— Подержи меня за руку, а то вокруг сгущаются зловещие ночные тени, сказал я. — Если отбросить шутки, то я был бы рад сводить тебя в театр, в кино, на балет, в зоопарк или — куда твоя душа пожелает.

— Ты опоздал, Харви. Я приглашена сегодня на ужин.

— Понимаешь, у меня всерьез запахло жареным. Минутка-то хоть найдется?

— Харви, я стою в одном полотенце, ванна уже наполнена, а в семь сорок пять у меня свидание.

— Я займу у тебя десять секунд. Ты ведь все знаешь. Есть ли какая-то связь между беженцами из Германии и бриллиантами?

— Это шутка, Харви?

— Поверь мне, я еще никогда не был так серьезен.

— Что ж, некоторые из них и впрямь привозили с собой бриллианты. Ты это и сам знаешь, не хуже меня. Когда нужно быстро уносить ноги, люди берут с собой самое ценное и причем такое, что занимает меньше места драгоценные камни, золото, почтовые марки. Ты собираешься драпануть, Харви? Если нет, то я с тобой прощаюсь. До свидания.

Я положил трубку и задумался. Порой мне хотелось изготовить плакат «Хорошо думает тот, кто думает в одиночку». К моему сожалению, однако, это не совсем соответствовало действительности. Из уже начавшей было складываться картинки выбивался один фрагмент. Я собрался с духом и позвонил в колледж Челси. Меня соединили с Сиви-Холлом и в мое ухо ворвался до боли знакомый голос миссис Бедрих, заведующей общежитием. Она меня тут же узнала.

— Вы тот самый разлюбезный мистер Харви!

— Мистер Крим, — поправил я. Не без удовольствия, впрочем. Не всякого так помнят.

— Я как раз о вас думала, — затараторила миссис Бедрих. — Тот человек, которого вы прислали, совсем на вас не похож. Грубый, развязный. Приставал ко всем с расспросами, а потом, когда одна из моих девочек показала ему фотографию Сары, начал уверять, что вернул ей снимок, тогда как несколько воспитанниц говорили, что видели, как он спрятал карточку в карман…

— А когда он уехал? — перебил я.

— Вы знаете, ведь он…

— Я ничего не знаю! — проорал я. — Он вовсе не из нашей компании. В котором часу он уехал, миссис Бедрих?

— Около двух.

— Спасибо, — сказал я и бросил трубку. Ноги уже сами понесли меня к двери, когда я спохватился и набрал номер полицейского управления. Когда меня соединили с лейтенантом Ротшильдом, я сказал:

— Послушайте, лейтенант, мы с вами, конечно, не братья-близнецы, но не окажете ли вы мне одну услугу?

— Какую?

— Вы можете встретиться со мной через десять минут перед домом 626 по Парк-авеню?

— Нет, Харви. Я уже еду домой.

— Пожалуйста, — настойчиво взмолился я. — Я очень вас прошу. Мне это страшно важно.

— Почему?

— Потому что Сарбайны собираются убить свою горничную Лидию, и сделают это, по всей вероятности, сегодня вечером.

— Что за дурацкие шутки, Харви! Мне уже надоело…

— Умоляю вас, лейтенант! Как мне вас убедить — на колени встать?

Последовало довольно продолжительное молчание, но я мог легко догадаться, какие мысли роились сейчас в лейтенантском мозгу. Наконец он согласился. Сказал, что готов встретиться, но не через десять минут, а через двадцать — ему еще нужно было привести в порядок кое-какие бумажки.

Да, он уступил мне. Скрепя сердце, но уступил, будучи абсолютно уверен, что попросту зря теряет время.

— И черт с ним! — вслух сказал я. Потом позвонил в квартиру Сарбайнов. Когда ответила Лидия, я мысленно поблагодарил всех богов.

— Это Харви Крим. Вы можете говорить?

— Да. Думаю, что да.

— Где вы?

— На кухне.

— Сарбайны дома?

— В гостиной. У них гость.

— Кто?

— Я его не знаю.

— Что случилось? Ведь что-то у вас там происходит?

— Откуда вы знаете?

— Знаю, черт побери! Они за вами следят. Что еще? — В этот миг я услышал щелчок — кто-то снял параллельную трубку. Изменив голос, я прогнусавил: — Ну послушай, киска, мы же еще неделю назад договорились пойти пожрать…

— Я никуда не иду, — проныла Лидия со своим ужасающим акцентом. — С тобой больше никуда не иду — усек? И — хватит сюда натрезвонивать…

Трубку положили и Лидия быстро сказала, уже нормальным голосом:

— Похоже, они куда-то намылились. Чемодан принесли из цоколя.

— Что за чемодан?

— Дорожный. Слон поместится.

— Дверь твоей комнаты запирается на задвижку?

— Да, а что?

— Не задавай лишних вопросов. Отправляйся к себе и запрись на задвижку. Не выходи оттуда до моего прихода. Я буду минут через пятнадцать.

— Но в чем дело? Почему?

— Замолчи, дурочка! Загляни в холодильник, если хочешь знать почему. А теперь — беги! Хорошо?

Она приумолкла. Потом сказала, что да.

Когда я опускал трубку, моя рука дрожала.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Вместо Хомера Клаппа перед входом в вестибюль дома 626 дежурил незнакомый мне консьерж, который поглядывал на лейтенанта Ротшильда с явной нервозностью. Я давно подметил, что независимо от того, человек какой национальности, расы или вероисповедания поступает на службу в полицию там он мигом приобретает черты совершенно новой породы, расы полицейских. Признаки этой расы безошибочно чувствуются во всем — в походке, в глазах, в манере разговаривать. Перепутать полицейских с нормальными людьми невозможно. Перепутать лейтенанта Ротшильда с нормальными людьми было еще более невозможно. Увидев меня, он метнул на меня свирепый взгляд и прорычал, что торчит здесь уже целых три минуты.

— А ты еще так меня торопил, черт побери!

Я не мог понять, чем он так возмущен. Стоял ласковый и теплый апрельский вечер, а я вовсе не опоздал — просто он сам приехал раньше.

— Знаешь, что я про тебя думаю, Харви? — спросил Ротшильд, решив, похоже, всерьез заняться моим просвещением. — Мне кажется, что ты псих. Тебя нужно изолировать. Ты — параноик.

Я провел его внутрь, а он все не унимался.

— Чего, черт возьми, мы скажем?

— Я хочу, чтобы вы забрали горничную с собой, — сказал я. — Ее нужно спасти.

— Не предупреждай о нас, — рыкнул Ротшильд консьержу. — Мы идем к Сарбайнам.

— Значит, они собираются ее прикончить, — вполголоса проговорил он, когда мы заходили в лифт.

— Да, — прошептал я. — Они уже подготовили дорожный чемодан, чтобы избавиться от трупа.

Взгляд, который метнул на меня лейтенант, подсказал мне красноречивее всяких слов, что, не пообещай мне Ротшильд свою помощь, он бы сейчас заковал меня в наручники и доставил в ближайшую лечебницу.

На лестничной клетке перед квартирой он, в свою очередь, шепнул мне:

— Харви, если выяснится, что ты меня подставил, я с тебя шкуру спущу!

— Что значит — подставил?

— Сам знаешь!

Я пожал плечами и надавил на кнопку звонка. Дверь открыл сам Сарбайн. Хотя утром мне уже довелось его видеть, тогда я рассмотрел его плохо. Он оказался крупнее, чем я представлял — стройный, плечистый, ростом, должно быть, за шесть футов. Довольно приятное лицо, светлые волосы с седеющими висками и — ни малейших признаков живота. В холодных голубых глазах, уставившихся на нас, не было и тени любопытства, только раздражение.

— Да? — произнес он.

— Мы с вами встречались, мистер Сарбайн. Я — лейтенант Ротшильд. А это — мистер Крим из страховой компании. Мы можем войти?

— Разумеется, лейтенант. У вас, должно быть, какие-то новости по поводу нашей кражи?

Теперь, когда я внимательно прислушивался, мне показалось, что я улавливаю легкий акцент. Но вот чей — я не имел ни малейшего представления.

— Нет, я хотел бы поговорить с вашей горничной.

Мы прошли в холл. Возле стены стоял здоровенный чемодан.

— Собрались путешествовать? — поинтересовался Ротшильд.

Сарбайн покачал головой и слегка улыбнулся. Позади него, в гостиной, я увидел его жену с каким-то мужчиной. Что-то сказав своему гостю, она встала и вышла к нам.

— Ваша горничная дома? — спросил у нее Ротшильд.

Миссис Сарбайн заученно улыбнулась мне; даже без тени тепла. — А, мистер Крим из страховой компании. — Затем повернулась к Ротшильду. — А вы, тот самый офицер…