— Я не могу иметь детей, — сказала она.

Молчанов переводил взгляд с жены на экран, затем мысленно на контракт в шкафу.

— Ты найдешь ту, кто сможет родить. Ты еще молод.

Эту тему они поднимали не раз за последние годы, но она еще никогда так далеко не заходила.

— Ты что вообще удумала? Какая к черту другая?

Небесные проекции рисовали на густых облаках за окном пончики и торты, превращая невзрачные завитушки водяного пара в аппетитную клубнику, яблоки и ананасы, политые джемом. Инсталляция заманивала москвичей в новую сеть кафе. Почему—то Молчанову невыносимо захотелось попробовать их фирменный тортик.

Он подошел к ней.

— Свет, посмотри на меня.

— Я все решила, — твердо сказала она.

Молчанов сделал жест рукой на себя, экран развернулся в воздухе и подлетел.

— Тут ничего не сказано про бесплодие.

— Врач сказал, что это скрытая форма. Генетическое наследство. Как было у моей матери.

— Твоей матери пять врачей поставили бесплодие, но она все равно родила тебя. Не это ли доказательство, что врачам не надо верить на слово?

— Она родила меня в сорок восемь! Переспала с каким—то мужиком с работы, которого я не видела никогда. А у мужа, с которым они тридцать лет душа в душу случился инсульт, его парализовало. Мать обоих кормила с ложечки, вытирала дерьмо за мной, а потом и за ним. Он умер так и не осознав, что всю жизнь отдал ей за зря. Ты не повторишь его судьбы.

Он обнял жену. Она дернулась. Какая же она все—таки сильная.

— Да послушай ты меня, наконец, — вскрикнул Молчанов. — Врачи ошибаются! Живой организм — это не программа, в нем нет четких логических структур и иногда он ведет себя абсолютно не предсказуемо.

— Ты не будешь из—за меня страдать!

Она попыталась вырваться, уперев руки ему в плечи.

— Эй, эй. Страдать? Ты серьезно? — повисла тишина. — Ты самое лучшее, что случилось со мной в жизни. Моя любимая. Ты же сама выбрала меня, помнишь?

Она хлопала глазами. Молчанов держал ее крепко.

— Ты не твоя мать, ясно тебе? Иначе я бы давно сбежал от тебя.

Она коротко улыбнулась.

— Я больше так не могу. Я боюсь, что призрак ее жизни преследует меня, как проклятие.

— Все будет хорошо. Я обещаю тебе.

Она перестала сопротивляться и повисла у него на плечах, потом внезапно разрыдалась. Всхлипывала и снова рыдала не переставая, словно накопленное за все прожитые вместе годы разом вылилось из нее. Молчанов гладил ее по волосам.

Небесные проекции запустили отсчет до старта миссии. Облака окрасились в красный цвет. По ним, держась за рукишли космонавты в скафандрах, похожие на детей, шагающих дружно классом в театр. Над ними летали конфетти, в небо светили прожекторы, взрывались фейерверки. По бокам стояли самые разнообразные существа из фантастических фильмов, с одной и двумя головами и даже вовсе безголовые. Они радовались и рукоплескали, махали пришельцам с Земли крыльями и копытами, отростками в форме щупалец и клешней. Земляне шагали к трону, водруженному на высокий пик Купола Юпитера, на котором восседал Бальтазар — самый известный ведущий сетевых шоу. В каждом белоснежном зубе отражалась крохотная красная планета. Из раскрытого рта летели слова: “Марс ждет нас” “Вы узнаете первыми” “Почувствуйте себя первооткрывателями”

Света повалила его на пол. Спустя неизвестно сколько времени они лежали на полу голышом, обнявшись.

— Кажется, это марсианское сумасшествие никогда не прекратиться, — сказала Света, зевнув.

— Будет только нарастать.

— Я сегодня видела команду, которая пишет оболочку операционной системы Прайма. Отладка на тяп—ляп, лишь бы успеть, — она обняла его сильней. — Эта миссия самоубийство. Хорошо, что Ворошилову ты здесь нужнее.

— Угу.

— Когда они примут решение?

Молчанов сделал паузу, но потом внутренний голос сам заговорил за него:

— Со дня на день.

Она приподнялась и посмотрела ему в глаза.

— Ворошилов не изменит правил ради тебя. Прими это как данность. Это к лучшему.

Молчанов кивнул. Она положила голову ему на грудь, прислушалась к сердцебиению. Она часто так делала, говорила, что только так не чувствует себя одинокой. Также она клала голову отчиму—отцу, когда в его теле шевелилось только лишь одно сердце.

— Меня снова пригласили на работу в Берлин. Хотели, чтобы возглавила разработку программы управления спутниковой навигации.

— И что ты ответила?

— Отказалась. Их не устраивает удаленная работа.

— Но это же всего на пару лет.

Она вновь приподнялась и посмотрела на него с выражением лица полного негодования.

— Мы, наконец, могли бы продать эту дыру и купить нормальное жилье, — попытался оправдаться Молчанов, охватив глазами квартиру, которую ласково называл халупой.

Повисла пауза, напряжение росло на ее лице, скулы очерчивались. Молчанов рассмеялся, схватил Свету за талию и перевернул на спину, забрался сверху.

— Купилась, да?

— Ты знаешь, я не люблю такие шутки, — серьезно сказала она.

Молчанов поцеловал ее. Больше они не целовались.

ГЛАВА 2

Телеметрия. Спусковой челнок

Атмосферное давление: 95 Кпа

Температура внутри: 21,3 С

Температура снаружи: 142 С

Курс — Ной—01

Пройденное расстояние км: 1458

Скорость км\с — 6,1

***

Молчанов проснулся от того, что Покровский стучал ему массивной перчаткой по груди. Кожа на руке покалывала от свежего укола.

— Летописец, а нас кто лечить будет, а? Проснись и пой, мы в космосе настоящем, а не в вашем виртуальном.

Вибрация снизилась, тошнота отступила. Во рту стоял неприятный кислый привкус.

— Андрей, как твое самочувствие? — спросил командир Стивенсон.

— Лучше, сэр, — ответил Молчанов. — наверное, перегрузка сказалась.

— Отдохни.

— Да, сэр.

— Есть первая космическая скорость, мы на орбиту Земли вышли, — сказала пилот Нака Миура.

Оператор ЦУПа подтвердил скорость и поздравил экипаж с удачным стартом. Командир Стивенсон разрешил открыть стекла шлемов. Молчанов сделал несколько глубоких вдохов. Внутри пахло как в салоне нового электрокара.

Внезапно, его окутал приступ ужаса. Не такой как был перед взлетом, этот страх глубже, от него веяло отчаянием и осознанием — назад дороги уже нет.

— Нака, мне нужен обновленный план полета, — сказал командир Стивенсон.

— Сближение с Праймом—1479 через двадцать два часа пятнадцать минут. Стыковка в шесть двадцать четыре после полудня, подъем на борт шесть пятьдесят три, — проговорила Нака голосом робота.

— Космос не любит самоуверенных, — ехидно сказал Покровский.

— Иван, только по делу, — заметил Стивенсон.

— Конечно, кэп.

Покровский шуточно стукнул Молчанова по плечу и заговорил по—русски в полголоса:

— Нашему мистеру триста часов виртуального опыта виднее.

Скотт Стивенсон отлично понимал русский, но никак не отреагировал.

Корабль резко тряхнуло.

— Простите, не предупредила, — виновато сказал Нака.

— ЦУП, вторая ступень отделилась успешно, — сообщил Стивенсон. — Вышли на установленный курс.

Овации и аплодисменты заглушали голос оператора ЦУПа.

Следующие двадцать два часа тянулись невыносимо долго. Стивенсон запретил отстегивать ремни, хотя полетать здесь все равно было негде. В крошечном иллюминаторе напротив Молчанова периодически мелькала Земля. Основное время царствовала безликая чернота космоса от которой то и дело клонило в сон. Молчанов переживал за питомцев, большинство из которых уже ожидали на корабле. Ему удалось собрать поистине обширную коллекцию микроорганизмов, грибов, водорослей и семян растений. Не терпелось начать работу в собственной лаборатории, где он будет только наедине с собой и наилучшими внешними условиями для новых открытий. Эта мысль согревала лучше любого одеяла.

Каждый раз, когда челнок делал виток вокруг Земли, Молчанов прибавлял к счету единицу. Когда он насчитал пятнадцать в иллюминаторе показалась станция Ной. Она была похожа на старые железнодорожные составы, сцепленные змейкой друг за другом, образующие общий квадрат и множество мелких внутри. Станция представляла собой чудо инженерной мысли. Спроектированная великим Константином Ворошиловым, она на многие годы опередила свое время. Ее называли триумфом космической эры и величайшей неудачей. Планировалось, что станция станет отправной точкой для исследования планет солнечной системы. В проекте принимали участие тридцать стран. Проблемы с финансированием не заставили себя долго ждать, страны друг за другом покидали проект. С трудом Ной удалось ввести в эксплуатацию, но затем, когда градус мирового кризиса накалился до предела, всем вокруг, а в особенности политикам, стало на нее плевать. Обслуживание требовало колоссальных расходов, отправка экипажей то и дело задерживалась, а дорогостоящая техника бесполезно наматывала виток за витком, вырабатывая ресурс. Если бы не скудный поток космических туристов — последних миллиардеров, то станция давно бы канула в пучине океана, предварительно устроив самый грандиозный и дорогостоящий фейерверк. Для отмирающего класса путешественников посещение Ноя стало третьей ступенью к званию “Покоритель всех вершин” после подъема на вакуумной трубе на Эверест и спуска на Марианскую подводную станцию.