– Товарищ Бюттнер проявил себя как жёсткий и требовательный командир экипажа. Могу поставить его действия в пример всем командирам, – заявил на общем разборе, в присутствии всех – советских и иностранных – космонавтов, генерал Каманин. – Всем следует осознать, что, пока конструкторы не построили для нас более совершенный вариант корабля, летать придётся на том, что есть. Приборы и техника пока ещё не отлажены полностью. Возможно возникновение любых нештатных ситуаций. Вы должны быть предельно осторожны и внимательны, иначе жертвы неизбежны. А жертвы нам не нужны.

                Также должен отдельно поблагодарить товарища Бюттнера за исключительно удачный термин «Klarliste», – продолжил Николай Петрович. – Сама идея мнемонических карточек с последовательностью операций оказалась очень полезной, и вообще – краткость – сестра таланта.

                С этого момента немецкий термин «Klarliste» прочно вошёл в полуофициальную космическую терминологию.

                После череды неудачных запусков и аварий в начале и весной 1960 года, советская космонавтика взяла громкий и убедительный реванш запусками ещё одной АМС, «Зонд-2» сфотографировавшей не отснятые в предыдущем полёте участки невидимой стороны Луны, и спутников телетрансляции «Молния-1», «по совместительству» выполнявших задачи упрощённой системы предупреждения о ракетном нападении (АИ, см. гл. 05-11).

                Теперь Королёв и Келдыш сосредоточили внимание на двух основных задачах – окончательной отработке пилотируемого корабля для полёта человека, и запуске АМС к Марсу.

                Первую станцию, «Марс-1960а», без спускаемого аппарата, но с «медным ведром Расплетина», отправили в полёт в начале мая. Запуск произошёл не в период «астрономического окна», выпадавшего на конец сентября, а заметно раньше. Название станции открыто не называли, для всех она ушла в полёт под порядковым номером «Зонд-3». Королёв вообще предлагал всем АМС, строящимся на единой платформе 2МВ, теперь уже больше напоминавшей 3МВ по своей конструкции, давать единое наименование «Зонд», не разделяя их на «Марсы» и «Венеры». Мстислав Всеволодович не соглашался, считая, что конструктивная платформа не является определяющей, в отличие от назначения.

                О цели запуска в печати тоже не сообщили ничего конкретного, заявив, что в задачи полёта входит проведение различных исследований в открытом космосе. Ничего не сообщили и о траектории станции. Хотя американские радиолокаторы сопровождали АМС, как минимум, на начальном этапе полёта, сложная и непросчитываемая заранее траектория породила на Западе много слухов и споров.

                В итоге специалисты из NASA сошлись на том, что «русские отправили ещё одну станцию к Луне, а потом утратили контроль, и АМС потерялась в межпланетном пространстве». В свою очередь, «конспиролухи» на все лады обсуждали в жёлтой прессе версию, что «красные отправили пилотируемый корабль на Марс». Доводы специалистов, что имеющаяся у СССР ракета физически не способна отправить даже одного человека к Марсу одним пуском, во внимание не принимались.

                Тем временем академик Келдыш с Королёвым и Рязанским занимались всесторонним тестированием систем радиосвязи, ориентации, и других служебных систем станции. Это была главная задача запуска, ради которой не пожалели носителя. Королёв, убедившись, что в «той» истории надёжность советских АМС была крайне низкой, решил не допускать подобных провалов. Станцию запустили только после тщательной отработки на стендах, и пробного полёта вокруг Луны. Теперь предстояло проверить работу аппаратуры в длительном полёте.

                Во многом помогала более совершенная энергетика станции, позволявшая осуществить более грамотные и технически безопасные решения. Не надеясь только на ещё несовершенные и малоэффективные за пределами земной орбиты солнечные батареи, «Зонд-3» оснастили в дополнение плутониевым РИТЭГом. Заодно «атомная печка» обеспечивала требуемый тепловой режим станции и подогрев воды при приготовлении фотореактивов, хотя и добавила конструктивных сложностей при монтаже фототелевизионной установки – пришлось защищать фотоплёнку от радиоактивной засветки. Станцию оснастили раскрываемыми радиаторами большой площади. Связь станции с Землёй теперь поддерживалась постоянно, а не отдельными сеансами по расписанию.

                Тщательная подготовка сделала своё дело. Неприятности по ходу полёта вылезали, но не фатальные. Часть из них побороли за счёт резервирования систем. С остальными пришлось смириться. Так или иначе, станция постоянно оставалась на связи, и поддерживала нужную ориентацию.

                После тщательных расчётов траектории, на значительном удалении от Земли, была отдана команда на включение электромагнитного двигателя. Здесь влияние Земли и Луны было сведено к минимуму, и АМС постепенно начала разгоняться. Её положение отслеживали по радиосигналам, пеленгуя их с наземных и корабельных пунктов радионаблюдения. При этом учитывалось и орбитальное перемещение Земли. Также в ходе полёта были проведены несколько коррекций траектории, чтобы более точно вывести станцию к Марсу. Лететь ей предстояло почти год – сильно разгонять станцию не стали, так как в этом случае увеличивались шансы проскочить мимо Марса. Мстислав Всеволодович рассчитывал орбитальный манёвр, который, если его удастся осуществить, вывел бы «Зонд-3» на марсианскую орбиту. Рассчитывали, опять-таки, на расплетинское «медное ведро» и управление от БЦВМ. С техникой начала 60-х «той» истории подобный манёвр был бы невозможен, и максимум, на что можно было рассчитывать – несколько мутноватых снимков, сделанных с пролётной траектории, на расстоянии в несколько десятков тысяч километров от планеты.

                С борта станции ежедневно принимали ценные телеметрические данные о поведении её внутренних систем. Для этого «Зонд-3» был оснащён множеством самых различных датчиков, многие из которых специально разрабатывались по заданиям Главкосмоса. Эту информацию тщательно анализировали специалисты, разработчики систем станции. По результатам анализа дорабатывались системы следующей АМС «Зонд-4», старт которой наметили на 26 сентября – в оптимум астрономического окна для 1960 г.

                Параллельно с полётом «Зонда» проводили окончательную отработку корабля 1К «Север». Работа основных систем отрабатывалась на запусках фоторазведчиков «Зенит», но на «Зенитах» не устанавливалась в полном объёме система жизнеобеспечения. На них только обеспечивалась терморегуляция и поддержание заданного уровня влажности. Отработать систему жизнеобеспечения, проверить переносимость условий невесомости и перегрузок при возвращении в атмосферу можно было только на запусках живых существ. Для этого были выбраны собаки.

                К их подбору подходили не менее серьёзно, чем к комплектованию отряда космонавтов. Для полётов выбирали только беспородных и бездомных собак, уже прошедших естественный отбор в суровых условиях и доказавших свою жизнеспособность. У них было крепкое здоровье, они были неприхотливы в питании и лояльны к человеку. Полёты собак начались задолго до начала проектирования космического корабля и даже самого носителя Р-7, на геофизических ракетах.

                Собак выбирали некрупных – массой до 6 кг и ростом не выше 35 см, так как капсула в головной части геофизических ракет была невелика. Собаки проходили цикл тренировок, их приучали долго находиться в замкнутом пространстве, переносить сильные перегрузки и вибрации, не пугаться громких и непонятных звуков, уметь находиться в тесном экспериментальном снаряжении, которое позволяло записывать получаемые данные с закреплённых на теле датчиков. Для удобства крепления датчиков собак подбирали короткошёрстных.

                В начальный период исследования были тщательно засекречены. По существовавшей в СССР традиции секретились не только технические подробности и ТТХ изделий, но и фамилии учёных и конструкторов. Даже собакам давали псевдонимы, из-за чего в разных документах одни и те же «экипажи» именовались по-разному.