— А в чем, позвольте узнать, вы хотите разбираться? — выдавил он из себя с неким подобием заискивающей улыбки.

— Не, вы слышали? — Короткий окинул взглядом дружков. Те понимающе закивали.

— Ну если вы по поводу того инцидента на дороге, — залепетал Федор Иванович, — то я вынужден вам заявить…

— Кто это, Томик? — Эллочка готова была заплакать. — Может, мне позвать милицию?

— Короче! — рявкнул Короткий, не обратив на нее никакого внимания.

— Нет, согласен, — Томов-Сигаев изо всех сил пытался выглядеть достойно, — вполне может быть, что и была какая-то толика моей вины, но согласитесь, есть же какие-то пределы… Или я не прав?

— Тридцать тысяч, — сказал Короткий, зевнув от скуки.

— Простите, что? — вежливо переспросил Федор Иванович.

— То-оли-ик. — Жена закрыла рот рукой.

— Это не моя тачка, понимаешь. — Короткий вздохнул и ткнул коротким пальцем с печаткой в одного из спутников. — Это вот его тачка. А он мне за бампер тридцать тысяч вломил, не меньше. Вот я к тебе и пришел разбираться.

— Ну ладно. Хорошо, я готов, — сказал он как можно серьезнее. — Я приношу вам свои извинения. Этого вам достаточно?

Парни переглянулись и вдруг захохотали во весь голос.

— Не, а ты прикольный мужик, профессор — сказал Короткий сквозь слезы радости и даже похлопал его по плечу. — Ему говорят — тридцать штук, а он прощения просит.

Сразу после этой фразы последовал сильный удар в живот, и Федор Иванович под визг жены согнулся пополам.

— Теперь понял? — Лицо Короткого стало злым, даже свирепым. — И не надо мне тут дурака валять. Или гони тридцать штук, козел, или мы тебя по стенке размажем.

— Но за что? — простонал Томов-Сигаев. — И потом, у меня нет таких денег.

— Во-о, это уже другой разговор. — Короткий опять похлопал его по плечу и сел.

Элла старалась не шевелиться, чтобы все просто забыли о ее существовании. Вот только зубы у нее стучали слишком громко.

— Не, ну ты пойми, мужик, — сказал Короткий примирительным тоном. — Я тебя бить не хотел, так, разнервничался. Ну ты сам прикинь взял у товарища машину на пару дней, совсем еще новую. Ты же видел эту машину? Просто ляля.

— Да-да, конечно. — Томов-Сигаев вытер слезы.

— Ну вот, — продолжал рассуждать Короткий. — Еду себе по улице, собираюсь на светофоре остановиться, а тут какой-то козел сзади мне в жопу как шарахнет. Ну что, разве не так было, профессор.

— Ну, почти так, но только…

— Что? — Коротышка привстал.

— Так, так! — закричал Томов-Сигаев, только чтобы его опять не били.

— Вот, хорошо. — Парень осклабился. — Бампер разворотило, как я машину отдам? Пригоняю ее Вове, а он говорит, чтоб я тридцать штук платил. Почему, интересно, я должен платить тридцать штук, если я не виноват? Скажи, профессор, разве я виноват?

— Не виноваты, — проскулил Федор Иванович.

— Вот видишь. — Парень развел руками. — Нет, я тебя понимаю, это большие бабки. Но ты попробуй с Вовой поторговаться, может, он и скостит маленько.

Томов-Сигаев только разок взглянул на Вову и сразу понял, что тот не скостит. Но все равно заплакал:

— Нет у меня таких денег, вы поймите. У меня от силы рублей восемьсот наберется, и то на книжке. Ну давайте я вам ваш бампер сам починю.

— Понимаешь, какое дело, — опять вмешался Короткий, — он не хочет рихтованную тачку, он хочет целую, как была. Значит, придется новую покупать.

— Но ведь новая тоже столько не стоит. Тысяч двадцать, не больше.

— Пра-авильно. — Короткий улыбнулся. — Только вот какое дело, эта машина ему в наследство от одного хорошего друга досталась. Память, можно сказать. Поэтому и выходит дороже.

— Ну и что же мне делать? — промямлил Федор Иванович.

— Не знаю. — Короткий пожал плечами. — Выкручивайся как-нибудь. Развалюху свою толкни, ну хам обстановочку. Вон у тебя какой антиквариат. Прямо как в Древнем Риме. Туда-сюда подсуетись. Наберешь как-нибудь. Недели тебе хватит на все про все?

— Какой антиквариат? — вмешалась вдруг Элла. — Какая машина? Да тут ему ничего не принадлежит. Тут все на мое имя записано, если хотите знать. Так что…

— Мамаша, — перебил ее Короткий, засмеявшись, — мы же не из ОБХСС, чтоб нам таким макаром лапшу вешать. Это вы ментовке рассказывать будете. Мне до лампочки, что тут его, а что твое. Через неделю чтоб было тридцать штук.

— А вы не боитесь, что мы…

— Нет, — покачал головой парень. — Не боимся. Вам же хуже будет. Спроси у своего героя. Так что, профессор, будут бабки? — Он подошел к Томову-Сигаеву вплотную и заглянул в его перепуганные заплаканные глаза.

— Я постараюсь, — еле слышно прошептал тот.

— Громче!

— Я постараюсь! — Федор Иванович отвел взгляд.

— Все слышали?! — Короткий оглянулся на приятелей. Те закивали. — Ну смотри, профессор, тебя никто за язык не тянул. И не вздумай на самом Деле ментам ябедничать, а то… — Он взял его пятерней за горло и слегка сдавил. Томов-Сигаев начал хрипеть.

— Не смей им ничего платить! — закричала жена, как только парни выкатились из квартиры. — Слизняк чертов, зачем ты им обещал?

— Я не обещал, — оправдывался Томов-Сигаев. — Я сказал, что постараюсь.

— Постара-аюсь… — передразнила она его. — Да как ты вообще мог вляпаться в такую историю? И не смей ни копейки брать с моей книжки, понял? Сам вляпался, сам и выкручивайся, мокрица!

— Замолчи! — вдруг закричал он. — Замолчи, блядь усатая, а то все зубы на хрен повышибаю!

Не успела она раскрыть рот от изумления, как Томов-Сигаев подскочил к ней и со всей силы вкатил такую оплеуху, что она повалилась на бок.

— Хватит! — продолжал кричать он ей прямо в лицо, брызжа слюной. — Хватит, натерпелся! Всю жизнь кровь из меня сосала, прорва! Если ты сейчас не заткнешься, если ты свою пасть не закроешь, то я тебя прибью, скотина! Заткнись, я сказал! Ты слышишь меня — заткнись, сука! Заткнись, последний раз повторяю!

Он совсем не замечал, что она не проронила ни звука, с ужасом глядя на мужа, и все продолжал кричать, потрясая кулаками перед ее носом:

— Замолчи, а то убью! Заткнись! Заглохни!..

Потом он лежал на кушетке с ледяной грелкой на лбу, а Эллочка метеором носилась по квартире, принося ему все новые и новые таблетки.

— Вот это выпей, Томичек… И вот это, от головной боли… от напряжения, успокоительная. Ничего-ничего, как-нибудь выкрутимся — Дай мне записную книжку, — сказал он скинув со лба ее мокрую ладонь. — Там, на журнальном столике.

— Да-да, сейчас-сейчас, уже-уже.

— И телефон принеси! — крикнул ей в спину.

— Конечно-конечно, сейчас-сейчас.

— Алло, Леня?.. Это Томов-Сигаев тебя беспокоит, добрый вечер. — Ой грозно посмотрел на жену, и та послушно вышла на кухню впервые за двадцать лет их супружеской жизни. — Леня, у меня к тебе большая просьба. Ту партию, последнюю, ты еще не продал?.. Ага, ну тогда снижай цены. Только чтобы взяли за три дня. Ну так надо, потом рассчитаемся. Понимаешь, тут у меня обстоятельства… Долго рассказывать. И еще просьба, поспрашивай там, может, кто-нибудь захочет мою машину купить тысяч за восемь. Она у меня почти новая, ты же знаешь, всего полтинник пробега… Да нет, долго рассказывать. Ну, если серьезно, то задолжал тут кое-кому. Очень серьезные люди, шутить не станут… Тридцать тысяч, представляешь. Нет, ты не волнуйся, в следующей партии я с тобой полностью рассчитаюсь, ты же меня знаешь. Только мне деньги через неделю нужны… Ага, постарайся, милый, очень тебя прошу. Я в долгу не останусь… Ну все, пока, спасибо тебе большое.

Повесив трубку, Федор Томов-Сигаев посмотрел на жену, сидящую в самом дальнем углу кухни и глядящую на него с испугом, и вдруг впервые за всю жизнь почувствовал себя мужчиной…

Два врача

— Алло, Наталья Михайловна, здравствуйте. — Склифосовский прижал трубку к уху и огляделся. — Это Склифосовский вас беспокоит.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.