Самое противное, что мальчика так и не удавалось поймать. Он знал дом, он знал здесь каждый закуток. И кроме того, он боролся за свою жизнь. Целков уже несколько раз почти хватал его за одежду, но мальчик вырывался.

— Хорош, Юм, — сопел Мент, — нечего здесь ловить.

Он перерыл весь дом — никаких тайников, сейфов и кубышек не было. На сберкнижке было всего двести рублей.

— Молчи, Мент, пацана поймайте! — устало отмахнулся Юм. — Пацан знает.

Ванечка спрятался в туалете. Только дикие стоны доносились оттуда.

— Радио включи! — уже в который раз крикнул Мент.

Юм опустил со всего размаха на мертвую голову Венцеля ножку стула. Брызнули мозги. И в тот же миг Юму показалось, что Венцель закричал. Дико и страшно.

Но это кричал Грузин.

Он сидел на полу, держась руками за пах, шипел:

— Сука, по яйцам, сука, умираю…

Учительницы не было.

Мальчик перепрыгнул через корчившегося Грузина и взлетел по лестнице наверх.

— Уйдут!!! — заорал Юм. — Лови их!

Все бросились на лестницу, и в этот момент громкая бравурная музыка взорвала дом. Играли на пианино.

Когда Юм вбежал, он увидел учительницу. Она играла одной рукой. Просто колотила по клавишам, выбивая дикие звуки.

Другой рукой она держала за шиворот мальчика. И улыбалась…

Юм осторожно подошел к ней, забрал мальчика из ее рук. Спросил:

— Ты кто?

— Я — Женя, Евгения, учительница музыки, — прохрипела в ответ девушка.

— Ты что? — склонился к ней Юм.

— Я — с вами, — не отшатнулась Женя.

Юм одним движением свернул мальчику шею и бросил тело на пол.

Женя перестала колотить по клавишам. Но улыбаться не перестала.

С этого дня она жила с Юмом.

Все считали их мужем и женой…

— Может, останешься? — спросил Граф, засовывая голову в палатку.

— Нет. Я поеду.

Наташа укладывала в рюкзак вещи.

— Почему? Ты на меня в обиде? Прости старого дурака…

— Прощаю. Но все равно уеду. Сезон докопаете без меня.

Граф почесал затылок.

— Наверное, ты права.

— Да. Я не хочу, чтобы все тут развалилось.

— А на будущий год?

— Ask! И на будущий, и на послебудущий…

— Наташка, я тебя уважаю! — заулыбался Граф.

— А как я сама себя уважаю! — рассмеялась Наташа.

Граф пришел последним. Все археологи по очереди приходили к ней с одними словами — останься. Но все понимали, что лучше ей сейчас уехать. Нарушитель спокойствия Виктор Клюев согласился убраться при одном условии — вместе с Наташей.

— А может, ты его довезешь до Одессы, а там скроешься в толпе? — предлагал Федор.

— И ты думаешь, он не вернется?

— Да-а…

Виктор оказался настырным. Всю вчерашнюю ночь они выясняли отношения, несколько раз чуть снова не доходило до драки.

— Не-а, без нее не поеду! — стоял на своем художник.

И Наташа решила — так тому и быть.

Дел у нее в Москве особых не было. Стажировка закончилась. Работа начнется в конце сентября. А сегодня только двадцать восьмое августа. Но оставаться на острове в такой сумасшедшей обстановке не было никаких сил.

«Ну погоди, — думала она, — останемся мы наедине, я тебе покажу! Ты у меня узнаешь, кто тебе нужен! Абрек чертов! Завоевывать он меня приехал!»

До прибытия катера оставалось полчаса, и Наташа решила не сидеть в палатке, а спуститься на берег.

Там уже сидел, нахохлившись, Виктор со своим нехитрым скарбом. Только сейчас Наташа увидела, что рюкзак у Виктора тощенький и старенький.

— Я передумал, — сказал он, когда Наташа подошла. — Ты можешь оставаться. Я уеду один.

Как же Наташе хотелось сейчас запустить в художника каким-нибудь тяжелым предметом! Отхлестать его розгой, отлупить палкой. Но тяжелыми предметами на острове были только огромные камни, а растительности и вовсе никакой.

— Ты дурак, — сказала она.

— Конечно дурак, — быстро согласился Виктор. — Я и не знал…

— Что? Что ты не знал?! — взбеленилась Наташа.

— Не знал, что когда влюбляешься, таким дураком становишься.

Наташа хотела что-то сказать, но почему-то забыла, что именно.

— А ты влюбился? — как-то на выдохе спросила она.

— Да. В тебя. — Виктор опустил голову. — Прости.

— Действительно, дурак, — сказала Наташа, с трудом сдерживая растягивающую губы улыбку. — Господи, какой же ты дурак!

Через две недели Наташа и Виктор поженились…

Нет, лучше не так. — Тифон вздохнул и покачал головой, перепрыгнув через коровью лепешку. — Трудно сочинять стихи. Интересно, а что делал Гомер для того, чтобы муза никогда не покидала его светлую голову? Может, он уподоблялся скифам и пил вино неразбавленным? Интересно, как будет звучать лучше, «средь волчиц» или «средь гетер»? И может, Лесбос назвать не славным, а пышным? Нет, жаль, что я не поэт, а всего лишь актер.

Так, рассуждая вслух, Тифон медленно брел по дороге, ведущей в город. В животе у него урчало от голода, но в мошне звенело несколько ассов. Значит, можно будет что-нибудь перекусить перед репетицией.

Хоть Тифон был мужчиной уже немолодым, тридцать два года как-никак, и попутешествовать ему пришлось довольно много, но на острове он был впервые. Редкая труппа захочет давать представления в таких отдаленных местах Эллады, как эти колонии. Лучше, конечно, выступать где-нибудь в Микенах или во Флиде, не говоря уже об Афинах. Там и платят больше, и лучше кормят. Но в тех краях много гораздо более искусных трупп, чем труппа, в которой был Тифон. Поэтому и приходится странствовать по отдаленным местам.

И здесь, на этом маленьком острове, Тифон вдруг встретил ее. Даже не думал, даже представить себе не мог, что до такой степени можно влюбиться в обыкновенную жрицу любви, которую можно купить всего за буханку хлеба.

Нет, он не был похож на юнца, готового жертвовать жизнью ради первой женщины, одарившей его своими ласками. А уж к женщинам, зарабатывающим на жизнь собственным телом, он вообще относился как к вещам. Не будешь же ты воспевать в стихах кусок бараньей ноги только за то, что он утолил твой голод.

Но Амфитея… Если бы сам Парис увидел ее в свое время, то она бы затмила все прелести Елены Прекрасной, которую он похитил у Менелая, царя Спарты. Елена бы преспокойно сидела в своем Аргосе, Троя осталась бы целой, а слепому Гомеру просто-напросто не о чем было бы сочинять свою знаменитую поэму. Но Зевс распорядился по-другому, и теперь прекрасноланитая Амфитея продает свою любовь скифским торговцам всего за четверть асса, а он, Тифон, вынужден лишь довольствоваться тем же, что и все остальные.