Если англоязычные народы по какой-то причине возьмут за правило говорить не только по-английски, триумфальное шествие английского языка по планете застопорится. Англичанин стоит в толпе чужестранцев и звенит золотом:

— Все, кто говорит по-английски, — кричит он, — получат щедрое вознаграждение!

Это он — великий просветитель. В теории мы можем презирать его, однако на практике нам следует снять перед ним шляпу. Ведь он миссионер английского языка.

Глава двенадцатая

Витающего в небесах англосакса очень раздражает приземленность немца, который считает, что конечной целью всякой прогулки является ресторан. На крутой горе и в живописной долине, в узком ущелье и у водопада на берегу бурлящего потока всегда имеется какой-нибудь «Wirtschaft»[35].

Как, скажите, можно любоваться красотами природы, когда тебя окружают залитые пивом столики? Как можно погрузиться в седую древность, когда пахнет жареной телятиной и шпинатом?!

Как-то раз, пробираясь сквозь густой лес, мы предавались возвышенным мыслям.

— А на вершине, — с грустью произнес Гаррис, когда мы остановились, чтобы отдышаться и затянуть пояс, — нас будет ждать аляповатый «виртшафт», где пожирают бифштексы и сливовые торты и напиваются белым вином.

— Ты так думаешь? — спросил Джордж.

— Иначе и быть не может. Так уж у этих немцев заведено. Не осталось ни одной горной тропинки, ни одного утеса, где можно было бы уединиться и предаться созерцанию…

— По моим подсчетам, — заметил я, — если поспешить, мы придем на гору к часу.

— Mittagtisch[36] уже будет накрыт, — вожделенно простонал Гаррис. — Наверняка будет голубая форель, которая здесь водится. В Германии, как я уже понял, от съестного и спиртного никуда не денешься. С ума сойти!

Мы двинулись дальше, и красота пейзажа несколько отвлекла нас от гастрономической темы. В своих расчетах я не ошибся.

Без четверти час Гаррис, который шел впереди, воскликнул:

— Мы у цели! Я вижу вершину!

— Ресторан там есть? — поинтересовался Джордж.

— Что-то не видать, — ответил Гаррис. — Но будьте спокойны, он где-то здесь, черт бы его побрал!

Через пять минут мы уже были на вершине. Мы посмотрели на север, на юг, на восток и на запад. А потом — друг на друга.

— Потрясающий вид! — воскликнул Гаррис.

— Великолепно! — согласился я.

— Восхитительно! — поддержал Джордж.

— На этот раз, — сказал Гаррис, — у них хватило ума убрать свой виртшафт подальше.

— Похоже, они его замаскировали, — высказал предположение Джордж.

— Собственно говоря, ничего плохого в ресторане нет, когда он не мозолит глаза, — буркнул Гаррис.

— Всякая вещь хороша на своем месте, и ресторан — не исключение, — глубокомысленно заметил я.

— Хотел бы я знать, куда они его упрятали, — подал голос Джордж.

— Поищем? — с заметным воодушевлением предложил Гаррис.

Эта мысль мне понравилась. Мы договорились разойтись в разные стороны, а затем встретиться на вершине и поделиться увиденным. Через полчаса мы стояли на вершине. Все молчали, но и без слов было ясно: наконец-то нам удалось отыскать уголок, где никто не собирается нас поить и кормить.

— Глазам своим не верю, — сказал Гаррис. — А вы?

— Должен сказать, — заметил я, — что это единственный во всем «Фатерланде» клочок земли, где добропорядочные немцы не успели открыть ресторан.

— И троих иностранцев угораздило забрести именно сюда, — с горечью констатировал Джордж.

— Ничего не поделаешь, — сказал я. — По большому счету нам даже повезло: сколько пищи должен найти здесь для себя возвышенный ум без воздействия низменной природы! Взгляните на этот неземной свет, что струится там вдали, над вершинами, — разве это не восхитительно?!

— Кстати о низменной природе, — буркнул Джордж. — Как бы нам побыстрее спуститься?

Я заглянул в путеводитель:

— Дорога налево приведет нас в Зонненштейг, где, между прочим, имеется неплохой ресторанчик «Goldener Adler»[37], мне о нем рассказывали. Дорога направо немного длиннее, зато более живописна. Говорят, оттуда открывается великолепный вид.

— «Великолепный вид»! — проворчал Гаррис. — Тебя послушать, так на каждом шагу великолепный вид. А по мне, так везде одно и то же.

— Лично я, — решительно заявил Джордж, — иду налево.

И мы с Гаррисом последовали его примеру.

К сожалению, спуститься так быстро, как мы рассчитывали, нам не удалось. Гроза здесь начинается неожиданно, и не прошли мы и четверти мили, как столкнулись с дилеммой: или сейчас же искать укрытие от дождя, или весь день ходить в мокрой одежде. Мы остановились на первом варианте и нашли дерево, крона которого при обычных обстоятельствах послужила бы нам надежной крышей. Но гроза в Шварцвальде — обстоятельство далеко не обычное. Поначалу мы утешали себя тем, что такие ливни быстро кончаются, затем попытались успокаивать друг друга соображением о том, что в противном случае мы вскоре промокнем до нитки и нам будет все равно.

— Раз уж так получилось, — сказал Гаррис, — имело бы смысл пересидеть грозу в каком-нибудь ресторанчике.

— Дождь на пустой желудок — это уж слишком, — заявил Джордж. — Жду пять минут и иду.

— Живописные горные пейзажи, — рассудил я, — хороши в ясную погоду. В дождь же, да еще в нашем возрасте…

Тут мы услышали, как нас окликнул какой-то дородный джентльмен, стоявший под огромным зонтом футах в пятидесяти от нас.

— Что же вы не заходите? — крикнул он.

— Куда?! — откликнулся я, решив, что это один из тех болванов, что пытаются острить в любых ситуациях.

— Как куда? В ресторан.

Мы немедленно покинули наше укрытие и устремились к нему. Нас разбирало естественное любопытство.

— Я же кричал вам из окна, — недоумевал дородный пожилой джентльмен, проявивший поистине отеческую заботу. — Эта гроза на час, никак не меньше, вы промокнете насквозь.

Я расчувствовался:

— Мы очень тронуты вашей заботой, сэр. Только не подумайте, что мы сбежали из сумасшедшего дома. Мы не стали бы прятаться от дождя под деревом, если б знали, что в двадцати ярдах от нас в чаще деревьев находится ресторан.

— Я так и подумал, — сказал джентльмен, — потому к вам и вышел.

Оказалось, что и посетители ресторана уже полчаса с любопытством смотрели на нас из окна, теряясь в догадках относительно причин столь странного поведения, и если бы не симпатичный толстяк, эти болваны глазели бы на нас до самого вечера. Хозяин перед нами извинился, объяснив, что принял нас за англичан, и слова эти следует понимать совершенно буквально. В Европе убеждены, что все англичане — не в себе, точно так же как английский фермер убежден, что все французы питаются исключительно лягушками. И даже когда стараешься на личном примере доказать обратное, удается это далеко не всегда.

В ресторанчике было тепло, уютно, вкусно, а Tischwein[38], — так просто великолепно. Мы просидели часа два, наелись, обсохли, всласть наговорились о красотах природы и уже собирались уходить, когда произошло событие, которое лишний раз доказывает, что зло в этом мире сильнее добра.

В трактир вошел неряшливо одетый человек. В руке он сжимал веревку, к которой был привязан кирпич. Вошел он торопливо, с опаской огляделся по сторонам, тщательно прикрыл за собой дверь, проверил, плотно ли она закрылась, с тревогой посмотрел в окно и лишь после этого, с облегчением вздохнув, положил кирпич рядом на лавку и заказал еду и питье.