Мы не желали бы быть клиентом какого-нибудь адвоката, выведенного в фарсе.
Если даже при самых благоприятных обстоятельствах судебные дела вообще сильно расстраивают нервы, то мы стали бы страшно волноваться, если бы поручили ведение их какому-нибудь адвокату из фарса.
Авантюристка
Она сидит на столе и курит папиросу. На сцене папироса всегда является точно каким-то позорным клеймом.
В действительной жизни папироса служит признаком того, что курящий — человек самый кроткий и безобидный. Это — развлечение для сидящего на школьной скамье ученика — подростка, невинная утеха чистого сердцем мальчика, еще задолго до того времени, когда наша хваленая цивилизация совсем его деморализует, ввергнет в бездну порока и заставит его курить коротенькую глиняную трубку.
Но на сцене за папиросой всегда скрываются самые гнусные поступки и утрата женственности. Авантюристка бывает, обыкновенно, иностранного происхождения. Англия не производит дурных женщин, этот товар исключительно континентального изделия и ввозится к нам из-за границы. Она говорит по-английски с легким французским акцентом, что выходит очень мило, но зато по-французски она говорит с очень сильным английским акцентом.
Она бойкая, деловая женщина и, по всей вероятности, ее дела шли бы очень хорошо, если бы ей не мешали ее друзья и родственники. Не только на сцене, но и в действительной жизни, как нам известно, друзья и родственники — надоедливый народ, друзья же и родственники сценической авантюристки способны вывести из себя кого угодно. Они постоянно при ней и она не может отделаться от них не только на один день, но даже на один час. Куда бы она ни пошла, вся эта ватага идет за ней.
Они следуют за ней толпой, когда она навещает своего возлюбленного, и ей стоит большого труда уговорить их, чтобы они ушли в соседнюю комнату, пробыли там хоть пять минут и дали ей поговорить с ним.
Когда она выходит замуж, то они поселяются у нее в доме.
Они знают ее ужасную тайну и, благодаря этому, могут в течение долгого времени жить припеваючи. Знать чью-нибудь тайну, это считается на сцене самой выгодной и не требующей большого напряжения профессией. Авантюристка очень любит семейную жизнь и, где только возможно, пользуется ею. У нее так много мужей, что они рассеяны по всему земному шару, большая часть из них сидит в тюрьме, откуда, впрочем, они убегают и, появляясь совершенно неожиданно в последнем действии, разрушают все планы этой бедной женщины. Но это так похоже на мужей: полнейшее невнимание и неуважение к бедным женам!
В этих прежних ее мужьях нет ничего привлекательного. Что она могла в них найти и почему вышла за них замуж, это какая то загадка.
Авантюристка всегда великолепно одета. Откуда только она берет деньги на свои туалеты, это покрыто мраком неизвестности, потому что как она сама, так и ее свита, постоянно жалуются на то, что сидят «без гроша». Надо думать, что портнихи, которые на нее шьют, очень доверчивы. Авантюристка живуча как кошка, потому что она беспрестанно оживает. Вы никогда не можете сказать, в самом деле она умерла или нет.
Большинство людей умирает сразу — и делу конец, но авантюристка, попробовав умирать раз или два, входит во вкус и проделывает это еще несколько раз, так что, наконец, это делается у нее привычкой, она не может остановиться и страсть — умирать обращается у нее в какую то манию.
Но эта привычка весьма неудобна для друзей и мужей, потому что, благодаря ей, они всегда находятся в каком-то неопределенном положении. Услышав о смерти авантюристки, ее мужья приходят в восторг и сейчас же женятся на других, но лишь только начнется их медовый месяц, а она тут как тут живехонька и здоровехонька. Право, это очень досадно.
Будь мы на месте мужа сценической авантюристки, то, будучи хорошо знакомы с подобного рода женщиной, мы только тогда и поверили бы в ее смерть, если бы сами убили и похоронили ее; но даже и в этом случае не успокоились бы вполне до тех пор, пока с недельку, или около того, не посидели бы на ее могиле.
Ведь женщины этого сорта очень лукавы!
Но, впрочем, не одна только авантюристка воскресает несколько раз после того, как ее убьют.
То же самое проделывают на сцене и все остальные лица: в этом отношении на них никак нельзя положиться, что должно сильно огорчать убийцу.
А потом, когда подумаешь, сколько убийств могут выдержать некоторые из них, и затем, в следующем действии появиться с улыбкой, точно все это им нипочем, то, право, остается только развести руками. Их и закалывают, и застреливают, и сбрасывают в самые глубокие пропасти, — и что же? Оказывается, что это даже полезно им и подкрепляет их силы.
Что же касается молодого человека, который вернулся на родину для того, чтобы повидаться со своей возлюбленной, то вы прямо не можете убить его. Куда до него Ахиллесу! Ни природа, ни люди не располагают такими средствами, с помощью которых можно было бы убить этого человека.
Наука бессильна перед его неуязвимостью, она похожа в этом случае на новорожденного ребенка. Если вы неблагоразумны, то можете понапрасну тратить время на землетрясения, кораблекрушения, извержения вулканов, взрывы, несчастные случаи на железной дороге и тому подобное, но, пожалуйста, не воображайте, что ему повредят такие пустяки — ничуть не бывало!
В каждой пьесе могут быть убиты тысячи людей, но один человек всегда спасется, и человеком этим будет театральный jeune premier, который вернулся на родину для того, чтобы повидаться со своей возлюбленной.
Про него вечно говорят, что он умер, а на поверку выходит, что умер не он, а другой, который на него похож или надел его (этого молодого человека) шляпу. Кто бы ни погиб, он во всяком случае должен спастись.
— Если бы я в тот день был на своем посту, — объясняет он своей рыдающей матери, — то меня непременно взорвало бы на воздух, но Провидению, которое хранит всех хороших людей, угодно было, чтобы я лежал мертвецки пьяный в ресторане Блогга именно в то время, когда произошел взрыв и заменявший меня инженер, которому следовало уже уходить, погиб со всей командой.
— Ах, слава Богу, слава Богу, что так случилось! — восклицает набожная старушка, а комик ощущает при этом самую искреннюю радость, которая переполняет его сердце, и, чтобы излить свои чувства, он отводит в сторону свою молодую жену и осыпает ее самыми грубыми ругательствами. И в самом деле теперь нужно отказаться от всяких попыток убить этого молодого человека. Это не раз пытались сделать злодеи и всякого рода дурные люди, но до сих пор безуспешно. Чтобы уложить на месте одного этого человека было затрачено столько энергии и столько ума, что при правильном распределении всего этого можно было бы отправить на тот свет десять миллионов заурядных смертных. Грустно подумать, что были попусту истрачены такие громадные силы!
Этому молодому человеку, вернувшемуся на родину для того, чтобы повидаться со своей возлюбленной, не нужно было не только страховать свою жизнь, но даже покупать себе Tit-Bits'а. Для него подобная трата показалась бы совершенно излишней.
Но зато, с другой стороны, есть на сцене и такие хрупкие субъекты, сохранить жизнь которых бывает прямо невозможно.
Самым наглядным примером этого может служить неудобный муж. Медицина бессильна, — она не может спасти этого человека в последнем действии пьесы; мы даже сомневаемся, чтобы медицина, в настоящем фазисе ее развития, могла определить с точностью его болезнь и сказать, отчего он умирает. На вид он — крепкий и здоровый мужчина, никто не тронет его пальцем, а между тем, он вдруг, не говоря ни единого слова, сразу падает мертвым посреди сцены, — он всегда умирает посреди сцены. Другие люди предпочитают умирать в постели, но жители сцены всегда умирают на полу. Впрочем, и то сказать, у всякого свой вкус.
Да и самой авантюристке тоже ничего не стоит умереть. Мы думаем, что она делает это так проворно и ловко потому, что привыкла умирать. Ей не нужно ни продолжительной болезни, ни траты на доктора, и не нужно бывает нарушать заведенный порядок в доме. Она только раз обойдет вокруг сцены — вот и все.