При личной встрече Серов рассказал Королёву о возможном происшествии и предложил:

   – Сергей Палыч, не хотите свой маячок в реальных условиях испытать?

   – Я-то с удовольствием, – ответил Королёв, – но ведь спутник ещё не готов?

   – И не надо, – ответил Иван Александрович. – Пеленгаторы можно использовать любые, например, на самолётах или дирижаблях. Нам важно сам маячок на баржу поставить, и хоть какую-то инструкцию к нему дать.

   – Да там инструкция в два пункта – сорвать наклейку с алюминий-воздушной батареи, и нажать кнопку включения, – пояснил Сергей Павлович.

   – Можете мне один опытный образец маяка дать? – спросил Серов.

   – Один – могу, – Королёв позвонил Богуславскому, и через несколько минут кто-то из его сотрудников принёс маяк.

   С опаской взглянув на Серова, инженер молча поставил маяк на стол и поспешил исчезнуть. Королёв лично объяснил Ивану Александровичу, как включить прибор.

   Маяк отправили рейсовым Ту-104 во Владивосток, а оттуда самолётом, доставлявшим почту, переправили на Итуруп. Тамошний особист был весьма удивлён строгим сопроводительным приказом, приложенным к непонятному приборчику, напоминавшему поллитровый термос с выдвижной антенной под колпачком, но приказ выполнил буквально. Радиомаяк был включён в комплект спасательных средств баржи Т-36. Ирония судьбы – убогая баржа стала первым судном в мире, оснащённым радиомаяком создаваемой разработчиками НИИ-88 и ещё целого ряда научных институтов перспективной системы КОСПАС-SARSAT.

   Также особист доставил на баржу трехмесячный запас консервов на четырёх человек, питьевую воду, радиостанцию, топливо и спасательные жилеты. Помогавшие ему солдаты озадаченно переглядывались и перешёптывались:

   – Не иначе, наш чекист в Японию перебежать собрался...

   До дня «Х» – 17 января – оставалось 2 дня.

   Казалось бы, что проще – передать приказ командиру военной части на Итурупе не посылать солдат на разгрузку судна, и предупредить о надвигающемся шторме. Но такой приказ нельзя было передать заранее, чтобы у командира не возникли вопросы и подозрения – ведь шторм ещё не начался, и местные синоптики о нём не подозревали. В особом отделе это понимали, поэтому ограничились общими указаниями: согласно данным с метеоспутника, следует ждать возможного ухудшения погоды, вплоть до штормового предупреждения, и обеспечить безопасность личного состава. Передать прямой приказ отложить разгрузку собирались в ночь с 16 на 17 января.

   Но тут вмешался случай. Итурупский особист, набегавшись вокруг баржи, сильно простудился. Вечером 16 января у него поднялась температура. Он принял аспирин и народное средство от простуды – полбанки малинового варенья на стакан спирта, и устроился поудобнее у тёплой печки, с твёрдым намерением рано утром получить от синоптиков свежую сводку погоды и вместе с приказом передать её командиру части. С этой мыслью он и заснул. В тепле его разморило. Сослуживцы, зная, что он заболел, и не подозревая о возложенной на него миссии, решили его не будить и дать выспаться. Поэтому команду «Подъём» он благополучно проспал.

   Порученец Кузнецова отданный ему приказ выполнил. Вечером 16 января он отправил распоряжение по военной ВЧ-связи через Владивосток на Курилы, о чём и доложил адмиралу. Вот только разница в часовых поясах между Москвой и Владивостоком – 7 часов. Его сообщение во Владивостоке было получено уже рано утром 17 января. Всё бы ничего, успели бы и так, но 17 января 1960 г был понедельник, Тихоокеанский флот готовился к учениям, и у связиста с самого утра скопилось много сообщений, которые он должен был передать. Сообщения на Итуруп, по мнению связиста, явно не заслуживали передачи в первую очередь. Когда дело дошло до них, на Курилах было уже почти 9 часов утра.

   Ничего не подозревавший командир части вскоре после подъёма и завтрака отправил четверых стройбатовцев на баржу, с приказом подготовить её к прибытию корабля снабжения, ожидавшегося в этот день. Они должны были подойти по мелководью к кораблю, перегрузить припасы на баржу, и доставить на остров.

   Когда особист проснулся, за окном завывал ветер, и крутились снежные хлопья. На Итуруп обрушился шторм. Он пришёл неожиданно. Зимой светает поздно, шторм ударил ещё до рассвета. Особист кинулся к командиру части:

   – Товарищ командир! Шторм на улице!

   – А то я не вижу?

   – Солдат на баржу посылали? На разгрузку?

   – Четверых, а что?

   – Надо их немедленно вернуть! Вот приказ из Москвы: «В связи с резким ухудшением погоды обеспечить максимальную безопасность личного состава в сложных метеоусловиях, прекратить любые работы на открытой местности, всем укрыться в помещениях»

   – Безопасность обеспечить? А жрать что будем? Сегодня корабль с припасами придёт! – пока командир с особистом одевали верхнюю одежду, не переставая препираться, в помещение вбежал дежурный:

   – Товарищ командир! Баржу унесло! На ней младший сержант Зиганшин и трое рядовых!

   – Твою ж мать!!!

   Тут же прибежал связист:

   – Товарищ командир, приказ штаба: «Из-за шторма корабль снабжения не придёт, подготовку к разгрузке отставить, личному составу укрыться в помещениях». И тут ещё сводка погоды...

   – Бл...дь, где ж ты раньше был?!!

   Связист даже обиделся:

   – Как только принял сообщение – сразу к вам побежал...

   Ситуация складывалась хуже некуда. Как сказали бы американцы, произошёл классический JANFU – Joint Army-Navy Fuck-Up, (Совместный армейско-флотский про#б). Что ещё печальнее, в «про#бе» поучаствовал и Комитет Госбезопасности.

   Командир части немедленно доложил об «унесённых ветром» в штаб, как бы ни хотелось ему, скрыть такое происшествие было невозможно. Во Владивостоке, где лежал полученный рано утром из Москвы грозный приказ военно-морского министра, среди штабных началась лёгкая паника. О происшествии на Итурупе доложили командующему Тихоокеанским флотом адмиралу Фокину.

   Виталий Алексеевич Фокин тут же распорядился развернуть поисково-спасательную операцию, а сам сел обдумывать ответ, который ему предстояло отправить военно-морскому министру. Но, пока продолжался шторм, о каких-либо реальных поисках не было и речи. Видимость была почти нулевая, свинцово-серые тучи обрушивали в кипящее белыми гребнями волн море один снежный заряд за другим, скорость ветра доходила до 60 метров в секунду.

   В Москве адмирал Кузнецов, получив рапорт адмирала Фокина, схватился за голову. В этот момент заверещала «вертушка» – телефон секретной линии ВЧ-связи. Министр снял трубку. Звонил Серов.

   – Ну что, Николай Герасимович? Ваши на Тихом океане всё про#бали? – спросил председатель КГБ.

   – Не время для подъ#бок, товарищ Серов! – возмутился адмирал. – Там четверо ребят могут погибнуть, если уже не погибли!

   – Да я и не подъ#бываю, – честно ответил Иван Александрович. – Мои ведь тоже про#бали, хотя должны были ваших подстраховывать... Я сейчас подъеду, подумаем вместе, как ребят спасать. Мы с вами теперь оба за них в ответе.

   Такого адмирал от председателя КГБ никак не ожидал. Подобно всем профессиональным военным, чекистов он не любил. Но сейчас, чтобы спасти этих четверых, Кузнецов готов был сотрудничать с кем угодно, хоть с чёртом.

   «Хотя... Пожалуй, с чёртом было бы безопаснее», – подумал адмирал.

   Серов подъехал через полчаса. По отсутствию белого песца Кузнецов заключил, что, может быть, всё ещё обойдётся. Председатель КГБ рассказал о подстраховочных мероприятиях, что провёл его некстати заболевший сотрудник на Итурупе. Адмирал даже не поверил сначала:

   – Вы меня не разыгрываете, Иван Александрович? Вроде, как Бандеру разыграли?

   – Да не тот случай, Николай Герасимович, чтобы шутить.

   – Да уж, смотрю, вы сегодня без своего питомца...

   – С ним я только к врагам Советского народа езжу, – невесело усмехнулся Серов.

   – То есть, голодная смерть ребятам не грозит, вода есть, и даже радиомаяк на баржу поставили? Это здорово, это вы им, считайте, несколько шансов подарили, – одобрил адмирал. – Спасибо.