– Вот и проверим, – решил Никита Сергеевич. – Пусть твои люди приглядят за кубинскими истребителями, у них же сейчас их ещё немного?

   Поставки советского оружия в конце 1959 года ещё только подготавливались.

   – На сегодняшний день – да, на Кубе всего пять истребителей «Си Фьюри» – это тот самолёт, который, по версии Матоса, якобы перехватил «Сессну», – подтвердил Серов. – Приглядеть за ними, да и за пилотом Кастро Домингесом будет нетрудно. Пилоту Сьенфуэгоса мы намекнём, чтобы летел только над сушей, не пытаясь срезать маршрут. Самолёт проверим лишний раз, мало ли какие могут быть неполадки.

   – А ещё лучше – нехай в этот день вообще не летают, если погода нелётная, – посоветовал Хрущёв. – И поговори с коминтерновцами – может, на всякий случай, товарища Сьенфуэгоса привлечь к делам Коминтерна и вообще увезти с Кубы?

   Так и сделали. Двигатель «Сессны» тщательно перебрали советские специалисты, из США были доставлены и установлены некоторые запчасти взамен изношенных. С 1960 года в распоряжение команданте была передана новенькая чешская «Морава» L-200, а «Сессну» у кубинцев выкупили и увезли в ЛИИ для изучения. Пилот Сьенфуэгоса Фариньяс прошёл дополнительный курс подготовки к полётам в сложных метеоусловиях и стал намного более ответственно относиться к фактору погоды. Ему также было рекомендовано как можно меньше летать над морем и не вылетать из пределов территориальных вод. Была проведена беседа и с самим Камило – опытный советский лётчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай, специально направленный в короткую командировку на Кубу, объяснил команданте, что с погодой шутить не стоит.

   Карибский регион известен внезапными штормами в осенне-зимний период, погода здесь может моментально ухудшиться и точно так же быстро проясниться.

   Проведённые мероприятия дали результат. 28 октября 1959 г команданте Сьенфуэгос отказался от полёта и отправился в поездку по земле. Подозрения в отношении Фиделя Кастро и его личного пилота Бласа Домингеса не оправдались – никаких подозрительных действий в отношении Сьенфуэгоса не последовало. А вот привлечь Камило к деятельности Коминтерна в конце 1959-го не получилось – его больше интересовало будущее родной Кубы, чем освобождение всей Латинской Америки. Серов и резидент КГБ на Кубе Алексеев, обменявшись шифровками, решили вернуться к этому вопросу позже.

   По мере получения доступа к информации предотвращением происшествий, помимо Серова, начали заниматься и другие «посвящённые».

   Военно-морской министр Николай Герасимович Кузнецов обращал особое внимание на морские происшествия – с кораблями или самолётами над морем. По его просьбе сотрудники ИАЦ составили перечень морских катастроф и происшествий. Именно Кузнецов обратил внимание на события 17 января 1960 года на Курилах, где шторм унёс в море баржу с четырьмя солдатами из стройбата. 21-летний младший сержант Асхат Зиганшин, 21-летний рядовой Анатолий Крючковский, 20-летний рядовой Филипп Поплавский и ещё один рядовой, 20-летний Иван Федотов пробыли в море 51 день, почти без еды.

   По заведённому ещё в конце 1953-го года порядку любое изменение истории разрешал и утверждал лично Первый секретарь ЦК. Поэтому адмирал Кузнецов доложил ему о необходимости предотвратить очередное происшествие.

   – Стройбатовцы? – удивился Никита Сергеевич. – Не моряки? А как же они на барже-то оказались?

   – Дело было на острове Итуруп, – пояснил адмирал. – Там вокруг острова мелкое каменистое дно, подход судов снабжения затруднён. Для доставки грузов с судов на берег используется стотонная плоскодонная танкодесантная баржа с малой осадкой и длиной всего 17 метров. Судно не мореходное, на таком разрешается удаляться от берега не более чем на 300 метров. Ребят послали разгрузить припасы с пришедшего корабля. В девять часов утра налетел шторм, баржу понесло от берега в открытое море, а там – сильное течение. Топлива было мало, оно ушло на борьбу со штормом, пока ребята пытались удержать баржу носом к волне.

   Хуже того, из продовольствия на барже оказались буханка хлеба, две банки тушёнки, банка жира и несколько ложек крупы. Были ещё два ведра картошки, которую во время шторма раскидало по машинному отделению, отчего она пропиталась мазутом. Опрокинуло и бачок с питьевой водой, которая частично перемешалась с морской. Ещё на судне была печка-буржуйка, спички и несколько пачек «Беломора», – поведал Кузнецов.

   – А почему их не нашли наши спасатели?

   – На берегу обнаружили их личные вещи, выброшенные штормом. Возможно, смыло с палубы. Спасатели решили, что баржа затонула и все погибли. Никто не предполагал, что такое утлое судёнышко выдержит подобный шторм.

   – Ясно. Поторопились похоронить… Так что вы намерены делать, Николай Герасимович?

   – Сообщить на Итуруп, что идёт шторм, все работы по разгрузке надо отложить и увести людей с баржи, – ответил адмирал. – Но тут, Никита Сергеич, есть одна закавыка…

   – Какая ещё закавыка?

   – «Там» эти четверо были спасены американским авианосцем «Кирсардж», и доставлены в США, где их объявили героями. В «документах» указано, что этот случай значительно улучшил отношения СССР и США, и в целом образ Советского Союза в мире. К сожалению, ненадолго. После перехвата U-2 и срыва Парижской конференции начался новый виток «холодной войны», – пояснил адмирал.

   (Как оно было на самом деле: http://nnm.me/blogs/SSSR/odinochnoe-plavanie-kak-soldaty-iz-sovetskogo-stroybata-potryasli-mir/#cut)

   Хрущёв, оказался перед непростым выбором. Поразмыслив минуту, Никита Сергеевич покачал головой:

   – Никакой образ Советского Союза не стоит риска потерять четырёх человек в мирное время. А что, если американцы пошлют авианосец другим маршрутом? Надеяться, что история повторится один в один – нельзя, несмотря на теорию инертности времени, которую выдвигают товарищи Келдыш, Фок, Бартини и Лентов, – он решительно отодвинул записку Кузнецова. – Действуйте, Николай Герасимович. Ребят не надо вообще допускать на эту чёртову баржу.

   Когда Кузнецов ушёл, Никита Сергеевич ещё раз перечитал его записку, подумал, затем набрал номер Серова:

   – Иван Александрович, Хрущёв говорит. Ты про «итурупскую четвёрку» слышал?

   – М-м-м, дай вспомнить… что-то было.

   – Тут товарищ Кузнецов ко мне заходил. Я тебе сейчас его записку пришлю по фототелеграфу, – он включил факс и отослал записку Серову.

   – Получил, читаю, – ответил председатель КГБ. – Всё, вспомнил про этот случай.

   – Тут такое дело… – Хрущёв замялся. – Это первый раз, когда моряки выходят с предложением об изменении истории. Опыта у них ещё нет, боюсь, как бы не напортачили. Разрешение я дал, конечно, но ты со своей стороны пригляди за ними. Вроде как продублируй, что ли…

   – Есть приглядеть! – ответил генерал. – Всё сделаем в лучшем виде.

   Однако «в лучшем виде» не получилось. Помешала секретность и многоступенчатая командная цепь. Военно-морской министр, разумеется, сам не звонил на Итуруп – это привлекло бы лишнее внимание, да и у него было много других дел. Кузнецов отдал приказ одному из порученцев, и сообщение ушло «по команде».

   Серов, понимая, что так и будет, отправил ещё одно сообщение, местному особисту. Предполагая, что ситуация может повернуться по-всякому, он распорядился не только не пускать солдат на баржу, но и на всякий случай скрытно заложить на судёнышке аварийный запас воды в герметичной таре, продуктов и топлива, рассчитанный на 3 месяца.

   Затем он связался с руководством Главкосмоса:

   – Сергей Палыч, что у вас на сегодняшний день по спасательным маякам сделано?

   – Опытные образцы маяков для испытаний собраны, – ответил Королёв. – Идёт проектирование основного изделия. А что?

   Главный конструктор имел в виду спутник, который собирались частично унифицировать с разрабатываемым спутником радиоразведки.

   – Да тут такое дело… Разговор не телефонный, давайте я лучше к вам подъеду.