Марк обошёл столик, промокнул салфеткой её щёки и глаза, поднял за плечи на ноги и повёл в круг танцующих.

Они плотно прижались друг к другу, отдаваясь на волю спокойной мелодии и Марк, как и обещал, целовал её в шею, шепча ласковые слова.

То ли от ласковых слов мужчины, то ли от выпитого, то ли от того и другого, но земля буквально уходила из-под ног Фроси.

— Маричек, давай вернёмся за столик, а иначе я оконфужусь, у меня ужасно кружится голова.

Они быстро вернулись на свои места, Марк подозвал официанта и заказал крепкий чай для женщины, а для себя кофе.

Фрося по-прежнему пила только в основном чай, никак она не могла привыкнуть к кофе, хотя любила ароматный запах напитка предпочитаемого уже многими людьми в её окружении.

Марк больше не предлагал Фросе выпить, хотя сам пока подали кофе и чай, опрокинул в себя несколько рюмок почти не закусывая.

— Маричек, ты стал много пить и выглядишь неважно.

Ты не расстраивайся за меня, я не буду на тебя давить, я согласна оставить всё, как оно есть, ты от меня больше никогда не услышишь ни одного словечка упрёка, только, пожалуйста, береги себя, ты мне так нужен.

Марк вылил остатки коньяка из графинчика в рюмку, посмотрел через неё на свет, глубоко вздохнул и выпил.

Он пододвинул к себе чашечку с кофе и стал запивать коньяк мелкими глотками.

— Фросенька, Фросенька, если бы дело было только в том, какими останутся у нас отношения, ведь я был уверен в твоём здравом рассудке и любви ко мне.

Мы не можем сегодня всё расставить по местам, как этого хочется нам, но за нас это сделает время, но, к сожалению, оно не только лечит, а оно ведёт к старости, а вот её я ужасно боюсь, даже больше, чем решётки.

— Марик, от твоих слов я могу сойти с ума, неужто действительно что-то страшное происходит вокруг тебя, может и мне надо чего-то поостеречься…

В ответ Марк пьяно засмеялся:

— Ну, что ты дорогая, ты только ползаешь по верхам моего архипелага, хотя если заметут меня, то и тебя в покое не оставят, потаскают изрядно, поэтому я и решил, как можно быстрей сорваться за бугор.

Фрося чувствовала по себе, что выпитый коньяк играл во всём теле и голове, и краешком сознания поняла, что этот разговор надо тут же прекратить и более того, покинуть ресторан, потому что Марк опьянел окончательно и уже не сдерживал голос, а сидящие за соседними столиками уже оборачивались в их сторону.

Ей, конечно, было очень интересно и важно, что раскроет в своих откровениях Марк, но придётся всё же это отложить на другой день.

Она подозвала официанта, рассчиталась с ним и попросила вызвать два такси к парадному входу в ресторан.

Глава 7

Проснувшись, Фрося прислушалась к себе.

Страшно болела голова, мутило, а мочевой пузырь готов был лопнуть.

Чуть приоткрыв глаза, она поймала в окне яркий апрельский луч солнца, ранним пробуждение это не назовёшь.

Она лежала под одеялом в бюстгальтере, трусах и даже колготки не сняла.

Попыталась вспомнить, когда и как попала домой, и к своему стыду осознала, что помнит только момент, когда Марк помогал ей забраться в такси.

Она села в постели и тысячи иголок впились в мозги, хотелось тут же рухнуть обратно на подушку, но естественное желание опорожнить мочевой пузырь, заставило сорвать колготки, делая на них страшные затяжки, но это в данный момент её совершенно не беспокоило.

Накинула халат и даже не обув домашних тапочек, устремилась в туалет.

После исправления естественной нужды, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась, вот, это морда, такого опьянения и похмелья она ещё никогда в жизни не ощущала.

Спазмы подступили к горлу, она быстро склонилась над унитазом и её вырвало.

Фрося прямо с крана напилась холодной воды и тошнота снова накатила, отнимая последние силы.

Её рвало уже горькой водой, она без сил стояла на коленях над унитазом, а позывы не проходили и не проходили.

Наконец-то отпустило, она поднялась с колен на дрожащие ноги, умыла лицо холодной водой и вернувшись в спальню, буквально упала на кровать, даже не сняв халата.

Фрося услышала, как в комнату к ней зашёл Сёмка.

Она поспешно спряталась под одеялом и, перевернувшись, взглянула на сына.

Он уже был в школьном костюме, стоял, облокотившись об притолоку, в руках держа кружку с чаем и бутерброд, в глазах его читалась неприкрытая жалость.

— Сынок, ну, что ты смотришь на меня, это же первый раз я так напилась..

— Мам, тебе плохо?

— Не то слово, легче было бы помереть.

— Мам, ты помнишь, как вчера, а точнее, сегодня ночью, ты заявилась домой?

— Прости сынок, но не помню, расскажи.

— У меня допоздна засиделись друзья.

Я познакомился с новым парнем, артистом театра Маяковского, но об этом потом и пошёл стелиться.

Хорошо ещё, что музыку вырубил.

Слышу, кто-то возится и возится в замке, думал уже воры, приготовился оказать достойный приём.

Резко открываю дверь, а ты просто падаешь ко мне в руки.

Хорошо, что за грушу зацепился рукой, а так бы вместе грохнулись на пол.

Кое-как дотащились до твоей спальни, ты и шлёпнулась на кровать, мгновенно отрубившись.

Прости мамуля, я тебя слегка раздел, накинул одеяло и пошёл спать.

— Ох, сынок, сынок, до чего дошла твоя мать, тебе, наверное, стыдно за меня…

— Ай, брось ты, это же первый раз я вижу тебя такой, а у других ребят, отцы и матери и не такое вытворяют.

— Сёмочка, ты же из за меня в школу опоздаешь, дай мне, пожалуйста, таблеточку анальгина и поторопись на занятия.

— Мамуль, тебе же очень плохо, может я промахлюю сегодня и побуду с тобой?

— Ты, что с ума сошёл, как я после этого буду учителям и тебе в глаза смотреть, вот выпила таблетку, посплю и всё пройдёт.

— Мам, а про какой бугор ты бубнила, пока мы шли с тобой до твоей кровати?

Фрося вдруг ясно вспомнила слова Марка, сказанные в ресторане и новая волна головной боли накатила со страшной силой.

— Иди сынок, иди, мне сейчас не до разговоров.

— Ладно, я пошёл, позвони своему собутыльнику, пусть придёт, побудет с тобой, он же привычный к этому делу.

Фрося не успела ответить на последние язвительные слова сына, тот развернулся и вышел из её комнаты, а вскоре за ним захлопнулась входная дверь.

Фрося освободилась от халата и нижнего белья, натянула просторную ночную рубаху и с наслаждением откинулась на подушку.

Боже мой, только бы побыстрей заснуть, о работе и думать не хочется, но это не страшно, Марик отмажет, не впервой, хоть это бывало по другим причинам.

Марик, Марик, неужели он и впрямь уедет со страны?!

Если говорит, значит, уедет, это не тот человек, который просто так треплется.

Факт уедет и конечно же, без неё, заберёт с собой свою распрекрасную Сонечку и девочек, и поминай, как звали.

А, что будет со мной, ведь я умру от тоски и так в выходные дни бывает места себе не нахожу.

Хорошо ещё, в летний период спасает дача, там хоть душу отвожу на участке, в лесу и на пруду.

Сёмочка скоро уже станет совсем взрослым, ему и сейчас мама не больно то нужна, хотя, признаться честно, он у неё хороший сын, хоть и языкатый, но уважительный, не пьёт, не курит, а то, что у него полно друзей и девчонок, так чему тут удивляться, его папаню тоже все обожали.

Что заранее оплакивать свою судьбу, придёт время и наплачусь, брошу всё и укачу к Аглае, там и вылечусь вблизи несравненной подруги.

Будем надеяться, что до этого ещё далеко.

Ах, да, Марик ещё и про ОБХСС что-то толковал, это ещё пострашней заграницы, надо будет и эту тему с ним, как следует перетереть.

Наверное, надо ей полностью соскочить с этого бизнеса, в кресле Вальдемара уже скопилось под сотню тысяч рубликов и золотишка добавилось изрядно, и даже доллары имеются, зачем ей больше.

Это Марик раскидывается денюжками на право и на лево, а она то баба бережливая, привыкла к этому с детства, всегда только на себя и могла рассчитывать, а вот в последние четыре года так вовсе почти на себя не тратилась, все жизненные удовольствия за счёт богатенького любовничка — поездки на юг, наряды, украшения, рестораны… чёрт, уже привыкла к такой жизни, что я буду делать в той тайге…