— В Красноярске живу, — ответил я без особой охоты. — Чем занимаюсь? Сейчас не знаю. Раньше отдыхал.

— В смысле, отдыхал? — Петя приподнял бровь. — Не работал, что ли?

— Работал, почему же.

— Ну вот. А где работал?

— Какое это имеет значение?

Наша беседа постепенно привлекала все больше внимания. Теперь уже все оставили свои разговоры и смотрели на нас с Петей.

— Что значит, «какое»? — воскликнул наш бывший староста. — Это нормальный взрослый вопрос!

Я улыбнулся — так по-детски это прозвучало.

— Неужели так хочется казаться взрослым? — спросил я.

— Что значит, «казаться»? — Петя начал сердиться. — Я и есть взрослый! И мне не стыдно о себе рассказать. Я работаю…

— Мне не интересно, как ты добываешь себе пропитание, — перебил его я. — Расскажи о себе, а не о своей работе. Что ты изменил в себе за эти годы? С какими людьми познакомился? Каких людей потерял? Что интересного ты узнал? Что или кого любил и ненавидел?

Петя почесал голову, промычал что-то, потом нерешительно начал:

— Ну, в смысле… Я сейчас работаю…

— Кроме работы — ничего? — снова перебил его я.

Петя не хотел уступать мне в этой битве. Да, конечно, он мог в любой миг провозгласить, что я несу чушь. Но он уже вступил в игру и хотел продержаться до конца.

— Я с девушкой познакомился! — заявил он.

— Вот как? — Я подбодрил его кивком. — И какая она?

— Ну… красивая! Блондинка такая, высокая.

— Любишь ее?

— Ну, как… В смысле, «любишь»? Так, просто, прикольно.

— То есть, она для тебя почти ничего не значит? Зачем тогда говоришь о ней?

— Да как «не значит»? — Петя нервно забарабанил пальцами по столу. — Значит, наверное. Только она чего-то это… Ломается долго. То, вроде как, все ништяк, а то не подступишься… Надоело уже. Чего ей надо — понять не могу.

— Умная?

— Ну, типа, да. Аспирантка там какая-то.

Я зевнул. Если Петя и мог стать хуже, чем был в школе, то он это успешно сделал.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — сказал я. — С тобой скучно.

— Со мной? — выпучил глаза Петя.

— Да, с тобой. Как ты предпочитаешь проводить с ней время? Чего ты от нее добиваешься? «Давай пойдем в бар и выпьем», «давай пойдем в клуб, выпьем и потанцуем», «давай просто выпьем». Ведь так?

Петя насупился.

— Ну придумай что-нибудь пооригинальнее! Все равно все к этому и сводится.

— Не все.

— Ну давай, давай! Поделись опытом, скажи, что еще можно придумать!

Я пожал плечами.

— Да легко. Я бы, например, предложил забраться ночью на крышу самого высокого здания и собрать все звезды с неба.

Петя расхохотался, но его смех прозвучал одиноко и фальшиво.

— Это ж бред! — воскликнул он. — Ну заберетесь вы на крышу — и чего? Замерзнете только. А, ты ж не доучился. Правда думаешь, что звезды можно собрать?

— Нет, конечно. Мы не сможем сорвать с неба ни единой звезды. Но умрем, пытаясь.

Тут за столом воцарилась мертвая тишина. Я чувствовал на себе каждый взгляд и мог бы рассказать каждому, о чем он в этот миг думает.

— А есть развлечения, никак не связанные со смертью? — Петя продолжал свои саркастические потуги.

— Есть, наверное. — Я допил сок, поставил стакан на столик и достал бумажник. — Только вот развлечения, никак не связанные со смертью, это унылая и бесполезная рутина. Куда бы ты ни шел — будь готов умереть на этом пути. А если не готов — сиди на месте.

Я оставил на столе сумму денег, на мой взгляд, вполне покрывающую два бокала сока, выпитые мной, плюс чаевые.

— Рад был вас всех повидать, — сказал я, выходя из-за стола. — Мне нужно заскочить еще кое-куда сегодня, так что прошу меня простить.

Никто не бросился меня останавливать. Я вышел из кафе в теплый летний вечер. А за мной выскользнула тень. Я видел ее, подходя к автомобилю, и остановился, взявшись за ручку. Тень замерла.

— Думаешь, в этом есть смысл? — спросил я, не оборачиваясь.

Маша глубоко вдохнула и не сразу нашлась с ответом.

— Я не могла поступить иначе. — Шепот.

— Правда? — Я повернулся к ней. — Я избавлю тебя от необходимости повторять заготовленную историю. Расскажу сам. Ты жила с отцом, который каждый день гнобил тебя и ребенка. Было очень тяжело, ты часто плакала, вспоминала обо мне и считала дни до моего возвращения. Так?

Она кивнула. Я увидел первые слезинки.

— А потом появился он. Может, ты гуляла с ребенком, и он заговорил с тобой. Не важно, как вы познакомились — это произошло. С ним тебе было легко и приятно. Кроме того, он мог забрать тебя от отца. В отличие от меня, он имел какой-то стабильный достаток. Наверное, не маленький, раз решился жениться на девушке с ребенком. И ты решила, что натерпелась достаточно. Думаю, ты даже хотела сказать, что думала в первую очередь не о себе, а о дочери.

Слезы лились ручьем. У нее прерывалось дыхание, рукавов не хватало, чтобы осушать глаза, и я протянул ей платок.

— Я ужасно поступила, — почти неразборчиво сказала она.

— Ты готовилась защищаться от обвинений. Я тебя не обвиняю. Ты поступила вполне разумно. С одной стороны — благополучие. Твое и твоего ребенка. А с другой — … назовем это любовью. Любовью к человеку, который никто в этом мире. Много ли на свете идиотов, которые рассудили бы иначе?

Маша вытерла лицо платком и посмотрела на меня. Наши взгляды встретились, как раньше, в школе, но теперь я не хотел ни открывать ей свою душу, ни проникать в ее.

— Рассказать дальше? — спросил я. — Вы вместе уже пять лет. За это время чувства, если они и были, утихли. И вдруг ты узнаешь, что я приеду на встречу. Рассказав свою историю, ты хотела сказать: «Забери меня!»

В ее взгляде появился испуг. «Откуда ты знаешь?» — спрашивал этот взгляд.

— И вот, я возвращаюсь к началу. Ответь на вопрос: есть ли в этом смысл? Разрушать семью, лишать девочку отца?

— Мы можем уехать без нее! — Маша повысила голос, выкладывая свой единственный козырь. — Он… он любит ее и будет хорошо о ней заботиться, а мы…

Я не задумывался. Просто размахнулся и ударил ее по щеке. Маша упала на колени, зажав ладонью место удара, и тихонько заскулила.

— У меня тогда мало что было, но я всем этим пожертвовал ради того, чтобы выиграть для тебя время, — сказал я. — За это мне пришлось расплачиваться двумя годами ада. Теперь ты говоришь, что все это напрасно. Что я должен был позволить тебе сделать аборт. Знаешь, лучше бы ты не подходила. Так я, по крайней мере, сохранил бы уважение к тебе.

Я не слушал того, что она говорила в ответ. Просто сел в уютное кожаное кресло, запустил двигатель и поехал прочь. В зеркало заднего вида я посмотрел только когда выехал на дорогу. Впереди и сзади дорога была свободна.

Перед отъездом я должен был повидать еще одного человека, которого ничто не могло сломать или переменить. Я подъехал к дому Элеоноры уже почти ночью и сбросил ей сообщение на телефон. Две минуты спустя запищал электронный замок, и на улицу вышла девушка. Я мигнул фарами.

— Димка! Офигеть можно! — воскликнула Эля, сев рядом со мной.

Я не успел сказать и слова, как она буквально впилась поцелуем в мои губы. На несколько секунд я перенесся в тот осенний вечер, когда началось наше знакомство. Я позволил себе раствориться в этом воспоминании и обнял свою безумную подругу.

— Извини, не сдержалась! — хихикнула Эля, отстраняясь от меня. — Просто соскучилась ужасно! Пропал совсем, столько лет ни слуху, ни духу!

Я смотрел на нее и не знал, что сказать. Из худенькой четырнадцатилетней девчонки она превратилась в невероятно красивую девушку.

— Ты без оружия? — спросил я.

— Чего? Зачем это мне оружие? Что, опять вляпался в какой-то трэш?

— Нет. Просто интересно, как ты отбиваешься от кавалеров.

Она рассмеялась своим неповторимым звонким, заливистым смехом.

— Не нужно мне оружия, Димочка! Я, если надо, могу глаза любому выколупать, ты-то знаешь!