Изменить стиль страницы

Нака посмотрелась в зеркало рядом с входом в свою каюту.

— Удивительно это, — произнесла она, поправляя липкие края повязки.

Молчанов собирал медицинскую утварь обратно в сумку.

— Что именно?

— Память. На лекциях папы говорил студентам о реакторе. Я слушала в лаборантской за стеной. Он не позволял сидеть со студентами. Нака отвлекала их - он говорил. Много шумела. Я все забыла, но сейчас я помню. Так четко. Будто видеозапись проигрывается в голове. Не знаю, как это может быть.

Молчанов привязал сумку к поясу и приблизился к Наке со спины. Аккуратно притронувшись к ее вискам, он неспешно помассировал их.

— Травмы височных долей могут привести к повреждению памяти, но бывает и обратный эффект.

- У меня обратный.

— Кое-что я не могу объяснить. Когда ты проснулась, ты знала, что мы собираемся запустить реактор и, что нас постигнет неудача.

Нака задумалась.

— Не знаю откуда это пришло. Как вспышка знания. Именно она меня и пробудила.

— Мозг по истине удивительная штука.

Она открыла глаза и посмотрела на него через зеркало.

— Ты удивительный.

Молчанов улыбнулся.

— Куда мне до твоих возможностей.

— Я сильная, совсем ничего не болит.

— Ты очень сильная. Но отсутствие болей может тебя обмануть. Тебе нужно уменьшить нагрузки и больше отдыхать.

— Опять пристегнутой к столу быть? Нет. Больше не хочу.

— Ты еще слаба.

— Нет!

Она обернулась и, закрыв глаза, поклонилась ему.

— Андрей—сан спасибо, что ухаживал за мной.

— Не за что.

Все еще держа глаза закрытыми, она заговорила:

— Я видела очень длинный сон. Наш дом в Токио, там была мама, и Кейджу. Мы играли в Го. Это такая настольная игра.

— Я знаю, схоже с русскими шашками.

— Мы смеялись. Вспоминали как папа торопился утром на работу и вылил на рубашку чай. Мама дала ему новую. Он бежал с лестницы и напугал Кейджу, тот от испуга загавкал и наделал лужу. Папа наступил в нее, брызги попали ему на брюки. Пока мама вытирала пол и стягивала с папы старые брюки, я несла ему новые. Они не подошли по цвету галстуку и пиджаку. Пришлось менять и их. Утро было сумасшедшее. Папа конечно опоздал. Перед выходом он обнял нас обеих и поцеловал в щеки. Сказал, что без нас он не справился бы. Еще мне чудилась музыка, такая успокаивающая. Она была знакомой, но я не могла разобрать. Она как будто доносилась изнутри меня.

— Когда ты была в коме я напевал твои песни.

Она открыла глаза и выпучила их на Молчанова.

— Зачем?

— Хотел, чтобы ты слышала знакомые нотки.

Она покраснела.

— Пел я плохо и с твоего разрешения я больше не буду пытаться. Лучше это будешь делать ты.

Она потянулась к нему губами. Молчанов неожиданно отпрянул от нее. Она опустила глаза и прикусила силой губу. Повисло неловкое молчание. Молчанов схватил модуль—компьютер.

— Я собираю данные дляотчета о взрыве. Можно я задам пару вопросов?

Нака кивнула и вернулась к своему отсеку, начала собирать вещи.

— Что ты помнишь перед тем как произошел взрыв?

— Я собиралась проверить генератор, как приказал командир.

— Где ты была в момент взрыва?

Нака резко обернулась.

— Ты хочешь узнать, вина ли это моя?

Она впервые при нем повысила голос. Молчанов выждал несколько секунд и спросил:

— А как думаешь ты?

— Да, — твердо сказал она. — Мне очень стыдно. Моя вина, что миссия чуть не провалилась, — ее голос срывался, она едва не заплакала, но сдержалась. — Я знаю о выходе, знаю ты чуть не погиб. Если бы так, я не хотела бы просыпаться.

Слезы отрывались от кончиков ее глаз и парили в воздухе. Молчанов собрал их ладонью.

— Ты должна думать о том, что есть сейчас. Нужно забыть и жить дальше.

Нака отвернулась.

— Можно я задам еще вопрос? — спросил он.

Она кивнула, вытирая слезы.

— Когда ты была в реакторном, до того, как... Ну ты понимаешь. Ты не видела чего—нибудь странного?

— Странного?

— Тебе не показалось, что генератор был уже неисправен?

— Нет. Это моя ошибка.

— Ты уверена, что в реакторном не было кого—то еще?

— Твои вопросы странные. Ты говоришь или что—то подозреваешь?

— Я пытаюсь установить факты.

Она направилась к проходу, ведущему в соседний модуль.

— Факт один. Я все испортила и моя ответственность. Прости, у меня работа.

Молчанов последовал за ней.

— Меня не надо сопровождать, — резко сказала она, не оборачиваясь.

Проводив ее взглядом, Молчанов, выругался на себя и отшвырнул модуль—компьютер. Тот стукнулся о мягкую поверхность стены, завертелся в воздухе и вернулся обратно, словно бумеранг.

Ему остро захотелось сыграть в шахматы. Из—за задержки сигнала, обычная партия с живым игроком могла длиться не одни сутки и эту практику решили прервать. Молчанов сыграл с компьютером и проиграл в сухую две партии подряд. Ему никак не удавалось сосредоточиться.

Вечером Молчанов прибыл в главный модуль по просьбе командира Стивенсона. Вокруг него кружили несколько голографических экранов. На них отображались видеосообщения из ЦУПа, данные телеметрии и систем реактора.

— Вы хотели видеть меня, сэр? — спросил Молчанов, заметив, что Стивенсон не обращает на него должного внимания.

Командир Стивенсон показал указательный палец вверх, просигнализировав Молчанову подождать. Стивенсон принялся поочередно собирать листы с какими—то записями со стен и складывать их аккуратно в коробочку, сверху легла совместная фотография с дочерьми, висевшая на стене с самого старта. Закончив, он подлетел к столу, где ждала открытая консервная банка с мясом. Подхватив наполненную ложку, он сунул ее в рот, аккуратно прожевал. Запах говядины со специями разлетелся по модулю.

— С кораблем все хорошо, сэр? – спросил Молчанов, указав на экраны.

— Если бы не правки Наки, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

— Сэр, об этом я хотел поговорить с вами. Нака слишком много времени проводит за работой. Она еще слаба.

— Вздор. Она сильнее всех нас. Ее даже твои лекарства не одолели.

— Это так, сэр. Но ей нужен отдых. Еще есть опасность осложнений. Я рекомендовал бы не более трех часов работы в день.

Командир Стивенсон протер лысину и пожал плечами.

— Так скажи это ей. Ты врач экипажа.

— Уже сказал, сэр. Она не послушала.

Командир Стивенсон прожевал новую порцию мяса и с явным нежеланием произнес:

— Я посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо, сэр. Ох, простите, вы же вызвали меня. А я тут со своими проблемами. Совсем забылся.

Командир Стивенсон внимательно выждал пока Молчанов договорит.

— Мне необходим отчетный сеанс.

Повисла пауза.

— Вы серьезно, сэр?

— Абсолютно. Пункт 20.1 положения о безопасности полетов. Каждый член экипажа в случае обнаружения у себя признаков психических расстройств должен немедленно доложить врачу экипажа. То есть тебе. Именно это я и собираюсь сделать.

Командир Стивенсон смотрел на него до безобразия настойчиво.

— Я знаю правила. Но как врач экипажа могу с уверенностью сказать, что каждый из нас сейчас испытывает проблемы. Еще недавно мы были на волоске смерти.

— Я написал прошение об отставке и этот разговор всего лишь формальность. Я обязан приложить заключение врача экипажа и отправлю его сегодня же в ЦУП.

Молчанова словно огрели кочергой по голове. Стивенсон же продолжал нехотя жевать мясо. Судя по всему, через силу. Даже без измерений заметно, что он сильно похудел. Худоба была его обычным состоянием, но теперь это выглядело просто угрожающе: щеки впали, острые скулы оголились, кожа на голове и лице ссохлась и покрылась прыщами.

— Сэр, — тихо обратился Молчанов. — Расскажите, что случилось.

— Я нарушил запрет об использовании связи в личных целях. Перед запуском я отправил сообщение семье.

Стивенсон загреб полную ложку мяса и опустил в рот, проглотил не прожевывая.

— Сэр, вы поступили так как поступил бы каждый.