Он тряхнул кудрями.

— За полное искоренение белой сволочи! — Лихо запрокинул голову и выпил полный стакан. Егор удивленно крякнул, пододвинул к сыну миску соленой рыбы.

— Закуси, а то спьянишься.

Петя рассмеялся.

— Меня ни вражья пуля, ни хмель не берут. Я заговоренный.

Когда все расходились по домам, Фрося шепнула Петру:

— Не забыл, Петя, как мы к озеру бегали?

Петя осовело поглядел на нее, улыбнулся.

— Пошто забыл? Помню.

Он уснул за столом. Егор и Луша отвели его в постель, раздели, укутали одеялом.

— С устатку он, — сказал Егор, словно был в чем-то виноват.

Василий сделал в городе кое-какие мелкие покупки, надо было еще купить коня, одежду... Питался одним хлебом, берег деньги. Настроение у него было скверное. Все люди казались жуликами и бандитами. На сердце словно тяжелый камень лежала обида: часовщик опять не доплатил за золото. Да еще пригрозился: если, сказал, хоть крупицу продашь кому другому, не сдобровать, сразу проведаем и выдадим большевикам. «Ты, сказал, в одной с нами упряжке, что захотим, то с тобой и сотворим. Лучше не рыпайся».

«Ах ты гад, — выругался про себя Василий. — Я тебе это попомню».

Надо было сходить на рынок, купить одежонку получше — бывшие буржуи по дешевке сбывали там свое барахло. Возле рынка, Василия несколько раз останавливали темные личности, один пропитым шепотом предлагал китайскую ханжу, другой сказал, что может достать опиума. На рынке запросто продавали американские доллары, японские иены, из-под полы торговали оружием... В самой гуще рынка Василий набрел на плотную толпу, которая тесно окружала какого-то человека. Василий, придерживая рукою спрятанный под шинелью старый солдатский патронташ, в котором лежали тяжелые колбаски царских золотых пятирублевок, ходивших тогда в Дальневосточной республике, протолкался вперед. Увидел хорошо одетого молодого мужчину, который сидел на чурбашке, держал на коленях кусок фанеры. На фанере стояло два столбика золотых. Мужчина весело приглашал желающих сыграть с ним в новую забавную игру.

— Смотрите, граждане, — объяснял он. — Вот у меня веревочка. Я брошу ее на фанеру, получатся две петли. Вот так. Кто хочет, пусть в любую петлю поставит палец. Посмотрите хорошенько, примерьтесь и поставьте. Если попали верно, когда я потяну веревочку, петля затянет палец. И вы спокойно заберете эту кучу денег, в ней десять пятерок. Если ткнете не туда, куда надо, веревочка палец не затянет. Тогда вы заплатите мне полсотни. Просто, без всякого обмана. Ваше счастье зависит от вас самих. Понятно? Ну, кто смелый?

Все вокруг переступали с ноги на ногу, пересмеивались, перешептывались, желающих играть не было. Василий смотрел на приветливого мужчину с фанеркой и никак не мог вспомнить, где его видел. А ведь непременно видел, лицо знакомое...

— Дай-ка я попытаю счастье! — крикнул кто-то рядом с Василием, оттолкнул его, выбрался вперед. Это был пожилой мужчина с седыми усами.

— Деньги на бочку, — сказал хозяин фанерки. Усатый вытащил из кармана горсть золотых. Их пересчитали, положили на фанерку. Молодой ловко кинул шнурочек, он лег двумя ровненькими петлями. Все подались вперед, тяжело засопели, заговорили разом.

— В эту ставь, в левую...

— Не... тычь в правую, верное дело.

— Пошел ты, дурак, к черту. В левую тычь.

— Не лезьте, сам соображу...

Василий оказался совсем близко. Ему было ясно видно, что надо в левую. Вот же как побежит веревочка... Раз, и палец будет в петле!

— Милый, — азартно зашептал Василий усатому в самое ухо. — Валяй в левую, ей богу угадаешь...

Усатый повернулся, внимательно поглядел на Василия, сказал:

— Ты, видать, понимающий.. Верно, в левую, я тоже так считаю.

И поставил палец в левую. Молодой потянул веревочку, она змейкой скользнула вправо, метнулась в другую сторону и вдруг плотно обхватила палец усатого. Все вокруг заревели от восторга.

Усатый сгреб с фанерки золотые, со смешком поклонился молодому:

— Прощевайте, мил друг. Желаю удачи.

И скрылся в толпе.

Василий глянул на мужчину с фанеркой, думал, он сильно загоревал, а тот сидел, хоть бы что. Вытащил из-за пазухи золотые, равнодушно проговорил:

— Вот как бывает. Без всякого обмана. Кому какое счастье. Кто еще желающий?

И вдруг так дернул бровью, что Василий сразу вспомнил: господи, мать пресвятая богородица! Да это же монах, который был тогда с архиереем! И я у него к ручке приложиться хотел. Свела судьба... У этого однако и впрямь без обману... Чего он вдруг на рынок подался? А что ежели попытать долюшку? Али погодить, поглядеть, как другие?

Пока он колебался, из толпы вылез худущий малец с испитым зеленым лицом, распахнул полушубок, вытащил откуда-то, словно из брюха, горсть пятирублевок.

— Пропадай они пропадом! — пьяно выкрикнул малец. — Продую, новые наживу. Подфартит, обженюсь на марухе, заживу праведной жизнью. На, считай.

Монах кинул шнурочек, опять получилось две петли. Толпа качнулась вперед, загалдела, пьяный резко крикнул:

— А ну не орите! Не дурнее вас, сам знаю, куда ставить.

И смело ткнул палец в правую петлю. Веревочка туго обвилась вокруг пальца.

Парень забрал два золотых столбика. Монах встал с табуретки, взял под мышку фанеру.

— Хватит на сегодня, — сердито сказал он. — Не везет мне. С вами без штанов останешься.

Какая-то темная сила вытолкнула Василия вперед, он слабым голосом попросил:

— Господин хороший... Еще разочек... Со мной... Один разочек, полсотенки выиграю и уйду.

Монах усмехнулся, подозрительно оглядел Василия, его драную шинель, спросил с усмешкой:

— А деньги-то у тебя имеются, мужичок?

— Есть маленько... Сейчас нашарю.

Василий вытащил одну золотую колбаску, отсчитал половину.

— Мечи веревочку!

Монах уселся, кинул шнурок двумя одинаковыми, ровненькими петельками. «В какую поставить палец? — затревожился Василий. — Не шутейное дело, на кону сотня»...

— Ну, надумал? — спросил монах. — Поживее шевели мозгами!

У Василия из-под шапки стекал за шиворот обильный пот.

— Погоди паря. Надо же, чтоб верно было.

— Ставь в левую! — кричал кто-то над самым ухом Василия.

— В правую давай, в правую.

В глазах Василия рябило, под коленкой дергалась жила, он переступал с ноги на ногу, словно прыткий конь перед дорогой.

— Давай, мужичок, побыстрее. Не велики деньги.

— Сейчас, господни хороший, сейчас соображу. Значит, вот так побежит веревочка, потом вот сюда...

— Он тут до вечера будет шаманить, — засмеялись сзади.

— Сейчас соображу, — бормотал Василий, вытирая со лба липкий пот. — Однако сюда надо... Или нет, лучше в эту... Господи, благослови меня грешного.

Он ткнул дрожащий палец в левую петлю. Монах легонько потянул веревочку, она задержалась на миг у пальца, скользнула в сторону, соскочила с фанеры.

Вокруг все раскатисто расхохотались. Монах спрятал в карман деньги.

— Плохо глядел, мужичок, — проговорил он с сожалением. — Надо было в правую...

Василии побледнел, бессмысленно поглядел на хохочущих мужиков, на монаха.

— Господи... — проговорил он, задыхаясь. — Пошто же так?.. Вездесущий и всевидящий, милостливый... Пошто я не в ту петлю ткнул?

— Еще будешь? — спросил монах.

— Буду! — не помня себя, крикнул Василий.

Монах метнул шнурок, получились опять одинаковые петли. Василий положил на фанерку деньги. Опять толпа надвинулась на него, задышала в затылок. У Василия зашлась душа — которая петля счастливая? Оторвал от фанеры глаза, увидел, что какой-то мужик машет руками, делает непонятные знаки. «Чего ему надо? — промелькнуло в голове и тут же переметнулось на другое: — В которую петлю ткнуть? Мать пресвятая богородица, пособи, заступница...»

Василий поставил палец в правую петлю. И опять веревочка скользнула мимо...

Земля зашаталась под ногами Василия. Он поднял голову, тупо посмотрел на хохочущих мужиков. Рожи у них расплывались, корчились, качались... Василия замутило. На третий раз он выиграл.