Решением НТС СССР с весны 1959 года в советской тундре было начато осуществление проекта «Плейстоценовый парк» (АИ, см. гл. 03-18). Проект был начат по подсказке Ивана Антоновича Ефремова. С его же «подачи» научным руководителем проекта был назначен палеонтолог Николай Кузьмич Верещагин, в будущем – один из крупнейших специалистов по мамонтам и мамонтовой фауне.

                Назначение Верещагина состоялось в ноябре 1958 года, на том же совещании НТС СССР, на котором рассматривался проект. Верещагин был приглашён на совещание, как эксперт по экосистеме плейстоцена. Уже под конец совещания Никита Сергеевич, выслушав мнения специалистов, взял слово:

                – Послушал я все мнения за и против, и вот что я думаю. Затраты на этот проект поначалу будут невелики. Всего-то надо выделить землю, огородить её заборами, поставить несколько контейнерных домиков, завести туда стадо лошадей и ещё всяких разных животных. Дальше будем смотреть, что из этого получится. Поэтому считаю, эксперимент надо начинать немедленно, уже следующей весной.

                – Тут ещё один интереснейший момент вырисовывается, – продолжал Хрущёв. – У нас сейчас очень активно развивается генетика. Вы не думайте, я хоть с виду и похож на дурака, но много чем интересуюсь, и мне много чего докладывают, так что я по этой теме кое-что слышал.

                Учёные вежливо заулыбались – Первый секретарь периодически отмачивал на совещаниях и не такое.

                – А ещё слышал, – усмехнулся Никита Сергеевич, – что в тундре частенько находят замороженных мамонтов. Сейчас, конечно, наша генетика пока ещё только начинает развиваться, и чудеса ей, пока что не под силу. Но дальше – чем чёрт не шутит, может быть, удастся найти относительно неповреждённого мамонта, и его генетический материал какой-нибудь слонихе подсунуть. Это я так, фантазирую, конечно. Но кто знает, каких высот достигнет наука через 50-60 лет? Может быть, мы сумеем и мамонта клонировать? Вы только представьте – это ж какая гора мяса, да в нашей тундре?

                Хрущёв перед заседанием полистал «электронную энциклопедию» в планшете. Он прочитал о том, что даже хорошо сохранившиеся останки из вечной мерзлоты не содержат пригодного для клонирования или генетических манипуляций материала. Ткани, подвергнутые захоронению в вечной мерзлоте, теряют свою структуру из-за разрушения клеточных мембран, а содержащиеся в них молекулы ДНК подвергаются сильным посмертным изменениям, включая распад цепочек нуклеотидов на отдельные фрагменты. Но учёные пока этого не знали, да и кто знает, возможно, в будущем удастся секвенировать геном мамонта, восстановив его хотя бы частично, по уцелевшим фрагментам ДНК, и затем смоделировать его основные видовые признаки и особенности путём модификации ДНК слона при помощи технологии CRISP/Cas9.

                Хрущёв понимал, что особой надежды на это нет, но для него куда важнее было превратить тундру в продуктивное пастбище для свободного выпаса скота. Академиков такая проза жизни едва ли заинтересовала бы, за исключением нескольких, особо ответственных, вроде Семёнова или Лаврентьева. Поэтому Никита Сергеевич решил предложить им будущее клонирование мамонта в качестве той морковки, что висит перед ослом, и заставляет его двигаться вперёд.

                Обведя хитрым взглядом учёных, Первый секретарь улыбнулся:

                – Так вот, будут у нас мамонты или нет – это ещё бабушка надвое сказала, но на тот случай, если будут, надо к тому времени подготовить для них соответствующую экосистему, где они смогут жить в комфортных условиях. Поэтому деньги и землю на «Плейстоценовый парк» выделим, и работу начнём. Но нужен очень грамотный человек на должность научного руководителя проекта.

                Хрущёв сделал паузу и внимательно посмотрел на Верещагина:

                – Николай Кузьмич, выручайте. Послушал я тут многих, и понял, что лучше вас с этой работой едва ли кто справится. Заодно сможете исследованием мамонтов плотно заняться. Ну, как, возьмётесь?

                Верещагин понял, что судьба предоставляет ему потрясающую возможность возглавить работу по воссозданию не просто отдельного вида, а целой утраченной экосистемы, да ещё при поддержке партии и правительства. Такой шанс обычно выпадает раз в жизни, и учёный ни минуты не колебался:

                – Почту за честь, Никита Сергеич. Когда приступать?

                – Немедленно, – Хрущёв повернулся к Косыгину. – Алексей Николаич, подбери товарищу Верещагину в помощь грамотного администратора. Информационную поддержку я обеспечу. Зятя привлеку.

                В качестве первой очереди проекта были выделены три участка – в низовьях Колымы, к югу от посёлка Черский, на Ямале и недалеко от Архангельска. Сформировали три экспедиционные группы, им предоставили необходимую технику, оружие, средства связи, наладили снабжение продуктами и горючим.

                Базы были построены в январе-феврале 1959 года. Сборка домиков из утеплённых контейнерных блоков заняла один день. Куда больше времени ушло на постройку забора, ограждающего загоны для выпаса, чтобы животные не разбредались. Первоначально площадь огороженных участков сделали небольшой – по 20-25 квадратных километров, с последующим её увеличением до 160-200 кв. км. Именно постройка изгородей и оказалась основной работой участников экспедиций в первые два года. Заборы строили из сетки-рабицы, на столбах из стальных труб. В заводских условиях сетку крепили в рамы, сваренные из уголка, шарнирно скрепляя рамы друг с другом. Снизу к раме приваривали треугольные подпорки, позволявшие ставить рамы на грунт и быстро переносить заборы. Части забора привозили на место и собирали. Столбы ставили по одному на несколько рам. Они были нужны, чтобы животные, испугавшись хищников, не повалили забор. Конфигурацию участков планировали так, чтобы их площадь можно было относительно легко наращивать, постепенно относя уже поставленные участки забора всё дальше и дальше.

                В апреле 1959 года на участки завезли первые небольшие стада якутских лошадей. В течение мая к ним добавили и другие виды – завезли северных оленей, овцебыков, маралов, зубров. Лоси, волки, росомахи, медведи были свои, местные В начале лета выпустили на участки большое количество жуков-навозников. Им отводилась важнейшая роль утилизаторов навоза, в изобилии накапливавшегося на пастбище.

                Испарение воды с ландшафта в условиях севера происходит главным образом с помощью растений, через устьица на их листьях. В прошлом, когда на месте тундры были луга и степи, испарение было большим, и заболачивания не возникало. Сменившие их мхи и лишайники – низкопродуктивные растения, не имеющие корней, не способные к усиленному испарению влаги, но хорошие теплоизоляторы. Они покрывают землю сплошным слоем, и при его толщине 20-25 см почва вообще перестаёт оттаивать.

                При этом мох не выдерживает механических нагрузок. Вокруг северных посёлков, в местах интенсивной эрозии и выпаса животных, мох быстро исчезает, а на его месте вырастают луговые травы. Они доминируют везде, где уничтожен мох. Но на севере, где почва холодная, не происходит естественного разложения отмирающих трав. Через несколько лет на месте лугов накапливается белёсый «травяной войлок», который не даёт почве оттаивать, и травы снова сменяются менее требовательными к минеральному питанию мхами и лишайниками. Чтобы этого не происходило, слой мха и отмершей травы необходимо разрушать. При выпасе животных это происходит автоматически, они вытаптывают мох копытами, и разрывают слой высохшей прошлогодней травы. Если выпас происходит достаточно интенсивно, то этот слой не образует сплошного покрова и не препятствует таянию мерзлоты в летние месяцы.

                (информация из статьи С. А. Зимова «Мамонтовые степи и будущий климат» http://www.pleistocenepark.ru/files/Science_in_Russia_ru.pdf В статье приведены иллюстрирующие правоту Зимова фотографии лугов, образовавшихся в тундре на местах интенсивного выпаса животных)