 60-х не в последнюю очередь имели причиной мощную политическую поддержку со стороны Неделина и самого Хрущёва.
Маршала любили и уважали в войсках, в том числе за человечное отношение к людям. Он очень часто присутствовал на полигоне при пусках новых изделий, лично решая возникающие проблемы, не только технические, но и организационно-бытовые, например, организовывал доставку горячего питания для испытателей прямо на стартовую площадку.
(Такие примеры, безусловно, характеризуют Неделина с положительной стороны, хотя непонятно, почему было не прописать ту же доставку горячей пищи в должностных инструкциях обслуживающего персонала полигона, и почему этим должен заниматься Главком РВСН)
Сейчас маршал постоянно находился на стартовой площадке, быстро и эффективно решая возникающие по ходу испытаний вопросы и проблемы. Вокруг главкома постоянно вертелось и прочее начальство, в том числе заместитель председателя Госкомитета по оборонной технике Лев Архипович Гришин, председатель Научно-технического комитета Александр Григорьевич Мрыкин, заместитель начальника 4 управления ГУРВО Николай Афанасьевич Прокопов, начальник полигона генерал-майор Константин Васильевич Герчик, его заместитель Александр Ильич Носов, другие специалисты полигона и ОКБ-586, всего около 150 человек. Как выразился Борис Евсеевич Черток: «На каждого военного начальника должен быть хотя бы один нижестоящий или просто порученец.»
Здесь же, кроме главного конструктора Янгеля, «для оперативного руководства» находились главный конструктор системы управления ракеты Борис Михайлович Коноплёв, директор Всесоюзного НИИ электромеханики доктор технических наук Андроник Гевондович Иосифьян, которого Королёв называл «главным электриком всех ракет», разработчик систем телеметрии, начальник ОКБ МЭИ Алексей Фёдорович Богомолов, заместители Янгеля Лев Абрамович Берлин и Василий Антонович Концевой.
Вся эта толпа толклась на «нулевой отметке» вокруг заправленной ракеты. Само по себе это уже было грубейшим нарушением техники безопасности. Но присутствие маршала осложняло всё ещё больше. Неделин приказал написать новые инструкции по технике безопасности и сам же их утвердил, взяв всю ответственность на себя. Теперь чисто формально все манипуляции на заправленной самовоспламеняющимися компонентами топлива ракете проводились в полном соответствии с инструкциями.
23 октября в 18.00, за час до запланированного старта, был подан сигнал на прорыв мембран трубопроводов горючего и окислителя второй ступени. Однако вместо этого сработали пиропатроны, прорезавшие мембраны магистралей горючего 1-й ступени. У испытателей не было аппаратуры, которая могла бы однозначно свидетельствовать о срабатывании пиромембран. Поэтому техническое руководство приняло простое решение: контролировать факт открытия топливных магистралей на слух, по характеру звука гидравлического удара в момент прорыва мембран. Чтобы определить, сработали ли кольцевые ножи, прорывающие мембраны, специалисты ОКБ-586 – двигателист Константин Александрович Луарсабов и ведущий инженер-конструктор Аркадий Агеевич Кошкин (во многих источниках ошибочно указан как Василий Агеевич, см. http://sm.evg-rumjantsev.ru/24.10.1960/nedelin_disaster.htm в конце страницы) забрались на ракету и некоторое время пытались определить прорыв мембран «на слух», по звуку текущей жидкости в трубопроводах. Они доложили, что отчетливо слышали срабатывание пиромембран сначала по тракту окислителя, а затем и горючего, но, кроме того, через несколько минут после прорыва мембран они услышали срабатывание ещё каких-то пиропатронов.
Для руководителей ОКБ-586 это было полной неожиданностью. Объявили часовую задержку старта. С помощью переносных ламп специалисты стали шаг за шагом осматривать все пироэлементы на двигательной установке и вскоре по закопчённой поверхности корпуса определили, что кроме пиромембран, сработали ещё и пиропатроны отсечных клапанов газогенератора 1-го блока маршевого двигателя 1-й ступени.
(Двигатель 1-й ступени Р-16 состоял из 3-х одинаковых двухкамерных блоков, всего 6 камер сгорания.)
Старт был сорван. Работы остановили, и начали разбираться, в чём причина. Анализ электрической схемы показал, что такое могло произойти, если перепутаны провода в приборе А-120 – главном распределителе первой ступени. Когда его сняли с ракеты и вскрыли, обнаружилось, что изоляция проводов жгута, по которым шла команда на подрыв мембран, полностью расплавилась, и провода соприкасаются друг с другом.
Система управления ракеты, разработанная в харьковском ОКБ-692 под руководством Б.М. Коноплёва, была сделана почти полностью на электромеханике, по требованиям военных. Твердотельная электроника в период 1957-60 года была ещё недостаточно стабильной по характеристикам. При постройке ЭВМ и прочих электронных устройств практиковался тщательный отбор годных компонентов из «общей кучи», причём на Западе с электроникой была точно такая же ситуация. Подбор компонентов годился для единичных мэйнфреймов, но для серийной ракеты военным требовалось что-то дубовое и надёжное, поэтому выбрали вариант с электромеханической системой управления.