– Не смеши самого себя! Этот мир без таких, как мы, будет скучным. Сам посуди: никакого разнообразия. Ты ведь так хочешь остановить Санитара, не так ли? Но разве, убив себя, ты его остановишь? Запомни, Максим: у Бога должен быть свой дьявол, чтобы бороться с тем, на что Господь сам закрывает глаза. И сейчас этот дьявол – ты.

– Это все гипоксия. Сейчас все пройдет. Пройдет…

Открываю глаза. Все тихо. По телу бегут мурашки, кулончик впился в ладонь так сильно, что впору его выковыривать из кожи. Я сижу на полу в одиночестве в темной комнате, и никого, кроме меня, тут больше нет. Петр, Петр. Где ты, когда ты так нужен?

Поднимаюсь и подхожу к столу. Около него стоит стул, на котором сидел плод моей больной фантазии. Достаю сигарету и закуриваю, опускаюсь на корточки, вожу зажигалкой, освещая пол. Наверное, сейчас моя физиономия выглядит пугающе. Провожу рукой по напольному покрытию и замираю в том месте, где осталась глубокая канавка от острия клинка. А может она тут и была? Нет, я точно сошел с ума. Точно. Мне нужен свежий воздух. Выскакиваю на улицу и втягиваю в легкие прохладу ночи. Мощеная дорожка будто окружена озером – так интересно смотрится крашеная в голубой цвет мраморная крошка. Калитка хлопает от ветра. Наверное, я забыл ее закрыть, приходится это исправить. Возвращаюсь в дом, слышу еле различимые крики из погреба. Славик, видимо, снова очнулся и опять принялся орать, взывая к милосердию. Что же, придется его разочаровать. Проходя мимо кухни, мельком останавливаю свой взгляд на люстре, на секунду представив себе, как бы я смотрелся, болтаясь вместо нее посреди комнаты. Эта идея мне понравилась. Но пока рано. Пока я беру полотенце и заранее подготовленную канистру с водой. Спускаюсь вниз по лестнице, крики становятся четче и громче. Включаю свет, и мой пленник в ужасе кидается в сторону, словно затравленный зверь. Хотя почему «словно»? Он и есть затравленный зверь, и в его случае о смерти можно только мечтать. Его руки связаны за спиной, а на шею надет ошейник. Такой выродок, как он, должен сидеть на цепи. Он должен страдать точно так же, как страдали те, кого он мучил. Его вид жалок, он уже не похож на того парня, которого я увидел в первый раз, за которым я следил столько времени. Все куда-то испарилось: и спесь, и хамство, и самолюбование, и чувство безнаказанности. Вот и сейчас он видит меня с полотенцем и водой и понимает одно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Опять начинается нытье про «не нужно» и «не надо», слезы и мольбы о пощаде. Подхожу к магнитофону и делаю музыку погромче. Включаю видеокамеру. Его родители должны будут получать регулярные посылки от меня после того, как я покончу со своим зверем. То, что я творю, омерзительно, и я это понимаю. Но не омерзительнее того, что творят такие, как Славик и его предки, как те, кого я убиваю… Разница между нами в том, что для них это привычный образ жизни, они не считают свои поступки предосудительными. Что же, должны и они почувствовать все на своей шкуре. Иначе для чего Бог оставил меня в живых? От последней мысли я впадаю в ступор. А ведь мой зверь был прав: Богу и впрямь нужен дьявол. Делаю музыку еще громче.

Люди бесятся с водки, люди бесятся с жиру,

Люди думают вечно одно.

Люди тычут в спину, их пальцы горят,

А в ботинки стекает дерьмо.

Да только мне плевать, ведь это их дерьмо,

Это их проблема, а мне все равно.

И, задравши хвост, я лечу за тобой.

Я ужасно тупой, очень тупой.

Но я могу найти то, что смог потерять.

Мне не нужно крыльев, чтобы летать.

Хорошая крыша летает сама

И в самый низ, и в самые верха.

Славик дергается. Его тело прижато к земле табуреткой, на которой сижу я, его лицо закрыто полотенцем, я медленно лью на него воду. Тут главное не переборщить, вовремя остановиться. Желание угробить подонка слишком сильно, да и перебороть зверя мне становится все сложнее. Славик бьется в конвульсиях, так как его мозг думает, что он тонет и умирает. Спазмы выворачивают тело в безобразных позах, и мне приходится на секунду остановиться. Кода он замирает, я откачиваю его. И так несколько раз. Думаю, на сегодня хватит. Самому уже тошно от происходящего, да и для его мамаши пока будет достаточно и этого. Ее ждет долгий сериал с сыночком в главной роли. Перед тем как исчезнуть, я оставлю обширную коллекцию интересного видео со Славиком. Жаль только, что нельзя его увечить.

Сижу за столом, медленно затягиваюсь сигаретой. Рядом со мной рюмка водки. В принципе, этого более чем достаточно, чтобы скрасить одиночество и заполнить бездонную черную дыру в душе. То, что я делаю, не приносит мне удовольствия, но я должен продолжать. Должен ради своей семьи. Наши правоохранительные органы не смогли мне помочь, так что приходится трудиться самому. Огонек на свече прыгает в разные стороны, танцует свой загадочный танец. Я поднимаю стопку.

– Земля вам пухом.

Опрокидываю ее и затягиваюсь горьким сигаретным дымом. Одиночество – вот мой удел. Правила нельзя менять, чтобы не раскрыть себя раньше времени. Одна машина для работы, обычная и неприметная, как у большинства людей. Другая – для того, чтобы вершить правосудие. Один человек ночью и совсем другой – днем. На работе ты должен быть неприметным людским планктоном. Глупо улыбаться, когда кто-то шутит, поддакивать, когда тебя о чем-то спрашивают, и, естественно, жаловаться на то, что тебе мало платят. Быть типичным работником со средними характеристиками в коллективе, но делать свою работу достаточно хорошо, чтобы тебя не доставало начальство. Ты вроде бы и есть, и тебя вроде бы и нет. Я тот, кто на самом деле существует лишь в одиночестве этих стен. Знаете, что лучшая маскировка – просто зарасти. Борода, усы и длинные волосы до плеч. Стоит так походить пару лет, а потом подстричься и побриться, и тебя вряд ли кто узнает в новом обличии. Остаются только привычки и шрамы, но с ними тяжелее всего бороться.

Выкладываю из кармана маленькую книжечку, ту самую, которую мне подарил когда-то давно отец Петр. Я вызубрил ее наизусть. Свеча, Библия, рюмка водки, зажженная сигарета и человек, который убивает людей ради справедливости. Печальная сцена. Возможно, сейчас, в полумраке этой комнаты явилось истинное лицо нашего мира. Если бы я не желал смерти, то мне бы хватило работы еще на долгие годы. Вернее, одной жизни бы не хватило, да и одного человека было бы мало для такого дела, которое я затеял. А я ли его затеял? Даже смешно получается. Делаю затяжку и выпускаю облако дыма. Должен же быть кто-то наподобие меня, кто будет вносить поправки в то, что творят люди? А может, этот кто-то был всегда, и я всего лишь его продолжение? Нет. Это безумие, Макс. Ты – безумец, раз творишь такое. Впрочем, они творят то же самое и не считают себя больными. А может, тогда я доктор? Может, я лекарь, который им и нужен?

Снова делаю затяжку и наливаю стопку, выпиваю залпом. Как бы то ни было, с этим пора заканчивать. Достаю из стола ноутбук. Интернет – сила и зло двадцать первого века. В поисковике ввожу то, что мне нужно, а конкретнее, того, кто мне нужен. Пименов Станислав Владленович.

Глава XXXIX

11 апреля 2015 года. Один день до Пасхи. 13 часов 35 минут.

Станислав сидел за рабочим столом Сергея и перекладывал документы. Рядом стояла кружка, тянувшийся из нее вверх парок наполнял прокуренную комнату ароматом растворимого кофе. Пименов грыз карандаш, периодически делая им пометки в бумагах.

– Однако… – он откинулся на спинку стула, вытащил карандаш изо рта, постучал им по столешнице и заново переложил листы, словно ища что-то. – Странно. Странно. Была же здесь. Да какого черта?! – он раздраженно швырнул карандаш на стол, встал и начал отчаянно рыться в документах.