— А если всю перелить? — не сдавалась я. Мало ли, что там в школе говорили.

— Человеку? Умрет, без вариантов.

— А если вампиру перелить кровь человека? Ну, полностью, его откачать, а человеческую залить? — даже и не знаю, зачем бы это могло им понадобиться, но интересно же.

— В вену нельзя, — начал объяснять он столь спокойно и обстоятельно, словно они там только и делали, что эксперименты по тотальному переливанию крови проводили. — При соотношении 50 на 50 начинается отторжение, да и в меньших количествах ваша кровь нам самочувствия не улучшает. А вот если через желудок… тогда весьма интересно получается…

— Что?

— А не скажу! — он столь хитро улыбнулся, что захотелось немедленно его поцеловать.

— Нет, скажи! — оторвавшись от его губ, я потребовала ответа.

— Ни за что! — смеялся он, падая головой на мою подушку и увлекая меня за собой.

— Тогда буду целовать, пока не скажешь! — удобно устроившись сверху, я преступила к немедленному исполнению своей угрозы. Он не возражал, лишь его руки скользили по моей спине, безбожно задирая мне рубашку все выше. А я целовала его лицо, его божественно прекрасное лицо, столь совершенное в своей красоте, что хотелось рыдать от восторга, что я могу видеть его столь близко, могу гладить его, целовать. Его высокий лоб, который никогда не знал и не узнает, что такое морщины, его черные дуги бровей, его сказочные неземные глаза цвета земли, согретой весенним солнцем, его узкий прямой нос, словно вырезанный резцом гениального скульптора, нежную кожу его щек, никогда не знавших щетины. Его губы, о, бездна, его губы, моя жизнь и моя смерть, моя жажда и мое блаженство!

— Пытка выбрана неправильно, — наконец заявил он, беря мое лицо в ладони и отрывая от себя.

— Тебе не нравятся мои поцелуи? — испугалась я.

— Мне нравятся твои поцелуи. Причем настолько, что если ты немедленно не прекратишь, то я вообще говорить не смогу, не то что на вопрос твой ответить. Кстати, я уже забыл, на какой.

— Я тоже, — счастливо рассмеялась я. Ему нравится! Ему хорошо со мной! — А почему ты говорить не сможешь? И вчера…

— А ты такая наивная маленькая девочка, что не догадываешься?

— О чем? О том, что когда страсть охватывает, стихи не почитаешь? Но «люблю»-то можно сказать, даже сгорая от страсти, а не убегать вот так, молча.

— Ох, Ларка ты моя Ларка, — он притянул к себе мое лицо, очень медленно поцеловал в глаза, затем нежно коснулся губ. И снова отстранил, не выпуская из ладоней. — Это у людей страсть. А у вампиров — жажда. И когда она охватывает, ничего уже не сказать, ни «люблю», ни «ненавижу».

— Почему?

— Нечем, — он улыбнулся, чуть пожав плечами.

— Как это? — что-то он совсем меня запутал.

— Да вот так. Вампиры чем кусают?

— Зубами. Ну, клыками, в смысле.

— Да? И где у меня клыки? — Анхен поджал губы, обнажая два ряда ровных белых зубов. Дав мне налюбоваться с этого ракурса, приоткрыл рот, чтоб мне лучше было видно верхнюю кромку. Не было у него клыков. Вообще. В смысле — даже у людей клыки были. Я непроизвольно провела языком по собственному подобному зубу. Ну да, вот он, маленький острый треугольничек, чуть выступающий над остальными зубами. У него ничего подобного я разглядеть не могла. Не поверив глазам, аккуратно провела по его зубам указательным пальцем. Острые. Не клыки, резцы. Палец мне откусить при желании сможет. Но проткнуть кожу, вену… Никак.

— Ты точно вампир? — только и смогла придумать.

— А что, есть сомнения? — он, похоже, здорово развеселился, глядя на мое изумление.

— Появились, — нет, я, конечно, понимала, что он меня дурит, что в чем-то тут подвох, но в чем? В школе о столь интимных вещах не рассказывали, там все больше о роли вампиров в жизни нашего общества… — Ладно, сдаюсь. Где? Клыки, в смысле. Ну, чем ты кусаешь.

Он поймал мой указательный палец и положил на два верхних передних зуба. Провел по ним. Сначала сбоку, потом по кромке. Чуть прикусил. Поцеловал. Легкими поцелуями двинулся вверх по пальцу, начал целовать ладонь.

— Эти? — не поверила я. — Ты смеешься надо мной! Это резцы, они широкие, ими не прокусишь. И вообще, клыки не спереди, они сбоку!

— Только в ваших сказках, — сообщил мне Анхен, оторвавшись от моей ладони. — Вы ж все по себе меряете. А у вас клыки и впрямь сбоку. Мясо рвать. Ну а мы — мяса не едим, и никогда не ели.

— Можно подумать, вы вообще когда-нибудь ели.

— Давно. Никто уже и не помнит. Но с тех пор у нас и остались зубы. Атавизм. Ну и артикуляционный аппарат. А когда охватывает жажда, зубы втягиваются. До конца, в десны. Остаются только эти два. Деформируются так, что ими можно кусать. А вот говорить уже нельзя.

— Как втягиваются? — не поверила я.

— Больно. Но с годами привыкаешь. А уж с веками… А если ты меня снова доведешь своими ласками до белого каления, то я тебе покажу.

— Тебе не нравятся мои ласки?

— Да что ж ты мнительная такая у меня стала, — он резко перевернулся, опрокидывая меня на спину и нависая надо мной. Поцеловал. Долго, глубоко, обстоятельно, так, чтобы и сомнений не возникало. — Нравятся они мне, Ларка, нравятся. Я ж тоже сейчас от тебя пьяный. Вот разве что контролирую себя чуть лучше. И в целом отношусь к тебе гораздо лучше, чем ты ко мне.

— Неправда!

— Да правда. Просто у тебя память сейчас избирательная. А мне настолько не запьянеть.

— Я не пьяная! Я вообще не пью! — обиделась я. — Я просто тебя люблю, а ты мне не веришь.

— Ты как маленькая вампирочка, пьяная от крови, — он нежно гладил мне основания волос и смотрел так ласково, что я просто не могла на него сердиться. — А что тебе алкоголь нельзя, я знаю, я ж тебя поил.

— Когда это? Что-то я такого не помню.

— Совсем?

— Совсем. Ты меня точно ни с кем не путаешь?

— Тебя спутаешь, — он рассмеялся и поцеловал меня в нос. — Это было в больнице, мы праздновали Новый год.

Что-то смутно мелькнуло. Накрытый стол, я сижу рядом с Анхеном, кто-то поет под гитару… Как в тумане все.

— Ты вспомнишь, — успокоил меня Анхен. — Чуть позже. Побочное действие моей крови. Ты меня сейчас здорово идеализируешь, а потому просто не можешь вспомнить обо мне ничего плохого. А я беззастенчиво, — он поцеловал меня в одну щеку, — этим, — поцеловал в другую, — пользуюсь, — и он вновь приник к моим губам. — И мне даже не стыдно, — сообщил он, оторвавшись.

— Нет, Анхен, погоди, погоди, — мои губы искали его, а руки ловили лицо и зарывались в его шелковистые густые волосы. Мыслей и так было не много, а от его поцелуев и последние разбегались. — Что плохого ты мог мне сделать? Не понимаю.

— Я не специально, — улыбнулся он, глядя на меня своими прекрасными теплыми глазами. — Усталый был очень, вообще соображал с трудом. Не подумал, что у тебя на абсолютно обычные вещи абсолютно нестандартная реакция. А когда увидел, что у тебя стресс, не придумал ничего лучше, чем напоить тебя водкой. Людям обычно помогает. Но девочке со столь высокой долей вампирской крови стало только хуже. Так что опять оказался не прав. Не могу к тебе привыкнуть. Все у тебя не по-людски!

— Это плохо?

— Это трудно. Не могу решить, что мне с тобой делать.

— А какие варианты?

— Да не много вариантов, и все они мне не нравятся.

— А если поцеловать?

— А вот это вариант интересный, — и мы снова целовались, и снова мир был лишь в границах наших губ, в границах наших тел.

— А знаешь, — сообщил он мне, наконец от меня оторвавшись, — у тебя ведь совершенно вампирская реакция на алкоголь.

— Это как? — опешила я. Разве вампиры пьют алкоголь?

— Если я выпью кровь пьяного человека, со мной будет ровно то же самое, что и с тобой в тот вечер.

— О-о, так это поэтому у нас в стране так пропагандируют здоровый образ жизни? — представив Анхена в обнимку с унитазом, я почему-то здорово развеселилась. Как-то я всегда себе представляла вампиров… возвышенней, что ли. Без бытовых подробностей, в общем.