Впрочем, это все - не главное. Хотя и значит для нас больше, чем мы это показывать стараемся. Но не главное. Главное то, что "бывший егерь" это примерно то же, что "бывший человек". Я вот, просто не представляю, как это можно - не быть егерем. А кем же тогда быть, вообще?
Грустное это зрелище - егерь на пенсии. Ненормальное.
Не слышал я еще, чтобы егерь, по здоровью комиссованный, добром кончил - либо в гладиаторы подастся, либо в грабители, либо горькую запьет. Полгода-год - и нет человека. Сам себя сгрыз, даром, что его десять лет бестии сгрызть не могли.
По всему тому - не стал я всей правды говорить. Я же знаю, что нет у меня никакой "цыплячки". Впрочем, любой больной ею, то же самое говорит с пеной у рта - и не врет - сам себе верит. Ну и пусть. Пусть даже и "цыплячка" у меня. Лучше уж я в бою сгину, чем на пенсии - уж я постараюсь никого своей смертью не подставить. Рассказал я всё, как было, вплоть до того момента, как очнулся, к столбу наказаний привязанный. А потом усмехнулся, продемонстрировал унгву (так все время в кармашке и пролежавшую) и закончил:
- Ремни разрезал, собрался кое-как и - к речке. Хорошо, что логова они в своей привычке обустраивают - у воды. Я с ходу из ручья на дерево запрыгнул, на верхушку залез и сидел два дня.
Дерек хмыкнул.
- Повезло тебе. Местные на этот фокус уже не ведутся. Злюка рассказывал - на западной границе отправил он людей в засидку над рекой, так верги тамошние, следы у воды обнаружив, первым делом ветки, над водой свисающие обнюхивают и осматривают, а уж потом по берегам ищут.
- Повезло мне, - согласился я, - так новы ж.
Покивал Дерек задумчиво, пожевал губами. И не скажешь по нему - напрягла его чем-нибудь концовка моего рассказа, или нет. Да я к его лицу и не присматриваюсь особо - еще заметит и задумается. Sapienti sat.
- Ясно. Давай теперь сухую выжимку. Что в них нового?
- Повадки у них другие, с этого начну. Хотя бы то, что они меня - с наветренной стороны тропили. Хитрить не стесняются, и ума на хитрости хватает. Да уже то, что я камнем по башке получил...
- Это не их хитрость, а твоя глупость, - Дерек перебивает, - но мысль я понял. Будем иметь в виду. Дальше.
- На имперском они свободно разговаривают, - говорю я. Сена хмыкает недоверчиво. Рассказ мой он весь слышал, но все равно поверить не может.
- Вообще без акцента, - настойчиво говорю я, - лидийцы или германцы какие и то по-имперски хуже говорят.
- Это ж всю глотку перекроить надо, - ворчит Сена, - и зачем это им?
- Сами не сказали, а спросить я не догадался.
Дерек ухмыляется краем рта, а я ведь - и в самом деле просто не догадался. Возможно, что отличное произношение и знание людского языка - не прихоть их зверобогини, а какой-то смысл в себе несет.
- В драке как? Двумя словами - сильнее прежних? И насколько?
- Сильнее. Намного. Опыта реального у них пока мало, а скорее всего, и вовсе нет. Одно только это меня и спасло. Опыта поднаберутся - беды нам с ними будет.
- Значит, нельзя им давать опыта набираться. Еще что?
- Глаза крупнее, голова больше, осанка прямее. На пальцах, похоже, по суставу добавилось - ножи они теперь не в пример ловчее держат, что прямым хватом, что обратным. И - мои все с ножами были, но я позже, уже с дерева, видел, как один верг с мечом, у меня отобранным, упражнялся - и не сказать, что у него плохо получалось.
- Хорошие новости есть? - спрашивает, заметно помрачневший, Дерек.
- Нет... - я задумываюсь, - хотя... вот: раз у их самок теперь по два соска, так и щенков в помете поменьше будет. Как у людей.
- Именно, что как у людей, - мрачно кивает Дерек, - заметь, это совершенно не мешает им плодиться так, что тараканы завидуют.
Я только плечами пожимаю. Характерная оговорка, кстати. "Им". Не "нам", а "им". Уже не в первый раз я замечаю, как егеря себя неосознанно от рода людского отделяют. Среди молодых такого нет, а вот среди старых и опытных - чаще частого. Даже за собой замечаю. Вот только не пойму никак - отделяя себя от людей, кого мы за новый вид бестий считать начинаем - людей или нас самих, егерей?
- Ладно, - Дерек встает, давая понять, что разговор окончен, и решение им принято, - Шелест, сколько рыл в клане?
- Тридцать одна лежка, - говорю я, - но, похоже, они в них теперь посвободнее спят. Место у меня не слишком удобное для наблюдений было, но - как бы не парами даже. Так что - не больше сотни, я думаю. А то и полсотни даже.
- Лучше будем считать, что полторы. Сена, сходи в свою казарму, приведи ко мне пяток лейтенантов. Наберешь?
Сена кивает.
- Медведь здесь, Красный здесь, Хорек тож...
- Иди, - прерывает его капитан. Сена, кивнув, замолкает и выскакивает из палатки.
- Покажи на карте логово, - капитан вынимает из-под стола свиток и разворачивает его. Карта большая, на столе не умещается, и концы свитка скатываются со стола вниз.
- Показать? - удивляюсь я, - я просто привести могу туда...
- Ты туда не пойдешь. Новы в логово все равно больше не вернутся, так что толку там от тебя не больше, чем от кого другого. У меня для тебя другое задание - под Ганнеком гнездо гиттонье образовалось, туда Малыш на завтра уже сквад собрал, но так теперь вышло, что сквад есть, а лейтенанта у него - нет. Вы ж с Малышом друзья вроде? Вот и пойдешь за него.
Я нахмурился. Малыш - парень с улыбчивым лицом деревенского дурачка и фигурой вставшего на задние ноги быка-трехлетка - был другом практически всем. Инстинкт самосохранения просто требует иметь такого в друзьях, а не во врагах. Другое дело, что мне Малыш был должен сотню драхм и, признаться, я на этот долг рассчитывал. Я ж кошелек свой на сохранение не оставил, когда в Ольштад направлялся. А верги его с меня зачем-то сняли - уж и не знаю, зачем. Случись вергу зайти в лавку или таверну, деньги у него попросят в последнюю очередь. И вот если с Малышом беда какая приключилась, то на ближайший месяц придется мне поясок потуже затянуть.
- А что с ним?
- У доктора он лежит, с дурной болезнью... герой-любовник.
Я хмыкнул. Вообще-то, против гиттонов принято бойцов поздоровее посылать - вот вроде того же Малыша. Но, во-первых, в нашем деле гран мозгов фунта мышц стоит, и, с этой стороны, в своей способности Малыша заменить я ничуть не сомневался - уж не в обиду ему будь сказано. А во-вторых, выносливость там много важнее силы, а на выносливость я никогда не жаловался. Я, вообще, двужильный.
- Ладно, на гиттонов, так на гиттонов. Когда?
- Завтра с утра. Покажи логово и иди, собирайся.
- Мне собраться - только подпоясаться, - говорю я и тыкаю пальцем в разложенную карту, - вот тут, где речка под горой петлю делает. О!
Я таращу глаза, тру их, но надпись не исчезает. Речка шириной в два шага, журчание которой я слушал битых двое суток, оказывается, носит гордое название "Фатум".
- Ну и название! А ведь и вправду... Интересно только, добрая эта судьба, или злая?
- Ерунда, - Дерек фыркает, - просто совпадение. Егерям, хоть все леса, реки и горы мира так обзови - всё в тему будет.
- Наверное, - соглашаюсь я и выхожу из палатки, пока еще чего-нибудь не ляпнул. Ничего себе - "просто совпадение". Но не буду же я это Дереку доказывать, после того, как полчаса за нос его водил. А это, кстати, хорошо, что новами моими без меня займутся. Глядишь, и рассосется проблема сама собой.
Зашёл я в казарму, огляделся. Кто спит, кто, на нарах сидя, амуницию чинит; десятка четыре егерей, кругом на полу усевшись, слушают играющего на лютне Парса по кличке Пан - хорошо это у него получается. Настолько хорошо, что, несмотря на всем знакомый мотив - "В краю далёком" - никто подпевать и не пытается. В темном углу, за нарами, пара компаний в кости режутся ("на интерес, разумеется, господин лейтенант") - с подобающим делу азартом, ужимками и размашистыми движениями, но - негромко, чтобы другим не мешать. Обычный вечер, короче. Навскидку тут с пол-кохорсы, не больше: вечернее построение было уже два часа тому, а устав хоть отлучек из казармы и не поощряет, но и не запрещает. Посему все, кто желание и, (что немаловажно) возможность имеют - разбрелись по городским квартирам. Так-то, чтобы сквад свой собрать, следовало бы мне на утреннее построение прийти, но есть у нас традиция крайнюю ночь перед маршем в казарме проводить. Поэтому я прошёл вперёд и громко свистнул, внимание к себе привлекая. Разговоры затихли; егеря зашевелились, головы ко мне поворачивая, только Парс, глаза полузакрыв, так и продолжил перебирать струны: "...в том краю далёком, поздней весной, зацветут гиацинты под тенистой сосной...". Хорошо играет.