В общем, ночь мы провели в разных комнатах.

Думаю, со временем станет заметно, что в этот период сильно увеличилось количество семейных разрывов и разводов. Как странно, что события в государстве, политика и идеология, так влияют на близость между мужчиной и женщиной.

Интересно, как выживают мои одноклассники и однокурсники? Что, я самый невезучий? Прощаясь, на выпускных вечерах мы обещали друг другу перезваниваться, переписываться, встречаться. Но вот прошло несколько лет — где они? С одноклассниками у меня связаны, конечно, более нежные воспоминания, но с ними-то совсем уж разошлись наши пути. Где вы, Соня, Света, Лида, Ира, Тамара? Миша, Эдик, Аркадий, Толик? Вспоминаете ли меня? Нет лиц красивее ваших, нет больше в унисон с моим звучащих голосов. С каждым годом все дальше мы уплываем, улетаем друг от друга, а может быть, и от самих себя.

Конечно, надо бы пойти на биржу, то есть в отдел занятости, зарегистрироваться и получить пособие. Но как это я, журналист с хорошими публикациями, стану жить на пособие?!.. Кроме того, я мечтал стать писателем и уже опубликовал несколько, по общему мнению, неплохих рассказов. Отдел занятости!.. Нет, это невозможно. И все же сходил, не признавшись в этом Кате. Регистрироваться, однако, не стал, походил по коридору, опасаясь увидеть какого-нибудь знакомого, даже заглянул в дверь, перед которой молчаливо и униженно — так мне показалось — толпились и мужчины, и женщины. Постоял у стенда с вакансиями. Вакансий было немало: требовались сантехники, слесари, грузчики, формовщики, обрубщики. Согласен, любой труд почетен, но как это я, журналист, автор ряда заметных материалов. С облегчением вышел на улицу. Буду таксовать, пока не поймает налоговая инспекция. А чтобы подальше от инспекции, я решил меньше кататься по городу, а ездить в ближние города республики. Приезжал на автобусную станцию, ставил машину и шел искать пассажиров. Много не запрашивал — всего лишь стоимость автобусного билета, так что пассажиры находились всегда. Как правило, находились и в обратный путь. Но скоро такие поездки прекратились. Однажды приостановился какой-то молодой парень, с любопытством поглядел на меня. Я в тот день собирал пассажиров до Слуцка. «Сколько берешь?» — спросил он. «Стоимость билета», — сказал я. «Дороговато!» — «Дороговато? Езжай на автобусе, будет дешевле». — «Ладно, поеду с тобой. Скоро?» — «Надо еще два человека». — «Договорились. Подожду около машины. Где стоит?» — «У въезда. АХ-7 68–30». — «Понял».

Попутчиков я нашел скоро. А когда подошел к машине, увидел, что пробиты два передних колеса. Ну, слава богу, не все четыре. Я, конечно, и раньше слышал, что таксисты таким образом мстят нелегальным извозчикам, а вот убедился и сам.

Городок, в котором я родился и где жила моя мать, находится довольно далеко, километрах в трехстах. Я ездил к матери раз в месяц. Во-первых, проведать, во-вторых, всегда получал от нее денежек и на дорогу, и на прожитье. Кроме того, если запастись водкой, можно было с некоторой выгодой обменять на бензин. Тогда это было просто: ставишь на капот бутылку, держишь в руках канистру и шланг. Иногда ездит со мной и Катя. Отношения у них сложились неплохие, но. «Я не позволю себе конфликтовать с твоей женой», — сказала как-то мама. А Катя, когда позже я с гордостью передал ее слова, отреагировала мгновенно: «Ох-ох-ох!» Какие-то неявные разнонаправленные движения в их душах происходили. Что-то протестное они друг другу сообщали самим фактом своего существования. Конечно, у Кати возможностей было больше: ночная кукушка. Например, обычно во время нашей близости она никогда никаких сладострастных стонов не издавала, все у нас совершалось довольно тихо, но здесь Катю как подменяли. Я клал ладонь на ее рот или закрывал губами, шептал: «Тише, тише!» — но все это словно еще и возбуждало ее. Разумеется, таким образом она давала знать моей маме, которая спала за стеной, о своей роли в нашей жизни.

Родители Кати живут далеко — в России, в небольшом городке Воронежской области. Катя ездит к ним раз в год. Однажды побывал и я. Встретили они меня с большим интересом: как это такой охламон охмурил их принцессу? Но Катя молодец, во-первых, раз за разом обнимала меня, чтобы показать уровень отношений, во-вторых, не призналась, что я — безработный. Ну а поскольку приехали мы не на поезде, а на своем авто — тогда еще не рядовой случай, — мнение обо мне сложилось вполне удовлетворительное.

Впрочем, знакомы мы уже были: они приезжали на нашу свадьбу. Но свадьба дело нервное, суетливое, да и жить им пришлось в гостинице, — они не поняли меня, я их, а вот теперь — да, можно жить, хотя, конечно, и автомобиль мог быть получше, и квартира просторнее, и. Ну а то, что еврей, — так это, может, и хорошо. Есть же среди них хорошие люди?! Впрочем, это я придумываю, речь о национальности не возникала.

Там есть такая небольшая речка, Хопер называется, а тесть мой, Андрей Афанасьевич, оказалось, заядлый рыбак, и мы разок сходили с ним с удочками. Вот там он несколько раз пытался начать демократический разговор о равноправии наций, вопросительно поглядывал на меня, но когда я заявил, что не еврей и не русский, а белорус, обрадовался: с белорусами в России все ясно — свои. Нашим выходом на реку он остался удовлетворен: в два раза обловил меня, показал, на что в этом деле способен. Ну и опять же, белорус!.. Алена Кондратьевна тоже была довольна: вволю наговорилась с дочкой, пока нас не было, а еще показала свое кулинарное искусство, — в общем, проводили они нас через два дня с надеждой, что все у Кати будет хорошо.

Есть у Кати и старший брат Сергей, он тогда работал в Воронеже на экскаваторном заводе, приезжал познакомиться на машине с шофером, мы с ним и тестем крепко выпили и в тот же день простились, производственные дела требовали его возвращения. И то, что мы так дружно, хотя и с излишествами, посидели за столом, тоже всем было по душе. То, что я молодой успешный журналист и Катька со мной не пропадет, предполагалось само собой. Так выглядело. Ну а то, о чем они думали и говорили между собой, конечно, осталось тайной, ненужной ни мне, ни Кате. Думаю, она не сказала, что я потерял работу. Кому хочется огорчать близких?

Мне оставалось собрать пятьдесят долларов, чтобы возвратить Ване долг, и потому очень кисло стало на душе, когда он позвонил мне. Дождался, черт возьми!.. «Знаешь, какие у меня новости? — весело спросил он. — Со вчерашнего дня я тоже безработный». — «Как так?» — ахнул я. «Да вот так. Закрылась наша контора».

Так я и не понял, что это за контора. Он молчал, и я молчал. Он, как я понимаю, еще не привык к такому своему положению, осмысливал его и вопреки ситуации чувствовал некий беспричинный душевный подъем, а я уже давно прошел этот этап, и мне нечего было сказать. Посочувствовать? Глупо. Выругаться? Разве что. «Слушай, Ваня, — сказал я. — Сто долларов у меня есть, могу отдать хоть завтра». — «Да я не об этом, — он вдруг потерял веселость. — Пока деньги у меня есть. Знаешь что. Приходи, напьемся». — «А, вот это дело! — я и в самом деле обрадовался. — Может, завтра? Я тебе позвоню».

Однако назавтра кое-что изменилось, и я не попал к нему. Ладно, решил, вот соберу еще полсотни, тогда и встретимся.

Это кое-что, случившееся на следующий день, оказалось чрезвычайно важным: Катя объявила о беременности. По этому случаю я купил коробку конфет, мы открыли шампанское и просидели весь вечер, и раньше обычного нетерпеливо легли в постель, словно начальная беременность вызвала у нас усиление сексуальности.

Жизнь после такого сообщения заметно изменилась. Во-первых, надо было заработать денег, во-вторых, больше уделять Кате внимания, в-третьих. Я сам себя и свою роль стал понимать иначе, нежели прежде. И как-то между прочим решил, что теперь отдавать долг не время. Тем более что деньги, как обронил Ваня, у него пока есть.

Всем известна фраза: к хорошему привыкаем быстро. Но быстро приспосабливаемся и к плохому. Уже будто так и надо — стоим в очередях с талонами и продуктовыми книжками, по несколько часов проводим в обменниках, чтобы хоть как-то отбить заработанное, покупаем то, что подешевле, а женщины достают из шкафов девичьи платья и радуются, демонстрируя сохранившиеся фигуры. Старики, пережившие Отечественную войну или много знающие о ней, уверенно закупали соль и сахар, запасались также крупами, макаронами. Наш сосед по лестничной площадке дядя Петя, матерщинник и выпивоха, увидев меня, весело крикнул в раскрытое окно: «Все! Теперь эти гады меня не возьмут! Все антресоли перловкой и макаронами забил!» Эти закупки оказались ошибкой: в крупах быстро расплодилась пищевая моль. Впрочем, дядя Петя нашел выход: завез в деревню родственникам на корм поросятам, а привез несколько хороших кусков соленого сала и вволю попьянствовал «на халяву». Мы никаких таких запасов не делали, но когда я был у матери, она попросила купить побольше соли. Оказалось, мы опоздали: соли в городе уже не было. Правда, в следующий приезд удалось купить пятидесятикилограммовый мешок соли неочищенной, серой, видимо, кормовой, для животных. Так она и лежит там до сих пор.