Она была блондинкой с умопомрачительно длинными ногами — хоть и облаченные в широкие брюки, они соблазнительно проступали сквозь ткань, и среди сидящих вокруг интербригадовцев послышался восхищенный свист. На ее лице, скорее притягательном, нежели красивом, выделялись умные голубые глаза. Достаточно было взглянуть на неё лишь раз, чтобы понять, какая это решительная и независимая особа.

— Лейтенант Райли, — представил его Мерриман лёгким кивком головы. — Познакомься с мистером Эрнестом Хемингуэем, корреспондентом американской газеты «Альянс», и мисс Мартой Геллхорн из журнала «Кольерс Уикли». Оба они — известные американские журналисты.

Смущённо моргнув, Алекс по очереди протянул гостям руку.

— Очень приятно, — произнёс он.

— Я тоже очень рад, — глубоким баритоном ответил Хемингуэй. — Для меня большая честь познакомиться с таким отважным человеком.

Алекс Райли не представлял, как на это ответить, он кивнул и посмотрел на Мерримана, пытаясь сообразить, что тот им рассказал и что все это значит.

Геллхорн, казалось, догадавшись о его недоумении, подошла к Алексу, и сказала с чувственностью, реальной или воображаемой, но, во всяком случае, волнующе:

— Мы с Эрнестом приехали сюда, чтобы осветить в своих материалах сражение за Бельчите, а за ужином майор рассказал нам о вас, лейтенант Райли. О вашем героизме, проявленном в сражении за Хараму, и что в эту ночь вы собираетесь в одиночку пробраться в тыл врага, чтобы добыть нужные сведения.

Райли вновь посмотрел на Мерримана, на сей раз тот ему заговорщицки подмигнул.

— Он так сказал? — поморщился Райли. — Вынужден заметить, что дела не всегда обстоят именно так, как может показаться со стороны. Я никоим образом не герой и не претендую на это звание.

Марта Геллхорн слегка улыбнулась.

— Майор предупредил, что именно так вы и ответите, — сказала она.

— Вот ответ настоящего героя, — восхитился Хемингуэй.

Райли устало покачал головой.

— Вы знаете, кто такой герой на самом деле? — спросил он. — Тот, кто сумел выжить там, где остальные погибли.

— Ну хорошо, хорошо, — примирительно ответил Хемингуэй, несколько фамильярным жестом обнимая его за плечи. — Не будем спорить, ладно? — И, указывая себе под ноги, добавил: — Почему бы нам не присесть и не поболтать немножко?

Райли почуял запах виски, отчетливо исходящий от журналиста.

— Я что-то не в настроении, — ответил он.

Геллхорн положила руку ему на плечо.

— Пожалуйста... лейтенант.

Райли повернулся к своему командиру, но Мерриман одним взглядом дал понять, что придется согласиться.

— Лейтенант — добавил он — поухаживайте за нашими друзьями, пока я закончу с делами. Их репортажи о войне ценны не меньше танков. Я скоро вернусь, — закончил он, кивнул и ушел.

Алекс посмотрел на Джека в поисках поддержки, но тот глядел лишь на белокурую журналистку — как Хемингуэй, она тоже села у костра.

— Нам бы хотелось с вами поговорить, — сказала она, вынимая из кармана небольшой блокнот. — Расскажите о вашем военном опыте.

— О моем опыте? — переспросил Райли, нехотя сев.

— Что вы думаете, что чувствуете, — вмешался Хемингуэй. — Почему вы воюете. Ради чего.

Прежде чем ответить, Райли окинул журналиста пристальным взглядом.

— Я воюю ради них, — он указал на сидящих вокруг костра людей. — Чтобы они могли вернуться домой живыми и здоровыми.

— И за правое дело, — добавил Хэмингуэй.

Алекс искоса взглянул на журналиста, но ничего не ответил.

— А что вы думаете о войне? — спросила Геллхорн. — Как вы считаете, вы победите?

Райли подобрал с земли камешек и бросил его в огонь — рассеянно, как будто не слышал вопроса. Из костра вылетело облачко искр.

— В этой войне никто не победит, — устало ответил он наконец. — Что бы ни произошло, все проиграют.

— Вот уж чего я никак не ожидала услышать! — призналась Марта.

— А вы хотели услышать про свободу, демократию и всё в таком духе?

— Возможно, про справедливость. Принципы. Мораль...

— Все эти слова ничего не значат на войне, мисс Геллхорн.

— Неужели у вас нет идеалов? — вмешался Хемингуэй. — Разве вы воюете не против фашизма?

— Избавьте меня от этих сказок. Эти слова используют мерзавцы, развязывающие войны, чтобы убедить таких идиотов вроде нас поступить на военную службу.

— Но ведь вы пошли на войну добровольцем, — не сдавался тот. — Должны же быть серьезные причины.

— Да, у меня были на то причины. Только они никого не касаются.

— Не все войны одинаковы, лейтенант.

Райли глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Вы правы, не все. Именно поэтому я и отправился добровольцем на эту войну. Но в конечном счёте и эта война, и все остальные — это лишь кровь, смерть и мерзость. А если вам нужны высокие идеалы и концепции, то лучше поищите их в другом месте.

— К вашему сведению, я тоже был солдатом, — раздраженно заявил Хемингуэй. — Так что не вам читать мне нотации.

— Я знаю, что вы были на Великой войне, мистер Хемингуэй, — ответил Райли. — Водили санитарную машину.

Журналист тут же сменил тон.

— Вы знаете, кто я такой? — спросил он.

— Конечно, знаю. Я читал роман «Прощай, оружие». Хотя, скорее пытался, потому что не смог дочитать. Мне было очень скучно.

Писатель устремил на него высокомерный взгляд.

— Не каждый способен оценить хорошую книгу.

— Может быть, но все равно он скучен.

Хемингуэй выпрямился, слегка пошатнувшись.

— На драку нарываетесь, дружище? — спросил он, закатывая рукава — Некоторым я бил морду и за меньшее.

— Сядь, Эрнест! — решительно остановила его Геллхорн. — Мы пришли сюда поговорить с лейтенантом, а вовсе не для того, чтобы с ним драться.

— Не волнуйтесь, — спокойно ответил Алекс. — Я не дерусь с пьяными, если сам не пьян.

Хемингуэй рванулся к Райли.

— Да я тебя...

Но прежде чем он сделал первый шаг, Хоакин Алькантара вскочил как пружина, и материализовался перед ним,как привидение.

— Какого черта?.. — рявкнул журналист.

— Успокойтесь, друг мой, — произнёс галисиец, прижимая руку к груди. — Почему бы нам не прогуляться? Лично мне ваш роман очень понравился.

— Послушайте, оставьте меня в покое... Я не намерен...

— Пойдемте, — добавил Джек, схватил Хэмингуэя за руку и, не обращая внимания на его сопротивление, потащил почти силком — Я представлю вас остальной роте.

— Но...

Последнее, что услышал Райли, пока они удалялись, была болтовня Джека.

— Вы ведь жили в Париже, разве нет? Это правда — то, что говорят о француженках?

Райли и Геллхорн остались сидеть у костра, глядя вслед журналисту и галисийцу.

— Прошу у вас прощения за невежливость Эрнеста, лейтенант.

Райли небрежно отмахнутся.

— Ничего страшного, я сам его спровоцировал.

Геллхорн нахмурилась.

— И зачем же вы это сделали? Разве вы не знаете, каким успехом пользуются его репортажи в Соединённых Штатах?

— Знаю. Но для него это просто еще одна война. Он всегда говорит о храбрости, героях и идеалах, но пока мы здесь, умираем и гнием в окопах, он будет ловить марлина на яхте у берегов Флориды со стаканом виски в одной руке и сигарой в другой.

— Но ведь такова его профессия, — сказала девушка. — Он журналист, как и я. Мы рассказываем об увиденном, чтобы об этом узнал весь мир. Мы — очевидцы происходящего.

— Ну и что? Ничего не изменится, что бы вы ни говорили или ни делали. Всем вообще плевать.

— Моим читателям не плевать. Иначе они не стали бы читать мои репортажи.

Райли покачал головой.

— Простите меня за прямоту, но для читателей ваших статей это просто развлечение, раздел между политикой и спортом. Подавляющему большинству насрать, кто и почему сражается на этой гражданской войне.

Геллхорн собиралась гневно возразить, но ответ застыл на кончике языка.

— Может быть, вы и правы, — произнесла она, глядя на освещённые пламенем лица сидящих вокруг костра солдат. — И возможно, я — тоже всего лишь часть этого спектакля. То есть, скорее театральный критик, который пишет статьи, а после работы спокойно отправляется спать.