В общем, разочаровал их. Между прочим, походка у разочарованного человека отличается от походки очарованного. Чап-чап, никого и ничего не поймали, не заработали, промахнулись.

В ту новогоднюю ночь я не стал пить шампанское, а, прослушав речи президентов, отправился к машине, решив, что заработок будет хороший. Однако раз на раз не приходится. В основном пришлось возить веселые компании, которые мало внимания обращали на водителя и рассчитывались, скупо отсчитывая рубли. Были, конечно, и шутники, которые, усевшись, командовали: Питер! Киев! Воронеж! Москву никто не заказывал, видно, не были уверены, что там хорошо встретят. Уже под утро, на площади Энгельса, у главной елки города, сел ко мне парень моего же возраста — улыбчивый, разговорчивый, а кроме того — трезв как стеклышко, что для новогодней ночи какое-то исключение. Попросил отвезти на Каменную Горку — не слишком далеко, но и не близко, там взять девушку и далее в Зеленый Луг. Сразу же инициативу светского общения взял он в свои руки. «Хороша новогодняя ночь, верно? Удалась, как по заказу. Что ж, люди такую радость заслужили. Жизнь нынче трудна, хоть раз в году должен быть у человека праздник. Вот у меня золовка, молодая еще женщина, а о жизни говорит неохотно, не верит в лучшее будущее. А я верю. Как не верить, если.» И далее в таком же духе, будто из депутатского корпуса. А когда подъехали, сказал: «Подожди, друг. Две минуты — и мы на месте. Самое большое — три». Больше я его не видел. Что ж, такие пассажиры — не впервой, я выругался на прощанье и поехал домой.

И тут проголосовала девушка, попросила отвезти на Юго-Запад. Далековато. У мужчин я обычно спрашиваю: «Сколько это будет стоить?» Но — девушка. Ладно, поехали. Вытащила платочек, стала шумно сморкаться. Дыхание у нее было прерывистое, как у ребенка после рыданий. Я взглянул — лет восемнадцати-двадцати, не больше, шубка дорогая и модная. «Тебя обидели?» — спросил. «Не. — тяжко вздохнула. — Они. они. Прогнали они меня». — «Как это?» — «Очень просто. Вытолкали за дверь и закрылись.» — «Почему?» — «А потому, что я красивее. Пацаны их на мне повисли». — «Так это девчата?» — «Какие девчата? Шлюхи ихние. А пацаны видят и помалкивают. Весь год мне испортили». — И она, отвернувшись к двери, заплакала. «Да ладно, — сказал я. — Год длинный. Все наладится. — Она не ответила. — А вообще ты чем занимаешься? Учишься?» — «Да нет.» — «Работаешь?» — «Не, я так.» Опять замолчали. Дороги в новогоднюю ночь свободные, ехали быстро. «Я в этом году на журналистику поступать буду, — вдруг сказала она. — Или в театральный. Чтоб они знали!.. А еще есть такой конкурс, „Телевершина“ называется, там телеведущих набирают. Меня возьмут, я красивая. Разве нет?» — «Конечно, красивая». — «Я им всем докажу!» — «Конечно, докажешь. Главное, не сдаваться». — «А еще можно в какой-нибудь танцевальный коллектив, — мечтала она. — Я хорошо танцую, все пацаны в отпад. А эти. Ох, как они меня ненавидят!» Настроение у девушки улучшилось, но все равно она шмыгала носом. «Ну вот, приехали, вон твой дом. Не переживай». Но она не выходила. «Ты хороший, — сказала. — Знаешь, у меня нет денег. Хочешь, я. Можем пойти ко мне, можем здесь». Честно говоря, я не тотчас понял суть предложения. Наверно, тупой. «Да ладно, — ответил. — Спи спокойно».

На улице потягивало ветерком, и шла она кособочась, прятала носик в дорогую шубку.

Не скажу, что такая история приключилась со мной впервые. Как-то остановила девушка около Комаровского рынка. «Отдохнем?» — предложила звонко и весело. Я-то ожидал услышать адрес поездки. «Не понял», — сказал я. «Ну и дурак», — был ответ. Однако красоткой ее не назовешь, как и юницей. Красотки у Комаровки не дежурят, они — у хороших гостиниц или на «стометровке» через Свислочский мост. Сами не навязываются, ждут конкретного приглашения, но торг, конечно, возможен. А ведь еще пару лет назад, когда мы стали влюбляться с Катей, столь откровенных блудодеиц на наших улицах не было. Как замечательно быстро мы начали двигаться куда-то туда. Возможно, там хорошо. В прежние времена, чтобы добиться близости с девушкой, нужно было как-то соблазнить ее, может быть, даже приневолить, а теперь все это ни к чему, торгуйся и получай.

Катя рассердилась, когда я рассказал о том новогоднем приглашении. «Почему бы тебе не задержаться на полчаса? — проворчала она. Наверно, была разочарована моим сегодняшним заработком. — Покрыл бы расход на бензин».

Я вдруг почувствовал ее будущее бессмысленное старушечье ворчание.

Как-то вечером, закончив кататься, я припарковался у дома и тут увидел на заднем сиденье портмоне, а в нем сто зеленых американских рублей и несчитано наших белорусских. Вообще забытые вещи не редкость. Чаще всего забывают зонтики, сотовые телефоны, барсетки. Установить владельца телефона несложно, два-три звонка — и человек рассыпается в благодарностях, мчится — с улыбками, если женщина, с коньяком — мужчина. А вот с зонтиками и барсетками проблема. Несколько раз давал объявления о находке в газету «Из рук в руки», никто, однако, не откликнулся. Обеспечил зонтиками всех соседей и начинаю предлагать по второму разу. Но портмоне с долларами — впервые. Кроме денег были в портмоне какие-то бумажки, я рассмотрел их и с облегчением убедился, что ни адреса, ни визитки нет. Непростую нравственную проблемку пришлось бы решать.

Катя долго разглядывала портмоне, тщательно пересчитывала деньги, и никаких чувств на ее красивом личике нельзя было прочитать. И все же удовольствие проступило. Да, сказала она. И замолчала, как бы раздумывая. С таким же значением и содержанием могла бы сказать — нет. Или — ох. Спустя несколько минут, когда уже вполне привыкла к этим деньгам, как к своим, произнесла неуверенно, в порядке постановки проблемы: «Хорошо бы возвратить человеку». Интересно, что бы она сказала, если бы я вдруг заявил, что адрес есть. А вообще-то знаю что: растяпа. Богатенький, наверно. Что ему сто долларов?.. «Наконец-то отдам долг», — сказал я. «Угу, — сказала она. И опять замолчала. Однако на этот раз ненадолго. — Подожди, — произнесла задумчиво. — Коляску надо будет купить. Кроватку.»

Ну вот, чужой кошелек я уже присвоил, и это шаг к тому, чтобы теперь уже просто у кого-то украсть. Вот, например, стоит у двери сытенький такой, розовощекий чиновник с оттопыренным карманом. Ясно, что в кармане кошелек — толстенький и на кнопочке. Почему он улыбается? О чем думает? Может, о жене? Вряд ли. Жене в троллейбусе не улыбаются. Скорее всего, любовнице. Да-да, к любовнице едет с полным кошельком. Подойти, стать рядом. Слышал, хорошему карманнику нужны музыкальные пальцы. как у пианиста. скрипача. виолончелиста. Так, два пальца в карман. или три?.. Нет, два. Вот он, толстячок. Как его подцепить?..

— Караул! Грабят!

Нет, особые качества нужны, чтобы украсть, даже при мысли об этом испуганно бьется сердце. Интересно, среди евреев есть карманники? Или это славянская профессия? Нет, из меня карманника не получится.

Вдруг позвонила жена Вани, позвала Катю. Поначалу я прислушивался к их разговору, но скоро занялся своими делами. Необычным было лишь то, что перезванивались они обыкновенно накануне праздников, а тут праздника не предвиделось. Говорили долго, ахали-охали, порой смеялись. Особенно близкими подругами они не были и перезванивались, скорее, поддерживая нас с Ваней. Прощаясь, говорили такими сладкими голосами, будто для того, чтобы хватило ее, сладости, на полгода, до следующего звонка. Обычно мне о содержании разговора не говорила — какое такое содержание? Обычная женская болтовня, но в этот раз Катя вошла ко мне явно озадаченной и, судя по округлившимся глазам и загадочной улыбке, с некой необычной информацией.

— Знаешь, что она сообщила?.. Она тоже беременна! На третьем месяце.

Новость, конечно, была впечатляющей и затрагивала нашу с Катей жизнь: нужно отдавать долг.