— Скоро пропасть будет у нас не только под боком, — Ула собрала всю ярость, которая в ней была, — еще она будет у нас над головой, когда тени из другого мира посыпятся прямо к тебе в тронный зал!
— Никто не знает, что будет в том мире! Найдут ли они дорогу сюда? Мы нашли этот путь совсем недавно, хотя тысячи лет жили здесь. Могут пройти еще тысячи лет, прежде чем они поймут, что могут пойти дальше!
— Или они поймут это гораздо быстрее. Но станет слишком поздно для нас, так как уже не останется ни одного поглотителя, способного загнать их обратно! А мы потеряем этот мир, как потеряли свой!
— Что ты говоришь, девчонка!? Мы здесь уже тысячи лет…
— И кого ты видел еще за эти годы? Под боком у тебя пропасть а на стену лезут из лесов долроги! Кто еще есть в этом мире? Сколько писем ты отправлял? Сколько воинов? Никто не вернулся. Вокруг лишь мертвый лес и мертвый мир! Мы остались одни!
— И мы должны защищать то, что осталось!
— А что осталось? Последняя крепость и две тысячи защитников?! Когда ты последний раз видел в крепости ребенка? Знаешь, сколько твоих воинов побывало у меня между ног? Ни один не оставил свой след! Мы вымираем! И нам нужна новая кровь! Нам нужен новый мир, куда можно будет уйти!
— Ты предлагаешь тхарам спариваться с людьми, как животным? Почему тогда не с долрогами?
— Твоему сыну это не претит так, как тебе, — Ула не глядя ткнула рукой назад. И Ксааркаас заулыбался.
— Ему мало что претит. Неудавшееся продолжение рода Харглов!
— Но большего у тебя не будет! И мне не претит подобное, если это нужно для выживания. Люди способны выносить наше семя. А тот, кто идет сейчас к дыре, способен дать нам гораздо больше! И он может стать новым защитником крепости! А если нас станет больше, мы можем пойти сквозь леса. Мы можем найти еще тхаров! Или убедиться, что больше нет нашего мира и заселять его вновь! Но сейчас твои воины умирают, их убивают долроги. Кто останется здесь спустя сотню лет? Твои женщины молят Великие звезды о детях, а твои мужчины больше неспособны дать им живое семя! Даже ты, Правитель Последней крепости, ты не способен зачать ребенка!
Харгл преодолел несколько шагов, отделявших его от дочери и влепил ей пощечину, больше похожую на удар кулаком, оставив длинный кровавый след от тяжелого перстня на ее щеке.
— Ни один воин не уйдет со стен! Я сделаю вид, что этого разговора не было. И тебе лучше уйти сейчас.
Ула с отчаянием оглянулась на брата, прижимая окровавленную ладонь к щеке, ища помощи и поддержки и тот кивнул в ответ.
Харгл вышел из зала, оставив их вдвоем.
— Я просила твоей помощи! — она сорвалась и теперь почти кричала. — Первый и последний раз я просила тебя о помощи, а ты!!!
— Ты просила кивок и ты его получила, — Ксааркаас улыбнулся, раскланялся перед ней и вышел вслед за отцом.
Жар не спадал у Тайги три дня, и еще неделю она отходила от болезни. Ула ошиблась, она не умерла, но была где-то рядом. И все время она чувствовала присутствие Зэсса. Он менял повязки на лбу, обтирал мокрое от пота тело, готовил еду, сохранял в доме тепло и спал рядом на кровати. Когда Тайге полегчало, она с удивлением смотрела, как этот самовлюбленный тип носится с ней, проявляя странную и необычную для него заботу.
Зэсс стал для нее целым миром. Готовая идти куда угодно за ним, она не представляла существования без него. Без его сильных рук и насмешливого голоса. Не было ласки, не было теплоты, но она не видела его равнодушия, принимая заботу за проявление любви. Несколько раз слова готовы были слететь с ее губ, и только вычитанная в книжках истина о скромности и терпении девушки останавливала.
Когда ей стало легче, она снова вспомнила тот ужасный бой в доме. И он показался ей кошмарным сном. Казалось, они уже давно живут вместе в этом домике на краю земли, где нет больше никого. Только двое.
Вечером она придвинулась ближе к устраивающемуся поудобнее Зэссу и спросила, был ли тот бой на самом деле.
— Был. И будет еще. Так что научись хотя бы отмахиваться своим мечом, когда поправишься. Пригодится.
— Научусь. Тебя ранили?
Он отвернул край рубашки и показал темный свежий шрам на груди и предплечье.
— Нас спасла Ула. Не приди она вовремя, не уверен в счастливом исходе.
Тайге не понравилось, что она опять обязана Уле.
— Она не приходит больше.
— Она придет, — Зэсс очень уверенно ответил и закрыл глаза. — Для нее это много значит.
— А я? Я была сильной? — кончиками пальцев она вновь отвернула рубашку и дотронулась до шрама на груди, гладкой, как у подростка.
— Ты жива, это главное… — Зэсс открыл закрытые было уже глаза и посмотрел на девушку, прикоснувшуюся к его шраму на груди губами.
— Тáйга, мне эти порывы не нужны.
— А от Улы нужны? — Она обиженно выпятила губу.
— Если будут нужны, обязательно скажу ей об этом, намажусь медом и попрошу облизать с головы до ног.
— Зэсс, я…
— Спи. Если сезон дождей в этой местности подошел к концу завтра отправимся дальше.
— Тебя не пугает то, что произошло?
— Еще как пугает. У меня шрамов и так хватает.
— Но ты все равно пойдешь дальше.
— Есть великие цели, от которых не отказываются, — он усмехнулся, — у меня как раз такая.
— А ты не заметил, что тут какой-то странный воздух? Будто пахнет все время чем-то, чем-то…
— Спи уже, — он недовольно двинул ее ладонью в лоб.
Глава 16
Утром они собрали еду и припасы и вышли во двор, где их встретила Ула с большим походным мешком сзади и непривычно тепло и много одетая. Она стояла и мрачно ковыряла сырую землю ножнами.
— Я так понимаю, что помощи больше не будет, — Зэсс насмешливо поднял в знак приветствия руку.
— Не будет. Но я иду с вами. Еще один меч вам точно не помешает.
Втроем они покидали деревню под снова начавший моросить дождь. Это была последняя граница перед пустошами. А позади, ближе к противоположному краю деревеньки, оставались догнивать и на растерзание воронью множество трупов: больших и маленьких, толстых и худых, лежащих в разнообразных позах, объединяемых только одним — у всех были искаженные ужасом лица и белые как снег волосы, прибитые дождем.
«Куда она запропастилась?»
Дэя обошла уже весь сад в поисках Илты, а до этого — весь дворец. Точнее те места, в которых она могла быть. Но женщина словно под землю провалилась.
За последнее время Дэя очень привязалась к ней. Дэя заместила ею ту пустоту, которая осталась после смерти матери, а потом преобразовала это замещение под себя. Она уже просто ощущала потребность увидеть спокойную размеренную Илту, поговорить, прикоснуться к ее худой руке. Рассказать все, что накопилось.
А накапливалось с каждым днем все больше и больше: кроме обрюхаченной тринадцатилетней девчонки дар постарался еще и над пузом безумицы, живущей в дальней башне, чтобы ее крики не мешали остальным. Перспектива стать королевой все меньше и меньше казалась Дэе привлекательной. Она понимала, что у короля свои цели, и он следует только им. На остальных ему наплевать. Как наплевать было на ее чувства, когда она убивала ради него, как будет наплевать всегда. Наивная Дэя думала, что имеет некую власть над ним, но как же она ошибалась. В красивых книжках и легендах пишут о том, чтобы забрать чье-то сердце. Но разве можно взять то, чего нет?
Она была слаба, когда просила Илту убить себя и покончить со всем. Дару нужна ее помощь, и она не собирается больше помогать, но что исправит ее смерть? Она была расстроена. Предана. Унижена и уничтожена как женщина. Но прошло три дня, проплаканные у Илты на груди и списанные для короля на лунные. Убивать себя глупо. Даже Илта не сделала этого. Нужно жить, чтобы мстить. А чтобы мстить — нужны мозги и сила. С мозгами Дэе повезло не очень. Все те козни, которые она обдумывала в качестве мести королю, разбивались при тщательном рассмотрении со стороны. Нужны были спокойствие и мозги Илты, у которой пока она не могла попросить помощи. Но знала, что когда она заикнется об этом, та обязательно поможет. Вместе они придумают безупречный план, который уничтожит дара, сотрет в порошок все его старания.