– Стоит он 400 рублей, – ответил Шевченко. – Примерно как хороший телевизор, не самый лучший, но хороший. Рабочий получает в среднем от 1200 до 1500 рублей. (цифры до реформы 1961 г, которой в АИ не было). Да вон, смотрите, – он указал на человека в толпе, входящей из метро, тоже поднявшего к уху такой же телефон. – Высокооплачиваемые руководители, знаете ли, на метро не ездят.

   – А как же господин Хрущёв, сейчас? Мы же только что ехали?

   – Это я вас специально в метро затащил, – ухмыльнулся Никита Сергеевич. – А то в Советском Союзе побывали, а ничего самого лучшего не видели.

   – А за новый аккумулятор, при замене вышедшего из строя в автомате, клиент в этом случае платит полную его стоимость? – спросил Хайнлайн.

   – Нет, те же 10 копеек, – ответил Шевченко. – Мобильная радиотелефонная связь у нас всего второй год как внедряется, количество заменяемых аккумуляторов пока исчисляется единицами. Экономисты подсчитали, что затраты на рекламу среди населения и организацию сбора аккумуляторов для правильной утилизации выходят дороже, чем разработка обменного автомата и выдача населению новых аккумуляторов.

   Хайнлайн задумался на несколько минут, потом произнёс:

   – М-да... Пока я пишу фантастику, эти красные воплощают её в жизнь. Где-то что-то пошло не так...

   По дороге от метро к парку Горького внимание американской четы привлекла необычная сценка. Возле обычного на вид магазина «Овощи-фрукты» остановилась чёрная «Волга». Из неё выбралась молодая девушка в форме, с собачкой на поводке. Собачка была небольшого роста, мордой похожая на лису, белая с серо-коричневым, пушистая и сильно раскормленная. Никите Сергеевичу она показалась чем-то знакомой.

   Девушка с собачкой вошли в магазин, до которого Хрущёву с прочей компанией оставалось дойти метров двадцать. Андрей Степанович Шевченко вдруг сказал:

   – Подождите, Никита Сергеич, сейчас будет кое-что интересное.

   Хрущёв и американские гости остановились, заинтригованные.

   Из овощного магазина вдруг выбежал упитанный мужчина директорской наружности, в хорошем костюме, с портфелем в руке и папкой подмышкой. Он явно был сильно напуган.

   Из «Волги» вылез водитель и приглашающе открыл заднюю дверь. Мужчина с обречённым видом забрался внутрь. В этот момент из двери магазина выглянула не менее упитанная продавщица:

   – Соломон Моисеевич, а если ваша супгуга позвонит – щто сказать? Когда ви таки будете?

   – Ох, Сагочка... Скажите, что если в огганах учтут чистосегдечное пгизнание – то лет чегез шесть...

   Хлопнула дверца, «Волга» отъехала. Хрущёв с Шевченко, Литовченко, охраной и американцами подошли ближе. Из двери появилась девушка с собачкой, посмотрела вслед «Волге», и тут заметила Первого секретаря:

   – Ой!

   От неожиданности она даже испугалась, но затем выпрямилась по стойке «смирно», дёрнув «собаку» за поводок, скомандовала:

   – К ноге! Сидеть! – а затем, вытянувшись в струнку, отрапортовала:

   – Товарищ Первый секретарь ЦК! Лейтенант Морозова! Провожу профилактический рейд по просьбе ОБХСС.

   – Вольно, – улыбнулся Никита Сергеевич. – Это что за рейд, расскажите подробнее. Прежде всего, как вас звать, товарищ лейтенант?

   – Ольга, – слегка смутившись, ответила девушка. – Вот, выгуливаю ручного песца товарища Серова, по адресам воров и взяточников.

   – То-то я смотрю – зверь знакомый, – усмехнулся Хрущёв. – Только он, вроде, белый был?

   – Так это он в летней окраске, – ответила Ольга. – Зимой он снежно-белый, а летом сероватый, – она присела и повесила на ошейник песца круглую чёрную бирку с цифрами.

   – Это – номер статьи Уголовного кодекса следующего адресата. После того, как в прошлом году по «рязанскому делу» арестовали Пчелякова, в народе пошёл слух, что к тем, кто проворовался, берёт взятки или занимается приписками, приходит песец и приносит чёрную метку...

   Хрущёв фыркнул и расхохотался, придерживая живот:

   – О-ох, уморили! Ну, молодцы!

   – Смех-смехом, – улыбнулась девушка, – а ОБХСС вышло на товарища Серова с просьбой об аренде песца. Ну, и меня, как кинолога, отрядили в помощь. Теперь вот, как ни выйдем погулять, так три-четыре явки с повинной... Раскрываемость поднялась в несколько раз, уже, говорят, в других городах будут в кинологических отделах песцов заводить.

   – Гениально! – Первый секретарь одобрительно поднял вверх большой палец. – Только где же этих песцов столько взять?

   – Так у нас их полная тундра! Вообще они, как и лисы, легко приручаются, – ответила Ольга. – Я вот слышала, что есть такая звероводческая ферма, где специально домашних лис разводят, на мех.

   – Да что вы говорите? – удивился Хрущёв. – Надо будет поинтересоваться, спасибо. Нет, правда, вы молодцы, проявили находчивость! Только вот, не слишком вы его раскормили?

   – А иначе затея не работает! Песец должен быть полным, Никита Сергеич!

   Ольга посмотрела на часы и заторопилась:

   – Ой, мне ещё в потребсоюз успеть надо, пока они не закрылись! Разрешите идти, товарищ Первый секретарь?

   – Идите! – улыбнулся Хрущёв.

   Шевченко долго пытался объяснить донельзя удивлённому Хайнлайну и его супруге, «как это работает», но американцы так ничего и не поняли.

   – Это, наверное, непереводимый русский фольклор, – покачала головой Вирджиния, выслушав объяснения Андрея Степановича. – Я поняла так, что это – священное тотемное животное, один вид которого почему-то вынуждает русских нарушителей закона сознаваться в совершённых деяниях. Но вот как это на самом деле работает – не понимаю... Магия!

   Ещё один спор вспыхнул возле выставленных в павильоне в парке Горького обломков сбитого самолёта U-2. Хайнлайн безапелляционно, как настоящий офицер, заявил:

   – Его не сбили! Он развалился при вынужденной посадке! Современные самолёты летают так быстро, что при нарушении целостности обшивки их разрывает на мелкие куски воздушным потоком. А тут такие крупные обломки!

   – Не сбили, говорите? – Никита Сергеевич, кряхтя, наклонился, присел, осмотрел обшивку в нижней хвостовой части сломанного пополам фюзеляжа, и жестом подозвал американца.

   – А это, по-вашему, что? – спросил он, просунув палец в отверстие с рваными краями.

   Вся обшивка была испещрена подобными отверстиями. Хайнлайн нехотя, сквозь зубы, был вынужден признать, что самолёт таки был сбит. Уличить красных во лжи и ославить перед всем миром в очередной раз не получилось.

   Расставшись с Хайнлайном, Никита Сергеевич вызвал по телефону машину и вернулся в Кремль. В машине он сказал Андрею Степановичу Шевченко:

   – Вот пусть теперь этот упёртый дурень немного пошевелит мозгами и осмыслит всё, что увидел. Потом посмотрим, что он напишет по возвращении в Штаты.

   21 марта 1960 года вечером из автобуса на окраине Буэнос-Айреса, в бедном районе Сан-Фернандо, на углу улицы Гарибальди и загородного шоссе вышел худощавый человек в очках, с букетом цветов. Он вошёл в дом, обнял жену и поздравил её с юбилеем их совместной жизни.

   При этом он не обратил внимания на машину, медленно проехавшую по улице. В машине находился агент израильской спецслужбы «Моссад» Цви Аарони. Его задачей было сфотографировать мужчину с букетом, но главным было даже не это. Главным был сам букет.

   В «Моссаде» знали, что 21 марта 1960 г свою серебряную свадьбу должны были отметить палач еврейского народа Адольф Эйхман и его супруга Вероника, урождённая Либль. Эйхман официально считался погибшим, его «безутешная вдова» весной 1952 года вместе с детьми выехала из Австрии в Аргентину, где вскоре вышла замуж за некоего Рикардо Клемента, работавшего на складе фабрики «Даймлер-Бенц» под Буэнос-Айресом. «Моссад» не без оснований подозревал, что под именем Рикардо Клемента в Аргентине скрывается Эйхман. Но фотографии подозреваемого у израильской разведки не было – Эйхман был осторожен и всю предыдущую жизнь старательно избегал фотографов. «Моссаду» удалось раздобыть одну его фотографию, но на ней Эйхман был ещё очень молод, а в 1960-м ему уже было 54 года, и он должен был сильно измениться.