– Не глупи, и я добьюсь, чтобы твой сын возглавил Черный легион. Не стоит продолжать их муки: ты и сам знаешь, что их судьба решена. Ты только оттянешь неизбежное. Они – прошлое. Я – настоящее. Думай и выбирай, с кем ты.

От этих слов в голове Силана зашумело, а в глазах помутилось. Стало как-то дурно от всего, что здесь происходило, и даже воздух показался ему спертым и противным, каким-то зловонным. Он с трудом сглотнул слюну и шире раскрыл ворот туники. Словно ошпаренное кипятком, его тело покрылось потом. Он уже определил для себя, что именно он скажет. Богатство, признание и жажда власти оказались для него выше дружбы.

– Ты обещаешь? – опустив голову и еле шевеля губами, промолвил он.

– Я обещаю тебе, что Клементий сыграет не последнюю роль в Черном легионе.

Силан тяжело вздохнул, обвел всех взглядом и, пытаясь не смотреть на Терентия, стал говорить:

– Меня поражает, – воскликнул он, – что предыдущие ораторы, знатные и уважаемые члены сената, говорили о милосердии, решая виновны эти люди или нет! Да, я знаю всех обвиняемых так же, как и вы, и я не стесняюсь говорить об этом вслух. Да, я вел с ними дела, а с Терентием я знаком почти с детства. Но позвольте, разве мы должны вспоминать о дружеских связях, когда речь идет о безопасности нашего государства?! Терентий уверял нас на прошлом заседании, что сейчас нам не грозит никакая опасность, а если она и исходит, то только от Марка! Да, мы все поверили ему тогда. И теперь он снова пытается уйти от ответственности, переложив ее на другого, даже притом, что все факты свидетельствуют об их вине! И поэтому я сейчас говорю не как его друг и не как ваш приятель – я говорю как сенатор Рима! И чем больше я слышал выступлений, тем больше у меня появлялось оснований остерегаться этих заговорщиков, если даже такой человек, как Терентий, который был нашим другом и соратником, оказался волком в овечьей шкуре! Он и сейчас призывал меня убедить вас в его невиновности, но мое сердце и долг гражданина не позволят мне избавить преступников от ответственности! Данный момент требует, чтобы мы немедленно уничтожили злодеев. В наше тревожное время нельзя быть уверенным в том, что они не сумеют ускользнуть от стражи и поднять мятежи в легионах! Может быть, уже сейчас у их сторонников подготовлен заговор с целью вызволить их и снова посеять зерно раздора в нашем государстве, сталкивая нас лбами! Чем большую твердость мы проявим, тем скорее империя избавится от грозящей ей опасности. Необходимо применить к этим преступникам смертную казнь по обычаям наших предков. Как мне ни прискорбно это говорить, но это единственно верное решение! Терентий восклицал, что они граждане Рима, но, став врагами римского государства, они утратили этот статус. Нужно отделить зерна от плевел и вычеркнуть этих мерзавцев из нашей памяти.

Силан был в ударе, речь будто бы сама лилась из его уст. Он сам иногда не понимал, что говорил, – словно кто-то вел его за руку по коридору красноречия, завладев его сознанием и волей. Мысли, казалось, были надиктованы ему извне, а он послушно произносил их вслух. Осознавал он только то, что сейчас, вот именно сейчас, он губит жизни ни в чем не повинных людей, включая своего давнего друга, а также что предает свою совесть и честь. А все из-за того, что он жаден до власти и понимает, что Марк теперь на коне и лучше в данный момент сидеть рядом с ним, а не стоять там, внизу, закованным в железо. Тем более у него есть сын. И если действительно они с Марком объединятся, то их влияние на императора может стать безграничным. А когда Клементий окажется во главе Черного легиона, Марка можно будет и подвинуть.

Когда сенатор замолк, зал встал с овациями. Все было кончено. Силан садился на место, вспоминая слова Марка, которые тот проговорил ему утром: «Никогда не говори так. Жизнь, мой друг, очень странная штука». И действительно, он оказался прав. Слишком уж часто в последнее время он бывает прав... Сев на место, Силан увидел улыбающееся лицо Марка, который положил руку ему на плечо. Но сенатор с омерзением отстранился от нее резким движением.

– Смерть не является карой или наказанием. Она закон природы, неизбежный к исполнению для всех. Мужественные люди встречают ее охотно, – произнес Марк так, что по спине Силана пробежал озноб.

Речь Тацита Юния Силана воодушевила сенаторов. Все присутствующие превозносили и восхваляли его за непреклонность и твердость духа. Говорили о нем как о настоящем гражданине Рима и истинном патриоте, утверждая, что на таких, как он, и держится их империя. После его речи желающих высказаться больше не нашлось. Да и обвиняемые уже не произносили ни слова. Через некоторое время, обсудив детали обвинительного заключения, сенаторы приступили к голосованию, но в данном случае оно, по большому счету, и не требовалось: решение о смертной казни было принято единогласно.

Все еще бледный и испуганный от того, что он совершил, а также от осознания бесповоротности принятого решения, Силан сидел молча, лишь изредка кивая головой в ответ на поздравления и одобрение коллег. Вскоре Тиберий выразил всем свою благодарность и провозгласил конец заседания:

– Отцы-сенаторы, моя опора и подмога в трудных решениях! Я вас больше не задерживаю.

Толпа заседавших устремилась к выходу. Позади не спеша шел Марк в сопровождении Сципиона. Едва они отошли в сторону, как Марк негромко сказал:

– Жаль, конечно, бедняг. Терентий – умный и честный человек. Я бы хотел видеть его в рядах своих сторонников гораздо больше, чем этого скользкого сенатора. Но, к сожалению, он сделал неверный выбор. Я предлагал ему то же, что и Силану, но он предпочел дружбу. Что ж, сам виноват. Вера в людей всегда губила самых лучших и талантливых. На этот раз все опять будет по-нашему. Остается уладить кое-какие дела с Германиком, а после того, как он успокоит рейнские легионы, ничто не помешает нам создать Черный легион. Тиберий уже готов принять мое предложение. Мы показали ему, как слаба его власть и как ненадежна существующая армия. Тиберий и сам понимает, что в случае чего на преторианцев рассчитывать ему не придется, а его собственная армия состоит по большей части из бедных людей. Вольноотпущенники и рабы хоть и хорошо обучены, но не сильно спешат защищать интересы императора. Я же предложу ему новый вид войска, который мир еще не видел и не знал. Во главе с нашим воспитанником. Я покажу Тиберию, на что способны люди. В этом мире захватить власть может любой человек, правда, конечно же, с опорой на армию, а армию я ему предоставлю.

Силан молча прошел по своей вилле, не обращая внимания на почтительно склонявшихся перед ним рабов. Подбежавший к нему Клементий отшатнулся от отца, понимая, что к нему лучше сейчас не обращаться. На вопрос жены «Что случилось?» сенатор лишь отмахнулся рукой. Дойдя до небольшого, постоянно подогреваемого бассейна, в котором он любил нежиться после трудных переговоров или заседаний в сенате, Силан не раздеваясь, вошел в него. Погрузившись в теплую, благоухающую ароматическими маслами воду, он немного посидел, закрыв глаза, а затем стал умываться. Взглянув на свои руки, он схватил пемзу и начал тереть их ею с такой яростью, что вскоре на них выступила кровь. С ненавистью отшвырнув покрасневший камень, Силан обхватил руками голову и застонал. Кусая губы и сжимая кулаки, он выполз из бассейна. Могущественный сенатор корчился на полу и кричал, словно рыба, безмолвно открывая рот, чтобы не привлечь внимания слуг и родни. Распластавшись на мраморе и трясясь больше от нервов, чем от холода, он вскоре заснул. Силан понял, как глупо он проиграл Марку и насколько быстро и безвозвратно наступило его поражение. Предав всех, он надеялся обрести больше, чем имел, а получилось так, что он попросту развязал Марку руки. Нет, он не переживал из-за грядущей смерти своих друзей и коллег, которых казнят на рассвете. За многие годы интриг и хитрых козней он свыкся с предательством, обманом и клеветой. Это стало для него нормой, частью повседневной жизни. Единственным, о чем он страдал, было понимание того, что его так легко обвели вокруг пальца, пообещав сыну должность в еще не существующем легионе. Он почему-то поверил этому призрачному посулу и внутренне сам признал свое поражение. Он привык выбирать сторону сильнейшего, а ведь мог повернуть все в свою пользу. Теперь же его задвинули на задворки политической жизни, как ненужную мебель в сарай. А ведь еще утром он шел в сенат с полной уверенностью в том, что прилюдно растопчет Марка и добьется того, чтобы этого змея с позором вышвырнули из зала заседаний. Силан проделывал это не раз со своими врагами, но почему сегодня все пошло не так, он и сам не мог понять. Еще несколько часов назад он смотрел на Марка свысока, не видя в нем опасности. Как он ошибался. Зачем он произнес эту речь, зачем? Ведь он готовил ее для Марка и никак не предполагал обвинять Терентия. Все произошло как-то не так, не по его воле, словно он был в каком-то дурмане. Мало того, он лично признал при Цезаре правоту Марка, а ведь совсем недавно он в числе прочих обвинял его во всех бедах, и тогда Тиберий внял их речам, наложив запрет на многие начинания Марка, которые так охотно поощрял Октавиан Август. Теперь все обернулось иначе. Старый хитрый лис осознал, для чего он был нужен Марку: все в сенате чтили Силана, и теперь, раз он поддержал этого мерзавца, никто не сможет тому перечить. Сенат поверил Марку, Цезарь поверил Марку, и теперь он, Силан, больше не нужен. С этого момента Марку больше незачем выполнять обещание или прислушиваться к его мнению. Им воспользовались, как продажной девкой, и теперь, получив от него все, что нужно, постараются от него избавиться. А в том, что от него захотят избавиться, Силан не сомневался. Он и сам поступил бы так же.