А как рассердится оно, как прогневается, так и потопить могучий драккар может. Тогда уж...

- А за что море гневается? - опять спросила я.

- То богов воля, - развел руками Тишка. - За них отвечать не смею, Вёльма. У северного народа боги другие, нам неведомые. Не знаю я, за что они наказать могут. Не ведаю.

Говорили на пиру воины, что застал их гнев богов в пути. Драккар устоял, не затонул. Только поломался сильно. Оттого посол и не в срок приехал. Едва до Стропья они доплыли. А после уж конными до Трайты ехали.

Я тут же вспомнила скельдиана, что Сольвейг меня назвал. Вспомнила глаза его, волос пепла серого да знаки чужеземные на одеже. Увижу ли снова? Узнаю ли что о крае его? Смогу ли спросить?

- А надолго ли к нам скельдиане, Тишка?

Шут в раздумье сморщил лоб:

- Теперь почитай до следующей осени. Конунг северный желает, чтоб его люди завсегда в Беларде были. Хочет знать, что творится. Да и сказывали, каган гарнарский нам угрожает. Конунгу ведь он тоже враг. Между ними лишь Беларда и стоит. Слышь, Вёльма, а чего это тебе так вступило про Скельдианию слушать?

Я тихонько улыбнулась.

- Снится она мне, Тишка. Часто снится.

Шут мигом переменился в лице и стал серьёзным.

- Прямо так и снится? Одним и тем же сном?

Я кивнула.

- И драккар могучий вижу, и воинов северных, и море темное. Знак еще чей-то. Да только вспомнить его не могу никак.

Шут почесал затылок.

- Не простой это сон, лисица. Ох, какой непростой.

- Что ж он значит-то?

- Что значит? - Тишка задумался. - Сама после поймешь.

- И ты не скажешь?

Он замотал головой:

- Не скажу и думать про то не стану. Не след мне в чародейские сны лезть. Не след, Вёльма!

Он подхватил со стола колпак.

- Ну, все, Вёльма, будет на сегодня сказок. Пора мне и тебе пора.

- Как так? - возмутилась я. Только-только говорить начал ведь!

- Будет-будет. После расскажу. А то чего доброго тебе еще сниться начну, - Тишка хохотнул и перевернулся колесом. - Тихой ночи, лисица, да славных снов, да добрых попутчиков...

Сказал и выкатился из комнаты.

Откуда только догадался, подлец? Не зря Варвара говорила будто дар у него. Не мог ведь видеть нас с Ладимиром.

Я поднялась и поглядела в окно. Темно уж. Колокол скоро уж девять пробьет.

Сердце глухо ударилось в груди, а по телу дрожь густая прошла. Пора мне. Ждет меня Ладимир. Ждет, хороший мой.

У двери как из ниоткуда Василек появился. Взмахнул пушистым хвостом, будто с укором каким на меня взглянул и сел прямо на дороге.

- Чего это ты, дружок? - склонилась к нему. - Пропусти уж.

- У-у-у, - утробно зарычал кот.

Во взгляде его мне что-то не понравилась. От Василька, любимца Варвары, так и веяло страхом и настороженностью. Будто хотел что-то сказать, как предупредить.

- Ну чего ж ты, серенький?

Кот потянулся к моей ладони, ткнулся в нее влажным носом.

- Идти мне нужно, Васька, сойди-ка с дороги.

Кот отпрянул и прищурился.

- Мяу-у-у-у, - угрожающе протянул.

- Ну ладно, будет!

Надоело ждать, и я просто отодвинула кота ногой.

Василёк зашипел и отпрыгнул.

- Мя! - недовольно фыркнул в мою сторону и отвернулся, взметнувшись серым вихрем, прыгнул на стол и исчез.

В пустой горнице мне вмиг не по себе стало. Поспешно задув лучину, что у двери висела, я быстро вышла. Оберегите меня, молодые боги...

О том, что дело уж к осени идет, холодок вечерний напоминал, пока несмело касаясь кожи да ранний закат. Летом ведь, бывало, до самого позднего вечера светло, а теперь уж раньше темнеет. Птахе не терпится соскочить с гнезда, оттого она светило-солнышко и торопит.

Тучки уж не летние по небу бегут. Раньше бывало они все белые да пушистые будто пенка на парном молоке. Сейчас же серые тягучие и тяжелые - будто свинцом налитые. Ветер меняется и несет прохладу от северного моря. Деревца зеленые, детки земли-матери, готовятся к тому, как наряд свой скинуть. Без сожаления забывая о нем, желтеть начинают. Скоро уж облетать станут и покроют все вокруг золотым ковром.

Я бесшумно ступила на крыльцо, освещенное факелами. Вода в фонтане тихонько журчала, а в ряби ее зеркала отражалась девица-луна, уж большую часть своего широкого бока показывая. Тучка серая пятном ее прикрыла да только девица-луна не уступала. Серебро ведь свинцом не заменишь.

Потоптавшись с минуту на месте, я стала небыстро спускаться. И чего это кот меня не пускал? Чего на пути вдруг встал? Кто их, кошек востроглазых-то, разберет?

Иду вроде неспешно, тихонько. А сердечко так и бьется, так и норовит из груди выскочить. Аж дух перехватывает...

Огляделась я - нет никого.

Неужто снова подшутил надо мной колдун? Решил покуражиться опять? Ох, не сдобровать ему тогда, не ждать моей милости.

Нет Ладимира.

И поделом тебе, дура деревенская. Знала ведь, знала, к кому идешь, да все чего-то верила. Этот-то соврет недорого возьмет, обманет и не оглянется. Нельзя таким верить, не след.

Снова я огляделась. Плюнула да и быстро пошла прочь со двора.

Проходя через арку, вскрикнула да в сторону метнулась. Фигура чья-то из темноты появилась и мне навстречу.

- Постой, Вёльма...

- Ах ты, окаянный, едва душа в пятки не ушла!

Я схватилась за сердце и остановилась.

- Чего пугать-то так?

- А надобно ли чтоб видели? - проговорил Ладимир.

В тусклом свете я лишь черты его лица различала. По голосу слышала, что улыбается. И глаза видать светятся колдовским огнем.

- Сильно напугалась?

- Пройдет скоро.

Сердце опять забилось - только теперь уж не от испуга.

- Идем что ли?

Я лишь головой мотнула.

Стоило лишь руку от груди отнять, как Ладимир ее взял, сжал легонько, и понятно стало, что уж не отпустит.

- Идем, - лишь тихо ответила ему.

Враз мурашки пробежались и где-то внутри так сладко заныло будто сжалось все. Видно правду говорят - сразу почувствуешь, сразу все узнаешь.

Шли мы медленно. Темными улицами трайтовскими лишь кое-где факелами освещенными. Куда шли - не ведала. Обычно я-то другим путем хожу, а тут все на него, на Ладимира понадеялась. Раньше бы, может, испугалась, не пошла, сотню разов подумала. Теперь вот шагаю за ним как на привязи и все равно мне, что будет.

Верю ему. Каждую секундочку верю. Каждый миг. Каждому слову...

- И не скажешь ничего? - догадался он.

- Твоего слова жду.

Я улыбнулась.

- А я думал, кричать станешь, упырем меня честить. Мол, завел неизвестно куда, - Ладимир ни на миг не переставал прежним быть.

- Так сама ведь иду, никто не тянет.

Вспомнила я Арьяра да свидание наше единственное в лесу.

Тогда он за мной шел, на любое слово согласием отвечал, любую глупость мою выполнить был готов, все терпел, а я еще и покрикивала. Вела его за собой, только ухмылялась и радости особой не было. Думала - лишь бы не тронул да чего лишнего не сказал.

Ладимир не таков. Ему попробуй слово поперек скажи, попробуй только заикнуться. Да разве ж я решусь? Иду как миленькая, заговорить не смею. И пусть... Да хоть на край света!

Ох, пропадешь ты, Вёльма. Ох, пропадешь...

- Тебя разве потянешь? Сама не захочешь, с места ведь не сдвинешь.

Я обернулась на него.

- Выходит, сама захотела, - не спрашивал, ответил сам. За меня.

- Знаешь ведь...

- Всегда знал.

И до чего же он изворотливый да нахальный. Каждое слово так говорит будто никого в этом мире важней его нет. Все-то он знает, все-то он может, все-то ему позволено.

И взяла бы я да и высказала ему все это. Еще бы и пару оплеух отвесила, авось лучше поймет. Как же он злил меня, просто мочи нет, как из себя выводил!

Только то раньше было. Теперь уж все милым и родным кажется. Все в нем любо мне.

- Не спросишь, куда идем?

- И так знаю - домой к Велимиру. Только окольными путями.

Тучки на небе разошлись. Луна-девица без стеснения глядела на мирно спящий город и грустно вздыхала о том, что ей в одиночку приходится коротать свой нескончаемый век. Видела она людей, видела нас с Ладимиром. И, наверное, тосковала. А, может, была заодно и только подпевала той музыке, что внутри у меня звучит.