— Я нарушил приказ! Энергии могло не хватить для запуска. Я мог погубить экипаж.

— Но не погубили.

— Я был не в состоянии принимать взвешенные решения, — он прервался, стараясь успокоить самого себя. — Я не позволил отключить Наку. Если бы не ее воля к жизни, мы бы... Я должен понести наказание. Начинай сеанс.

Молчанов кивнул и включил запись диктофона. Он наговорил стандартное предисловие и задал командиру несколько уточняющих вопросов о его личности. Стивенсон отвечал очень серьезно, иногда говорил сходу, а иногда долго думал прежде чем произнести хоть слово.

— Вы осознавали последствия своих действий? — спрашивал Молчанов.

— Да, осознавал, — отвечал Стивенсон, выпрямив спину, словно на экзамене.

— Тогда почему вы пошли на это?

— Я не верил в успех запуска.

— Вы считали, что экипаж погибнет?

— Да.

— Если бы кто—то из экипажа обратился к вам с просьбой отправить сообщение его семье. Вы бы дали разрешение?

Вопрос заставил Стивенсона задуматься.

— Нет. Это против правил.

— Тогда почему вы дали разрешение себе?

— Я проявил слабость. Недостойную для командира.

— Есть ли другие причины, по которым вы хотите подать в отставку?

Стивенсон молчал несколько секунд, собираясь с мыслями.

— Нет.

Ответ не звучал уверенно.

— Вы любите свою семью?

— Конечно.

— Что вы сказали им в сообщении?

Стивенсон посмотрел вдруг на Молчанова и в его взгляде читалось недовольство.

— Это не относиться к делу.

— Это поможет мне прояснить ваши мотивы, проверить наличие аффекта и оценить психоэмоциональное состояние. Это непременные атрибуты заключения.

Командир Стивенсон задумался.

— Я попросил прощения.

— За что?

Он помолчал. Потом выдохнул и заговорил.

— За то, что не послушал их. Согласился на полет, который ничего для меня не значил.

— Тогда почему вы полетели?

— Потому что пообещал.

— Кому вы пообещали?

— Другу.

— Вы имеете ввиду Чарли Хэнлона, сэр?

У него задрожали скулы.

— Простите, что я затронул эту тему. Но мне важно знать подробности.

Его глаза покраснели.

— На месте командира он видел только меня. Я пообещал, что сделаю это.

— После смерти Чарли вы могли отказаться от обещания.

— Я не мог предать его память.

— Вы были обязаны ему чем—то?

— Мы учились вместе, вместе служили. Однажды, когда оба были еще зелеными юнцами, мы вели патрулирование границы военного конфликта в Алжире. Мы возвращались на базу. Мой бортовой компьютер дал сбой, я отклонился от курса и залетел на территорию противника. У них были старые русские ПВО. Лучшие, что я видел. Противник открыл огонь. Я пытался маневрировать, но понимал, что шансов нет. Катапультироваться было бессмысленно, меня бы поймали, запытали до смерти, а потом повесили мою голову на заборе. Чарли вызывал меня по рации, но я не отвечал. Я не хотел, чтобы и он погиб из—за меня. Когда у меня закончились тепловые ловушки, я понял, что это конец. Но ракета, вдруг отклонилась в сторону. Это был Чарли. То, что он сделал было просто невозможно. Его самолет прошел пересекающим курсом между мной и ракетой. Она ударила ему в хвост. Я наблюдал как горящий самолет моего друга пикирует к земле, и понимал, что ничем не могу помочь. Через три дня Чарли подобрали в тридцати километрах к югу у границы. Противник отправил сотню людей на поиски, но Чарли проскользнул мимо, как нож сквозь масло. У него был талант всегда выбираться из любой передряги. Я бы так не смог. Когда мы встретились, он только похлопал меня по плечу и сказал — “ты поступил бы также, брат”. И я пообещал, что, когда Чарли нужна будет моя помощь я обязательно приду. Если бы не он у меня не было бы моей семьи. Я обязан ему всем.

— Что вы почувствовали, когда узнали, что он погиб?

— Ярость.

— Вы вините себя?

Стивенсон уставился в одну точку и еле заметно кивнул.

— Вы ничем не могли ему помочь. Будь вы рядом вы бы тоже погибли.

— Если бы я был там, я не дал бы ему вести электрокар так безрассудно.

Наступило молчание. Глаза командира стали стеклянными, а мысли витали где—то совсем далеко.

— Сэр, а что если Чарли погиб не случайно?

Стивенсон навострил уши.

— Вы сказали, что он асс...

— Лучший из тех, кого я знал.

— Тогда почему асс, способный вести многотонную машину на скорости десять тысяч километров в час, не справился с управлением электрокара в хорошую погоду?

— Чарли слишком часто обманывал смерть. Очередной раз она не простила ему.

— Ведь он вел “Дьявола”, не так ли? Самый совершенный электрокар в мире. Все его контуры дублированы трижды. Лучшие датчики, противоаварийная система и ничего не помогло.

— Ты хочешь сказать, что кто—то нарочно испортил контур “Дьявола”, и никто не заметил?

Повисла секундная пауза.

— Я не знаю, сэр. Но это возможно.

— Кому это могло понадобиться? — абсолютно серьезно спросил Стивенсон сам себя и его сознание будто покинуло организм, глаза стали совсем потухшими.

Стивенсон хотел еще что—то сказать, но замолчал, издав непонятный визгливый звук.

— У него были какие—то враги? — спросил Молчанов.

— У всех людей есть враги. Откуда мне знать?

— Я всего лишь рассуждаю. Может быть он делился с вами?

— Почему ты вообще заговорил про него?

— Это вы заговорили про него.

Сердцебиение Стивенсона приблизилось к ста пятидесяти ударам.

— Сэр, я дам вам успокоительное.

Молчанов потянулся к сумке. Стивенсон схватил его руку и сильно сжал. Пальцы мгновенно онемели. Молчанов не произнес ни звука. Спустя какое—то время Стивенсон отпустил и направился к переходу из модуля. Молчанов последовал за ним. Стивенсон шлагбаумом выставил руку перед ним.

— Мы закончим позже.

— Конечно, сэр.

***

Частички растений, еще недавно бывшие льдинками, забили фильтры вентиляции лаборатории. Молчанов провел полдня вычищая их. В результате ободрал руки и получил ноющую боль на месте поджившего перелома.

Наружу уже выглядывали первые зеленые побеги. Особую радость Молчанову доставляли ростки репейника. Он представил, что уже к концу путешествия, его лаборатория вновь будет благоухать запахами жасмина и пестреть зелеными лопухами.

Молчанов глотнул воды и проверил журнал полива. Он держал информацию о каждом растении в памяти, но страх потерять все снова заставлял его по много раз перестраховываться.

В лабораторию влетела Нака. Молчанов точно помнил, что ближайшая их встреча назначена только на завтра. Нака кивнула в знак приветствия, осмотрелась и направилась к стеклянному квадратному куполу. Внутри располагалась чашка Петри — специальная плоская посуда для выращивания культур микроорганизмов. Нака нагнулась над куполом и прищурилась.

— Карцикулы, — сказал Молчанов, приблизившись сзади.

Нака глядела на них с лицом школьника, пришедшего на экскурсию в музей.

— Это то, о чем все говорят?

— Карцикулы лактис, - от радости у Молчанова все еще щемило в груди. - Это удивительно, но они выжили. Их ДНК стабильно. Это настоящее чудо, грандиозное открытие для астробиологии. Только ради этого стоило начинать эту миссию.

— Я их совсем не вижу, — посетовала Нака.

Молчанов приблизился вплотную, аккуратно взял ее за руку и направил палец в левый верхний угол чашки Петри.

— Видишь бледно серую пленку.

— Такие крохи, — она прильнула поближе чтобы рассмотреть.

— В этом пятнышке больше микроорганизмов чем звезд в нашей галактике.

Нака осмотрела лабораторию.

— Многие твои растения умерли, — с чувством вины сказала она.

— Я восстановлю их. У меня еще полно запасов семян, — Молчанов указал на мешочки, аккуратно сложенные в отдалении лаборатории. — Земли хватит чтобы вырастить все.

Она вновь прильнула к куполу.

— Хочешь посмотреть на них вблизи? — спросил Молчанов.