Из коридора послышался кашель.

Копирование файлов завершилось. Макс собирался отключиться, но заметил папку на сервере облачного хранилища. Судя по тому какой длинный путь к ней вел, Маккензи пытался ее скрыть. Макс поставил и ее на копирование.

Из коридора Бруно строил кривые рожицы. Макс произнес губами беззвучно: “Задержи его”.

Бруно метался от одной стены к другой. Задержав дыхание, он приостановился и смотрел вперед на дверной проем, ведущий с лестничной клетки. Вместо охранника из него появился Маркус Маккензи. Начальник выглядел уставшим и злым. Следом в паре десятков метров гремели шаги других участников совещания.

Бруно стоял посредине коридора, словно статуя. Маккензи шел прямо и смотрел сквозь него.

— Мистер Маккензи, можно с вами поговорить?

Голос совсем не принадлежал Бруно.

— Не сейчас, Литтл.

Маккензи сместился к краю коридора. Бруно шагнул в его сторону и остановился у него на пути.

— Мне срочно нужно.

Ноздри Маккензи сжимались и разжимались, глаза стали плоскими.

— Ты что оглох, толстяк? Отойди в сторону!

Бруно незаметно сглотнул и остался стоять на месте.

— Взял свою жирную задницу и убрался к чертовой матери! — из—за рта Маккензи летели слюни.

— Я не жирная задница, и не ваш раб, — затараторил Бруно, повышая голос. — Я инженер—астрофизик. У меня хорошее образование и я не позволю вам так со мной обращаться.

— Ты что кофе перепил? — оскалился Маккензи.

— Клянусь богом, я вас ударю, если еще раз оскорбите меня.

Бруно сжал кулак и приподнял к голове Маккензи. Начальник не мог подобрать слов, только и косился на кулак и лицо его стало бархатным.

С лестничной клетки вышла толпа людей. Бруно дождался, когда они приблизятся и сделал шаг в сторону. Ноги его подкашивались. Маккензи зашагал прочь, оглядываясь на него.

Макс отыскал Бруно в туалете. Его стошнило и всего трясло.

— Я успел, — сказал Макс.

— Не верю, что сказал это, — произнес Бруно, смотря куда—то в пол.

— Ты молодец.

— Правда?

— Мужик, — сказал Макс по—русски.

— Что значит мозжик?

— Значит, ты все сделал правильно.

Макс протянул ему карту памяти. Бруно вставил ее в модуль—компьютер.

— Теперь мы возьмем его за задницу и поставим к стенке. Он не отвертится.

Бруно замер и посмотрел на Макса осмысленным взглядом.

— А что потом?

— Разве ты не хочешь, чтобы Маккензи выгнали?

— Хочу? — спросил сам себя Бруно. — Я не знаю. А что если следующий будет еще хуже?

— Нельзя жить в страхе, Бруно.

— Ты говоришь это специально. Ты воспользовался мной.

Макс выдохнул.

— Послушай, здоровяк. Маккензи злодей. Мы хорошие парни. А хорошие парни должны бороться со злодеями. И вот наше оружие, — Макс указал на появившийся в воздухе экран.

— Здесь все зашифровано.

Вместо файлов на карте памяти оказались бесконечные непонятные символы. Бруно протянул Максу карту памяти и убрал модуль—компьютер в карман.

— Сможешь расшифровать?

Бруно покачал головой и вытер вспотевшее лицо салфеткой.

— Я не программист.

Макс покрутил в руке карту памяти и сжал в кулак.

— Он хорошо замял следы. Но я не отступлю.

Бруно облокотился спиной на стену.

— НАСА часто использует шифрование. В этом нет ничего странного, — заговорил Бруно. — А марсоход всего лишь телега с научными приборами. Там нет никаких секретов. Все это было зря.

Они помолчали.

— Помнишь, самый первый день, ты сказал мне, что кто—то попросил Маккензи отправить марсоход в пещеру?

— Национальное агентство геологии прислало запрос.

Макс облокотился на стену рядом с Бруно.

— У меня есть друг, Игорь Павлов. Ты его видел, такой высокий и худой.

Бруно покивал.

— Он курирует вопросы изучения марсианского грунта. Ну и налаживает связи, так сказать, а это он умеет лучше, чем кто—либо другой. Он выяснил, что Маркус Маккензи сам предложил им эту идею. Они конечно без вопросов согласились. Кто же упустит такой шанс? Запрос был всего лишь стандартной бюрократической процедурой.

— Зачем ему это?

Макс встал напротив Бруно и улыбнулся.

— Страховка. Все марсоходы НАСА страхуются на случай гибели. Маккензи знал, что колеса марсохода не предназначены для горной местности. Он намеренно отправил его на смерть.

— Но это же деньги НАСА. Они ему не принадлежат.

— Маккензи имеет опыт присваивать чужие деньги. Смотри сам. Он хорошо подготовился, избавился от всех, кто мог что—то заподозрить. Идеальный план если бы, — Макс ударил в ладоши перед лицом Бруно. — Марсиане все не испортили.

— Он мошенник, — сказал Бруно.

Макс помахал картой памяти словно крохотным флажком.

— И я это докажу.

***

Уже двадцать шесть часов никто из членов экипажа не сомкнул глаз.

Командир Стивенсон выглядел измотанным. На лице изредка мелькала озадаченность, после чего он будто пропадал из тела, потом возвращался, глотал лимонный сок, морщился и продолжал говорить.

— ЦУП считает взрыв случайностью. Не сработало несколько уровней релейной защиты. Вероятность меньше одной миллионной, — Стивенсон на миг потерял нить повествования. Потом натужно набрал воздуха в легкие и продолжил. — Судя по логам, шестнадцать дней назад генератор уже останавливал работу, мы ничего не заметили. Возможно, тогда и начались критические изменения. — Командир Стивенсон посмотрел в то место, где обычно находилась Нака. — Взрыв повредил семьдесят процентов аккумуляторных батарей. Оставшиеся непригодны к использованию. Топливный блок находился без охлаждения четыре минуты двадцать две секунды, температура упала на два с половиной градуса. Четыре и две десятых процента частиц топлива погибли.

Ричард Пател удовлетворенно выдохнул.

— При раскрытии треть солнечных батарей была повреждена. Недостаток мощности уже сейчас тридцать пять процентов от расчетного.

Ричард Пател покосился на Покровского. Тот пристально смотрел на командира Стивенсона с невозмутимым выражением лица.

— Для экономии энергии отглушены два грузовых модуля, а также лаборатория Андрея Молчанова.

Молчанов услышал свое имя и на долю секунды пришел в себя. Все взглянули на него с сочувствием, как на неудачного смотрителя музея, которому не позволили спасти от гибели ни один из его экспонатов. Молчанову было плевать. Настолько, насколько плевать мертвецу на убранство собственного гроба.

Командир Стивенсон продолжил говорить, а Молчанов вновь окунулся в полудрему. Сейчас он слышал только собственные мысли, а еще музыку. Очень странную, с использованием неизвестных инструментов, с мотивом бессмысленным и одновременно прекрасным. Как ученый он понимал, что не мог слышать музыку в открытом космосе — все это лишь галлюцинации. Но забыть ее он не мог. Да и не хотел.

Молчанов медленно тянул остывающий чай через трубочку. Горло раздирало от боли, но боль эта была где—то далеко, с кем—то другим. Как и боль в ушах, животе и голове. Он чувствовал только бесконечный космический холод. Толстое одеяло, в которое он был закутан не согревало.

Командир Стивенсон все говорил:

— Через две недели мощность солнечных батарей упадет до критической. За это время нужно восстановить работу реактора. Программу ремонта готовит ЦУП. Если у кого—то есть собственное видение прошу предоставить. Оно будет учтено комиссией.

Покровский скептически фыркнул.

— Приоритет отдается системе регенерации воздуха, топливному холодильнику и Щиту. Освещение будет подаваться шесть часов в день. В остальное время пользуйтесь фонарями. Теплую одежду вы знаете где взять.

Стивенсон убрал модуль—компьютер.

— Андрей, каково состояние Наки?

Молчанов снова вышел из прострации.

— Травмы тяжелые. Она в искусственной коме.

— Прогноз?

Молчанов пожал плечами. Заболела рука — перелом лучевой кости, который он получил от удара баллоном со сжатым воздухом.