Тáйга побежала вдоль берега, ища место для переправы. На том берегу виднелись редкие деревца, переходящие в густой подлесок. Если она доберется туда, будет возможность спрятаться. Лошади не могут взять след. Ей нужно потеряться из виду.

Она съехала вниз по обрыву, разодрав себе штаны и бок, и ухнула в ледяную воду, обжигающей волной пронесшейся по всему телу после летней жары. Дыхание перехватило, и на мгновение показалось, что река не отпустит назад, к свету и воздуху. Но вскоре она уже барахталась на поверхности, отчаянно пытаясь скорректировать свой путь с течением.

Ее быстро сносило вправо, и, если всадники замешкаются с переправой, она сможет выбраться из воды задолго до них. Лежа на спине, она повернула голову, оглядываясь на обрыв над берегом, где остановились всадники. Один из них снял с плеча лук. Тáйга набрала воздуха и нырнула вглубь. Она держалась под водой, пока легкие не стало жечь. Только тогда выплыла, хватая ртом воздух и тут же ушла под воду, неслышно вопя от боли. Левая половина, включая руку, разрывалась, отказываясь двигаться.

Орудуя правой рукой, задыхаясь от нехватки воздуха и от боли, она поплыла к противоположному берегу, сносимая течением все дальше.

Рай Смурт пускал стрелы пока маленькая темная голова не скрылась из виду, уносимая потоком. Он ясно видел, что одна из стрел достигла цели, видел как дернулся пловец и ушел под воду. И видел, как он снова вынырнул, раненный, но еще живой. Остальные выстрелы не были столь удачны. Раненного мальчишку кувыркало под водой как клубок у кошки в лапах. Он толком из воды то не показывался.

Но еще одну неудачу Смурту не простят. И если он сейчас не поймает беглеца, лучше ему вообще не рассказывать о случившемся дару.

Почему он сразу не подошел к этому юнцу? Почему ждал, гадая? Чистокровный даур, Смурт совсем забыл, что значит чувствовать магию. Когда он последний раз сталкивался с заклинаниями? Сильными заклинаниями, а не фокусами, показываемыми клоунами бродячих артистов? Как же долго до него доходило, что мальчишка скрывает свое лицо! Да и мальчишка ли? Это может быть кто угодно. Старец, женщина, мужчина, та девчонка, которую они ищут. Смурт чувствовал, что это она! Они всегда кружили где-то рядом и всегда чего-то не хватало, чтобы им встретиться. Конечно, это она! Теперь она одна и не знает толком, куда ей идти. Она решила остановиться. Остановиться в Собачьем Ухе. Почему бы и нет? Кто будет ее здесь искать под чужой личиной? Кто узнает ее, кроме чистокровного? Кто тронул ее? Как проснулась в ней эта магия? И знает ли она сама, на что способна? Так или иначе, мальчишка, девчонка, кем бы ни был скрывающий лицо магией, его нужно поймать. Живым или мертвым. Лучше даже мертвым.

Смурт не разделял мыслей дара по поводу ручных магов. Опасно иметь то, чем не можешь управлять. Кто даст гарантии, что завтра маг не обратит против хозяина свои силы? И кто даст гарантии, что его смогут остановить чистокровные? Пусть даже все чистокровные вместе взятые.

Маг черпает свои силы в себе, он открывает магию в себе, тогда как равиеру нужна магия, чтобы становиться сильнее. Кто вообще может поручиться, что они смогут остановить хотя бы кого-то обладающего магией? В мире, где магии нет, нет и равиеров, способных ей противостоять.

Король уверен, что сможет вернуть ту особенность, тот дар, которым они были наделены, он думает, что сможет возродить чистых равиеров. Но Смурт не был так в этом уверен. Они другие. Дауры, не знающие своего предназначения. Они ничего не знают о себе, не знают даже, что делать с тем, что может появиться в их телах. Он не смог распознать магию, когда проехал мимо нее! Так смогут ли они ее контролировать?

Голова мальчишки последний раз показалась над водой. И исчезла за солнечными бликами. Смурт рванул поводья и погнал коня вниз, вдоль быстрых вод реки.

Трех всадников течение будет нести гораздо медленнее, чем легкого мальчишку и расстояние между ними будет только увеличиваться, тогда как по берегу они догонят раненного очень быстро.

Отряд проскакал крутой поворот и почти пронесся было мимо, когда один из солдат обратил внимание Смурта на противоположный берег.

В этом месте обрыв был более пологим, и выбраться из воды не составляло особого труда. Там же виднелись и многочисленные труды в подтверждение того, что именно тут из воды выбрались: мягкая грязь изрыта и перемешана, на тростнике вокруг следы крови.

Преследователи легко выбрались тем же путем, что и жертва и помчались сквозь редкий лес. Они рыскали вдоль и поперек какое-то время, гоняя лошадей взад и вперед, пока к Смурту не закралось сомнение. Как бы быстро не бегал мальчишка, раненный, от лошадей он уйти далеко не мог, а следы кончались там же, где и начинались: на берегу. Так куда он мог деться? Улететь? Если ты умеешь летать, станешь ли ты барахтаться в реке и ждать, пока тебе в спину пустят стрелу? А если не умеешь, куда ты можешь деться в редком лесу, истекающий кровью и не оставляющий следов?

— Назад! — советник рванул обратно к берегу, по которому не так давно карабкался. Слез с лошади и принялся изучать следы на рыхлой земле, порядком затоптанные им самим и его людьми. Спустя какое-то время он со злостью вскочил на коня и вонзил пятки сапог в бока животному.

Мальчишка не выходил на берег. Не выходил туда, где они его искали. И Смурт снова упустил свой шанс. Мальчишка оказался умнее советника короля. Но вот об этом дару как раз знать не стоило.

Река вынесла Тайгу на берег, когда делала очередной поворот. Обессилившая, замерзшая в холодной воде, она долго лежала на солнце на правом боку, стараясь согреться и не двигаться, чтобы не тревожить плечо. Ей даже было сейчас все равно, гонится за ней кто-то или нет. Идти она не могла. Сил не было совсем. Она несколько раз пыталась выбраться из быстрого течения, карабкаясь на берег, но ее сносило снова и снова, когда, казалось, что она почти уже вылезла. Если бы река сама не отпустила свою жертву, Тáйга просто утонула бы, обессилев.

Когда зубы перестали стучать, она попыталась отломить наконечник, торчащий чуть пониже ключицы.

Стрела прошла насквозь и казалась хрупкой, но, как только она дотрагивалась до нее, дикая боль в плече заставляла бросать эту затею. Даже напрягшись и заревев от боли и отчаяния, она не смогла переломить наконечник. И снова рухнула на липкую грязь берега.

— Может, так оно и лучше, — девушка тихо прошептала про себя. — Кровь будет меньше идти.

Казалось, стрела затыкает собой рану, словно пробка бутылку — вынь ее и вся кровь уйдет, вместе с жизнью. А жить Тáйга собиралась еще долго.

Она встала на колени и поползла прочь от реки, опираясь на здоровую руку, затем встала и, шатаясь словно колокол, зашагала вперед. Ей нужна была помощь. Люди, живущие поблизости, кто угодно. Вытащить стрелу, промыть и перевязать рану. И она пойдет дальше. Она не обладала обширными познаниеми в ранах, но стрела торчала аккурат под костью, не задевая ее. А мясо всегда новое нарастет. Так говорил отец, когда она приходила домой с очередной ссадиной. Она привыкла к ноющей боли, находила положение для руки и, если ненароком не задевать ее и не двигать, то почти ничего не чувствовалось.

Ее больше пугала красная струйка, все время сочащаяся из раны. И отсутствие поселений. Ни одной хижины или дома, ни одного поля. Кузнец говорил, что должны быть деревни. Но кто знает, сколько до них идти?

Пройдя приличное расстояние, она так и не встретила никого на пути. Не натолкнулась даже на следы дороги. Она сняла с себя грязную рубаху, перепачканную углем и кое-как перетянула руку, чтобы не беспокоить лишний раз.

Только к вечеру, когда повеяло прохладой и трава намокла от росы, стало хуже. Тáйга оторвала молодой коры и жевала ее, пока не отключилась.

К утру ее стало лихорадить. Очень хотелось остаться и не двигаться, но она понимала, что надо идти. На плечо она уже не смотрела. Черные тряпки коробились от крови. Упрямо топая вперед, к ночи она совсем выбилась из сил. Это уже был не сон. Тяжкое забытье, из которого невозможно выбраться.